Мэгги родом с юга, и, хотя в Новой Англии она уже на протяжении более тридцати лет, она все равно не потеряла своего южного очарования и темперамента. Благодаря ей не беспокоюсь о бабушке, потому что она отдает ей все свое время.
Мэри жила со своей семьей до тех пор, пока не умерла моя мама. Бабушка и дед обратились к ней с просьбой помочь с домом и естественно присматривать за мной. Тогда же ее собственные дети стали для меня моими братьями и сестрами. Мы все делали вместе, потому и росли тоже вместе, главным образом из-за того, что муж Мэгги отказался от них. Если честно, то мы наслаждались нашей жизнью.
Мэгги всегда была чем особенным для нашей семьи, она очень много работала. Мои бабушка с дедушкой потеряли многих друзей из-за нее, потому что они не делали исключения из-за ее цвета кожи и платили ей соответственно, как белому человеку. На самом деле, они заплатили ей гораздо больше, даже если брать обычную ставку для белой прислуги. Тогда это было неслыханно, и естественно людям это совершенно не нравилось. Я помню, что как-то спросил деда об этом, когда мне было одиннадцать лет.
— Дед, не беспокоит тебя, что ты потерял своих друзей из-за Мэгги?
— Позволь я расскажу тебе кое-что, приятель… (мне очень нравилось, когда он так меня называл и, если честно, то я ждал этого) … во-первых, эти «друзья» были не настоящие друзья. Если бы это была не Мэгги, а обычная Мэгги, я бы никогда не узнал, кто есть кто. С возрастом, Митч, ты сможешь увидеть, что у тебя появится узкий круг друзей и наружный. Узкий круг самый важный, и ты должен быть очень осторожен с ним, потому что в него нужно впускать не каждого. Эти друзья должны быть верными, поддерживающими тебя в любой ситуации и надежными. Они как семья, а в семье заботятся друг о друге. Мэгги наша семья — она в нашем узком кругу, Митч. Черт побери, она президент нашего узкого круга, и если кто-то не ценит или не принимает ее, то тому не место среди наших друзей! Все очень просто. Ты понимаешь, что я имею в виду? — я видел, страсть и раздражение отразились на его лице.
— Да, дед, — я был уверен, что понял, о чем он говорил.
— Раз уж мы завели разговор об этом, Митч, меня это не беспокоит, но я должен был тебе это сказать, — он постучал пальцем по письменному столу.
— Да, дед?
— Никогда не суди кого-то, по тому, как они выглядят, по оттенку кожи, этническому происхождению и так далее. Суди по его помыслам, по его сердцу и по намерениям. Если у них доброе сердце, то их намерения будут такими же.
Я понял то, что сказал мне тогда дед, судить по сердцу и следую этому совету, вместе со всеми другими, которые он мне дал за всю свою жизнь, потому что для меня он был особенным человеком, на которого я очень хотел быть похожим. Он был моим идеалом и образцом для подражания, в то время, как другие дети моего возраста поклонялись супергероям, спортсменам, космонавтам и рок-звездам. Мое поклонение ему не изменилось, даже когда я стал старше. Он всегда был МОИМ КУМИРОМ, и до самой моей смерти, он всегда останется КУМИРОМ для меня.
— Митч, милый ... с тобой все в порядке? — я перевожу взгляд обратно на Мэгги, она гладит меня по голове.
— Прости, — улыбаюсь я. — Я задумался о деде. Он бы полюбил Шарлотту. — Он бы ...
— Ты любишь, Шарлотту? — Она наклоняет ко мне голову.
— Ну! — я хлопаю в ладоши. — Что ты для нас приготовишь? — потираю ладони. Мэгги улыбается и подозрительно посматривает на меня, прекрасно понимая, что я пытаюсь сменить тему.
— Я заранее приготовила свой знаменитый салат с курицей. Ты молодчина, что принес мне крекеры, мой мальчик, — она поворачивается к холодильнику и вытаскивает салатницу.
Через несколько минут, я возвращаюсь в гостиную с куриным салатом Мэгги и крекерами. Она не солгала, потому что ба и Шарлотта с такой скоростью жестикулируют друг перед другом, словно каждая из них пытается выиграть гонку. Ох, Господи, ба вытащила откуда-то эти чертовые альбомы!
— Ты можешь не пытать Шарлотту в первый раз? — спрашиваю я, закатывая глаза.
— Ох, не нападай на нее! — Шарлотта легко хлопает меня по бедру, забирая у меня поднос. — Ты был таким милым, малыш, — добавляет она.
— Был? — переспрашиваю я, надув губы. Она хихикает, и ее смешинки отражаются у нее в глазах.
— Я немного разочарована этими фотографиями, — вздыхает она. – Нет ни одной фотографии, где бы ты был в бабочке, интересно, просто посмотреть, как бы ты выглядел умник?
— Видимо, — говорю я, наклонившись к ее уху, — сексуально, — я покусываю ее мочку уха. Бабуля шлепает меня. Я стою к ней спиной, и она напоминает мне, что глухая и нет необходимости мне шептаться.
— Ба, иногда я забываю об этом, потому что ты чертовски громкая! — дразню я ее, она отмахивается руками, показывая, что я говорю глупости.
Шарлотта поднимается с кресла и чмокает меня в губы.
— Присядешь с бабушкой. Я возьму из рюкзака кружку-непроливайку Бруки, — говорит она, перед тем как выйти из комнаты.
Я опускаюсь на место.
— Итак, что ты думаешь? — нетерпеливо спрашиваю я. Она складывает руки вместе и словно начинает читать молитву, затем поднимает на меня глаза, и я вижу несколько слезинок, скатившихся по щеке. — Бабуля? — я хватаю ее за руку.
— Митч, как давно я не видела этого взгляда в твоих глазах. Он стоит каждой минуты ожидания. Я уже ее полюбила ... потому что ты ее полюбил, — она гладит мою руку.
— Ба, не начинай! — быстро показываю я знаками. — Не торопи меня в чувствах, я еще не уверен. Мы же только что познакомились!
— Ты же не хочешь уезжать сегодня вечером. Сама мысль находится вдалеке от нее убивает тебя изнутри, — она бросает на меня сочувственный взгляд.
— Ба, прекрати. Ты не знаешь, о чем говоришь! — я закатываю глаза и качаю головой перед тем, как схватить крекер.
— Я не знаю? — она поднимает бровь. — Я знаю свои способности. Ты можешь доверять ей, Митч ... она относится к узкому кругу.
Я поднимаю ладонью и разрезаю ей воздух, как в каратэ, чтобы ее остановить.
Со смехом входит Шарлотта.
— Ты снова его дразнишь, Ба?
— Не называй ее так, — стреляю я на Шарлотту взглядом.
— Прости ... но она сказала, что я могу. А как я должна называть ее, Митч? — она легко приближается ко мне, но с некоторой осторожностью. Господи, эта женщина уже может читать меня, как открытую книгу, потому что она чувствует, что я собираюсь взорваться.
— Извини, — я потираю лицо ладонями, пытаясь, хоть чуть-чуть прийти в себя.
Шарлотта идет с ланчом к Бруки, сидящую за журнальным столиком.
— Можешь немного подвинуться? — просит она, дотрагиваясь до моей руки. Я мимолетно улыбаюсь, передвигаясь немного влево в кресле. Она втискивается в маленькое пространство, перекидывает одну ногу на другую и откидывается назад в мои объятия. Идеально вписывается.
Шарлотта хихикает, потому что я начинаю свой обычный ритуал, закрываю глаза и утыкаюсь носом в ее шею, вдыхая аромат ее кожи. Господи, как же я буду скучать по этому запаху.
— Я отложил свой отлет до завтра, — говорю я вдруг ни с того, ни с сего. У Шарлотты от неожиданности перехватывает дыхание, и я не могу винить ее, потому что, если честно, сам себе удивлен немало. Черт побери, это все моя бабушка.
— Почему? — спрашивает Шарлотта, повернув немного ко мне голову, но я по-прежнему утыкаюсь носом ей в шею.
— Я не могу лететь, — говорю я.
— Не пойми меня неправильно, но почему?
— Я слишком пьян, и во время полета меня может укачать и из меня выйдет наружу все дерьмо, — улыбаюсь я ей в шею.
Шарлотта смеется.
— Я не знала, что ты был единственным, кто собирался лететь в самолете.
— Я не единственный.
— Ну, ты же ничего не пил, так почему же ты не хочешь лететь? — спрашивает она своим кокетливым голосом, она знает, что я что-то не договариваю.
— Ну, я опьянен твоим запахом. Я хочу увидеть, как ты разденешься сегодня вечером. Если улечу, то точно ничего не увижу! — исповедуюсь я, а потом мы вместе начинаем хохотать. Я смотрю на бабушку, которая удивленно смотрит на нас, приподняв брови.
