Существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества и государства при превышении должностных полномочий является признаком, отграничивающим преступление (ч. 1 ст. 286 УК) от дисциплинарного проступка. Общественная опасность этого деяния концентрированно выражается не в указанных последствиях, а в намеренном совершении должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и поэтому чреватых грубым нарушением прав и законных интересов. Преднамеренный же характер совершения таких действий свидетельствует о том, что преступление совершается с прямым умыслом, независимо от содержания волевого отношения к последствиям, описанным в диспозиции ч. 1 ст. 286 УК.
При механическом применении законодательной формулы умысла для раскрытия содержания вины в любых преступлениях с материальным составом (в том числе в преступлениях, состав которых является материальным лишь по конструкции) упускается из виду волевое отношение к действиям (бездействию) даже в тех случаях, когда именно в них концентрируется характер общественной опасности преступного деяния. Как результат, делается необоснованный вывод о возможности совершения преступления с любым видом умысла или даже только с косвенным.
Например, по мнению С. В. Бородина, с прямым или косвенным умыслом могут совершаться такие преступления, как нарушение неприкосновенности частной жизни (ст. 137 УК, хотя без желания невозможны собирание или распространение сведений о частной жизни лица без его согласия); отказ в предоставлении гражданину информации, затрагивающей его права и свободы (ст. 140 УК, хотя неправомерно отказать в предоставлении такой информации, предоставить гражданину неполную или заведомо ложную информацию возможно лишь при желании совершить такие деяния); нарушение авторских или смежных прав (ст. 146 УК, хотя трудно представить незаконное использование объектов авторского права или смежных прав либо присвоение авторства без желания совершить названные действия); нарушение изобретательских и патентных прав (ст. 147 УК)[138].
А. Э. Жалинский полагает, что с любым видом умысла могут совершаться: незаконное предпринимательство и незаконная банковская деятельность (ст. 171 и 172 УК), незаконное получение кредита (ст. 176 УК)[139], хотя все описанные в диспозициях указанных статей УК действия носят целенаправленный характер и именно в них воплощена опасность названных преступлений. Более того, механическое использование законодательной конструкции умысла привело А. Э. Жалинского к ошибочному выводу, будто лжепредпринимательство (ст. 173 УК) может совершаться только с косвенным умыслом при обязательном наличии любой из целей, сформулированных в диспозиции ст. 173 УК[140], хотя в теории уголовного права общепризнанно, что введение в диспозицию статьи УК специальной цели деяния указывает на то, что преступление возможно лишь при наличии прямого умысла.
Некритически применяя законодательную формулу умысла, ориентированную на преступления с материальным составом, Н. А. Лопашенко пришла к выводу о возможности совершения с любым видом умысла таких преступлений, как незаконное предпринимательство (ст. 171 УК), неправомерные действия при банкротстве (ст. 195 УК), незаконное получение кредита (ст. 176 УК)[141], хотя объективную сторону названных преступлений образуют целенаправленные действия, обманный способ совершения которых, во-первых, воплощает общественную опасность деяния, а во-вторых, явно свидетельствует о желании совершить указанные действия, то есть о прямом умысле.
Видимо, традиционное понимание умысла в преступлениях с материальным составом только как волевого отношения главным образом и в первую очередь к общественно опасным последствиям, предусмотренным в диспозиции уголовно-правовой нормы, нуждается в корректировке. В противном случае механическое применение законодательной конструкции умысла может привести к явно ошибочным выводам. Например, кража чужого имущества образует преступление (ч. 1 ст. 158 УК) лишь тогда, когда причиненный ею ущерб превышает один минимальный размер оплаты труда, в противном случае она квалифицируется как административное правонарушение (ст. 7.27 КоАП РФ). Не вызывает сомнения, что мелкая кража с субъективной стороны характеризуется только прямым умыслом, содержание которого раскрывается в ч. 1 ст. 2.2 КоАП РФ. Было бы совершенно необъяснимым превращение правонарушения, совершаемого с прямым умыслом, в правонарушение с косвенным умыслом только из-за того, что стоимость похищенного имущества превысила один минимальный размер оплаты труда. Ведь нельзя же утверждать, будто уголовно наказуемая кража чужого имущества может совершаться с косвенным умыслом, на том основании, что виновный не желал, а лишь сознательно допускал причинение потерпевшему большего ущерба, чем один минимальный размер оплаты труда.
В теории уголовного права и в судебной практике существует лишь одно мнение: уголовно наказуемая кража может совершаться только с прямым умыслом. Если же, однако, механически применять законодательную конструкцию умысла ко всем преступлениям с материальным составом, то можно прийти к выводу, что кража чужого имущества, причинившая значительный ущерб гражданину (п. «г» ч. 2 ст. 158 УК) или совершенная в крупном (ч. 3 ст. 158 УК) либо особо крупном размере (п. «б» ч. 4 ст. 158 УК), может совершаться с косвенным умыслом (а тем более по неосторожности), если виновный не желал причинения соответствующего ущерба, а лишь сознательно допускал его (или не предвидел возможности его причинения)[142]. Абсурдность подобного суждения очевидна. Точно так же нельзя присвоение авторства или принуждение к соавторству признать совершенными с косвенным умыслом на том основании, что виновный не желал причинить потерпевшему крупный ущерб, а лишь сознательно допускал такую возможность. Совершенно очевидно, что такие преступления характеризуются желанием совершить действия, в которых воплощен характер общественной опасности этого преступления, что указывает именно на прямой умысел.
В действующем УК уголовная наказуемость целого ряда деяний, прежде всего в сфере экономической деятельности, связывается с наступлением последствий в виде крупного ущерба. Представляется, что вид умысла в таких преступлениях определяется волевым отношением не к этому признаку, который предназначен всего лишь для отграничения преступления от иных правонарушений (гражданско-правовых, налоговых, бюджетных, административных и т. д.), а к действиям, характеризующим объективную сторону соответствующих преступлений и в концентрированном виде выражающим их общественную опасность. Например, способами незаконного получения кредита либо льготных условий кредитования в соответствии с законом (ч. 1 ст. 176 УК) служит предоставление банку или иному кредитору заведомо ложных сведений о хозяйственном положении либо финансовом состоянии получателя кредита, иначе говоря, прямой обман. Это означает, что лицо желает совершить данное деяние, то есть действует с прямым умыслом, даже если оно не желало, а лишь сознательно допускало причинение крупного ущерба. Точно так же следует признать совершенным с прямым умыслом использование государственного целевого кредита не по прямому назначению (ч. 2 ст. 176 УК), даже если виновный лишь сознательно допускал причинение последствий в виде крупного ущерба гражданам, организациям или государству.
Еще меньше оснований признавать умысел косвенным, если сознательное допущение устанавливается по отношению к признаку, имеющему квалифицирующее или особо квалифицирующее значение. Например, последствием преступления, предусмотренного частью 1 ст. 165 УК, является любой имущественный ущерб собственнику или иному владельцу имущества, причиненный путем обмана или злоупотребления доверием. Это преступление — корыстное, оно совершается только с прямым умыслом, и для его субъективной оценки не имеет никакого значения волевое отношение к такому квалифицирующему последствию, как причинение крупного ущерба (п. «б» ч. 3 ст. 165 УК).
