В-пятых, некоторые институты уголовного права (приготовление, покушение, соучастие, рецидив) связаны только с умышленной формой вины.
В-шестых, наличие умышленной формы вины обязывает суд исследовать вопрос о мотивах и целях преступления, в то время как по делам о неосторожных преступлениях такая задача не ставится.
С содержанием и формой тесно связана категория объема вины.
Определяя умысел и неосторожность, законодатель исходит из психического отношения только к деянию (действию или бездействию) и его последствиям. Казалось бы, виной не охватывается отношение к таким признакам, как место, время, способ, обстановка совершения преступления и т. п. Однако такой вывод был бы ошибочным, поскольку он основан на чрезмерно узком толковании термина «деяние», понимаемого только как родовое понятие действия или бездействия. Между тем деяние — это не просто активная либо пассивная форма поведения, а поступок, совершаемый определенным способом в конкретных условиях, обстоятельствах места, времени и т. п. Причем нередко именно эти обстоятельства придают деянию общественно опасный характер. Так, занятие охотой в виде промысла либо в качестве хобби превращается в уголовно наказуемое браконьерство, если совершается с применением механического транспортного средства или воздушного судна, взрывчатых веществ, газов или иных способов массового уничтожения птиц и зверей; в отношении птиц и зверей, охота на которых полностью запрещена; на территории заповедника, заказника либо в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации (п. «б» — «г» ч. 1 ст. 258 УК). В таких случаях осознание общественно опасного характера совершаемого деяния означает непременное понимание не только фактической стороны совершаемых действий (выслеживание, преследование и добыча зверя или птицы), но и того, что они совершаются незаконными способами, или в отношении запрещенных для охоты птиц и зверей, или в неустановленных местах.
Иначе обстоит дело, если названные объективные признаки не являются имманентным свойством самого деяния, а служат квалифицирующими признаками либо обстоятельствами, смягчающими или отягчающими наказание. В этих случаях психическое отношение к действию (бездействию) и к прочим объективным признакам преступления может быть неоднородным, например действие — желаемым, а квалифицирующее последствие — непредвиденным, причиняемым по небрежности. Из совокупности разнородных психических отношений нужно выделить отношение к признаку, определяющему в концентрированном виде общественную опасность деяния. По общему правилу[109] в формальных составах признаком, воплощающим общественную опасность совершаемого преступления, является запрещенное законом действие (бездействие), а в материальных — предусмотренное диспозицией уголовно-правовой нормы общественно опасное последствие. Отношение именно к этому признаку и определяет форму вины. Отношение же к остальным объективным признакам деяния, входя в содержание вины, на ее форму не влияет. Совокупность психических отношений виновного ко всем юридически значимым объективным признакам, инкриминируемым субъекту, составляет объем вины. Он устанавливает границы круга тех фактических обстоятельств, которые выражают юридическую сущность совершаемого деяния и виновное отношение к которым обосновывает возможность их вменения субъекту преступления. Это значит, что объем вины рассматривается в рамках психического отношения к деянию и его последствиям, то есть входит в содержание вины. При этом он складывается из психических отношений к обстоятельствам, характеризующим объект и объективную сторону преступления, которые: а) являются конститутивными признаками; б) имеют квалифицирующее значение; в) включены законом в число обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание.
Как уголовно-правовое явление вина существует только в преступлении, которое представляет собой социальный феномен. Поэтому вина тоже представляет социальное явление. Именно социальная сущность вины позволяет обосновать осуждение, порицание общественно опасного поведения субъекта.
Вопрос о социальной сущности вины затрагивался русскими криминалистами еще в прошлом столетии. Так, Н. С. Таганцев[110] и Э. Я. Немировский[111] определяли социальную сущность вины как психологическую настроенность правонарушителя против существующего правопорядка. Выяснению социальной сущности вины как важной теоретической проблемы уделялось серьезное внимание и в советской юридической науке.
До середины 70-х гг. XX в. наиболее распространенным был взгляд на социальную сущность вины как на отрицательное отношение лица к важнейшим интересам общества, выраженное в общественно опасном деянии. Благодаря вине деяние является не просто объективно противоправным, но и свидетельствует об определенном отрицательном отношении правонарушителя к интересам общества либо к правам и законным интересам отдельных граждан. По мере все более глубокого изучения аксиологических (ценностных) аспектов права некоторые ученые стали приходить к выводу, что категория «интерес» является слишком узкой и входит в более широкое понятие «ценности». Кроме того, определение социальной сущности вины через категорию ценностей стало необходимым еще и потому, что вина служит обоснованию отрицательной оценки, осуждения преступника, следовательно, определение вины должно нести этическую нагрузку, которой интерес, в отличие от ценности, не несет[112]. Поэтому более точным представляется определение социальной сущности вины как неправильного отношения к наиболее важным ценностям общества, выраженного в общественно опасном деянии[113].
В приведенных определениях вызывает сомнение правомерность характеристики отношения к социальным ценностям во всех случаях как отрицательного. В литературе уже обращалось внимание на неприменимость такой характеристики к большинству неосторожных преступлений[114]. Качественное различие в психологическом содержании умысла и неосторожности обусловлено различием в ценностных ориентациях субъектов умышленного и неосторожного преступлений. Конечно, иногда в неосторожных преступлениях может проявиться именно отрицательное отношение к основным ценностям общества. О нем могут свидетельствовать, например, сознательное грубое нарушение профессиональной предосторожности либо злостное или систематическое пренебрежение нормами социального поведения. Одним из показателей отрицательных ценностных ориентаций неосторожного преступника является предшествующее привлечение его к дисциплинарной, административной или иной юридической ответственности за нарушение норм социального поведения. Но и у таких лиц уровень деформации ценностных ориентаций значительно ниже, чем у лиц, совершающих умышленные преступления. В большинстве случаев ценностные ориентации субъектов неосторожных преступлений гораздо ближе к направленности законопослушных граждан, чем к ориентациям лиц, совершающих преступления умышленно. Поэтому вряд ли правильно одним и тем же термином характеризовать искаженное отношение к социальным ценностям лиц, совершающих преступления с умыслом, и лиц, виновных в совершении преступлений по неосторожности. Отношение последних к признанным социальным ценностям общества точнее определять не как отрицательное, а как недостаточно бережное либо недостаточно внимательное. Оно может иметь различные оттенки: пренебрежение, беспечность, невнимание, недостаточное внимание. Но при этом общественно опасный результат всегда является для виновного нежелательным и неожиданным.
Следовательно, социальную сущность вины составляет отрицательное (что характерно для умысла), либо пренебрежительное, или недостаточно внимательное (что характерно для неосторожности) психическое отношение к основным социальным ценностям, проявившееся в конкретном преступном деянии.
