Противоположная ошибка была допущена президиумом областного суда Карачаево-Черкесской автономной области, который переквалифицировал с ч. 1 ст. 108 УК РСФСР (ч. 1 ст. 111 УК РФ) по ч. 1 ст. 114 УК РСФСР (ч. 1 ст. 118 УК РФ) действия К. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, не согласившись с такой переквалификацией, указала:
«Нанося удар обутой в туристический ботинок ногой в живот потерпевшему, К. предвидел и сознательно допускал возможность причинения потерпевшему тяжких телесных повреждений»[216], то есть совершил преступление не по неосторожности, а умышленно.
В обоих случаях суд допустил ошибку в определении формы вины, что поапекло неправильную квалификацию, которая была исправлена лишь Верховным Судом РСФСР.
Форма вины оказывает определяющее влияние на квалификацию преступления и в том случае, если деяние совершается без умысла, необходимого для привлечения к уголовной ответственности за причинение фактически наступивших последствий. Так, Чертановским межмуниципальным судом г. Москвы М. осужден по ст. 115 УК за то, что в ходе ссоры он нанес удар по лицу Б., которая, падая, ударилась головой о стену, что повлекло причинение легкого вреда ее здоровью по признаку кратковременного расстройства здоровья.
По протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ Президиум Московского городского суда переквалифицировал деяние на ст. 116 УК, указав на отсутствие оснований для утверждения, что умыслом М. охватывалось причинение таких повреждений. Данные последствия наступили по неосторожности М., но, поскольку УК РФ не предусматривает уголовной ответственности за причинение легкого вреда здоровью по неосторожности, его деяние надлежит квалифицировать как совершение насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших причинения легкого вреда здоровью[217].
Для квалификации умышленных преступлений большое значение имеет не только форма вины, но и направленность умысла, под которым следует понимать обусловленную определенными побуждениями мобилизацию волевых усилий субъекта на причинение определенных общественно опасных последствий конкретными способами.
Квалификация преступлений непосредственно зависит от направленности умысла на определенный объект в случаях, когда совершенные действия могут иметь неодинаковое юридическое значение.
Так, сообщение заведомо ложных сведений о якобы совершенном другим лицом тяжком шли особо тяжком преступлении может составлять признаки либо клеветы (ч. 3 ст. 129 УК), либо заведомо ложного доноса (ч. 2 ст. 306 УК). Решающим критерием квалификации здесь является направленность умысла: клевета, соединенная с обвинением в совершении преступления, отличается от заведомо ложного доноса тем, что при последнем умысел виновного направлен на возбуждение против потерпевшего уголовного преследования, а при клевете — на унижение его чести и достоинства.
Неправильное установление направленности умысла на определенный объект на практике иногда влечет необоснованное вменение состава преступления, совершение которого не входило в намерение виновных. Так, Му-в и Мо-в были осуждены за убийство из корыстных побуждений и ошибочно — за разбой, совершенный по предварительному сговору группой лиц с применением предметов, используемых в качестве оружия. Преступление было совершено при следующих обстоятельствах.
Договорившись между собой завладеть путем обмана квартирой, а при неудачном исходе этой попытки убить ее хозяина, виновные для реализации своего плана предложили потерпевшему продать им квартиру, но последний отказался. После этого осужденные вместе с потерпевшим приехали на берег реки, где распивали спиртные напитки. Когда потерпевший уснул, они нанесли ему несколько ударов камнями по голове, отчего наступила смерть. Осужденные завладели ключами от квартиры потерпевшего и впоследствии пытались продать ее разным лицам. Исключая из приговора осуждение за разбой, Президиум Верховного Суда РФ указал, что «умысел осужденных был направлен исключительно на лишение потерпевшего жизни с целью последующего завладения его квартирой, но не путем разбойного нападения». Кроме того, осужденные заранее предполагали завладеть квартирой потерпевшего именно путем мошенничества[218].
Направленность умысла имеет определяющее значение при квалификации преступлений, связанных с посягательством на личность, и для их отграничения от иных преступлений, сходных по объективным признакам. Пленум Верховного Суда РФ в п. 15 постановления от 24 декабря 1991 г. № 5 «О судебной практике по делам о хулиганстве» указал: «Судам следует отграничивать хулиганство от других преступлений в зависимости от содержания и направленности умысла виновного, мотивов, целей и обстоятельств совершенных им действий.
Нанесение оскорблений, побоев, причинение легких или менее тяжких телесных повреждений и другие подобные действия, совершенные в семье, квартире, в отношении родственников, знакомых и вызванные личными неприязненными отношениями, неправильными действиями потерпевших и т. п., должны квалифицироваться по статьям УК, предусматривающим ответственность за преступления против личности»[219].
Без должного учета направленности умысла К. был осужден по п. «в» ч. 3 ст. 228 УК за незаконную перевозку маковой соломки. Рассмотрев дело по протесту заместителя Генерального прокурора РФ, Судебная коллегия Верховного Суда РФ признала, что умысел осужденного после приобретения одного пакетика маковой соломки весом 19,5 г был направлен на ее доставку к месту своего жительства для личного потребления, поэтому деяние следует признать незаконным хранением наркотических средств, которое при отсутствии признака крупного размера не является уголовно наказуемым, и дело прекратила за отсутствием состава преступления[220].
Направленность умысла была неверно установлена и по делу У., осужденного Пермским областным судом по ч. 4 ст. 117 и п. «г» и «е» ст. 102 УК РСФСР.
Преодолевая сопротивление потерпевшей в процессе изнасилования, У. нанес ей несколько ударов кулаком по голове, причинив травму, результатом которой стало повреждение головного мозга. Потерпевшая сумела дойти до деревни, где и скончалась в своем доме. Суд не учел того, что у подсудимого не было причин желать смерти потерпевшей. После того как она прекратила сопротивляться, У. перестал избивать ее, а после изнасилования не только не пытался убить, а даже звал с собой, но она отказалась. Таким образом, умысел подсудимого был направлен на совершение полового акта с применением насилия по отношению к потерпевшей, а причинение вреда здоровью и даже неосторожное причинение смерти потерпевшей охватывается диспозицией уголовно-правовой нормы об изнасиловании, повлекшем особо тяжкие последствия. Следовательно, дополнительное вменение убийства было необоснованным[221].
Квалификация преступления нередко зависит от направленности умысла на причинение вреда избранному объекту определенным способом. Эта зависимость наглядно проявляется при квалификации хищения, ответственность за которое дифференцируется в законе в зависимости от формы хищения, то есть от способа незаконного завладения имуществом. Преимущественное влияние направленности умысла на квалификацию хищения подчеркнуто Пленумом Верховного Суда СССР в п. 2 постановления от 27 декабря 1992 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»:
«Как тайное хищение чужого имущества (кража) следует квалифицировать действия лица, совершившего незаконное изъятие имущества в отсутствие собственника или иного владельца этого имущества, или посторонних лиц либо хотя и в их присутствии, но незаметно для них. В тех случаях, когда указанные лица видели, что совершается хищение, однако виновный, исходя из окружающей обстановки, полагал, что действует тайно, содеянное также является тайным хищением чужого имущества»[222].
