— Да сэр, я надеюсь, — с сомнением ответила она, — но когда их так много, и они долго будут здесь, то обычно все начинают ссориться, ты же знаешь, и это неприятно. Я уверена, что больше буду рада тому часу с тобой, чем чему-либо еще, так приятно быть совершенно одной с моим родным милым папой. — И она нежно опять обняла его за шею, а ее розовые губки едва прикоснулись к его щеке.

— Вот как! Когда же это маленькое нашествие приезжает? — спросил он.

— Некоторые из них завтра, нет, в понедельник, потому что завтра воскресенье.

— Чемоданы сейчас занести, сэр? — спросил слуга, заглядывая в приоткрытую дверь.

— Да, Джо, конечно.

— Ой, ты купил новый, да, папа? — спросила Элси, когда Джон принес чемодан, который она еще не видела, и в ответ на его жест подошла и тихонько села рядом с ним.

— Да, моя пташечка, это твой. Вот ключи, Джон, открой его. А теперь, дочка, подойди и посмотри, что ценного ты там можешь найти.

Повторять приглашения не пришлось, в ту же секунду она уже была на корточках возле открытого чемодана, горя нетерпением проверить его содержимое.

— Сначала сними крышку с коробки для шляпок, посмотри, что там, - предложил отец.

— Ох, папа, какая красивая! — воскликнула она, вытаскивая красивую бархатную шляпку, украшенную страусовыми перьями.

— Я рад, что угодил тебе. — И он надел ее ей на головку, с неподдельным восторгом созерцая ее редкую красоту. — Смотри, она точно подходит и очень идет тебе. — Затем, сняв, он положил ее опять в коробку и предложил смотреть дальше.

— Рождественский подарок я сохраню, — ответил он на ее немой вопросительный взгляд.

Элси опять повернулась к чемодану.

— Папочка, какой ты добрый! — И она посмотрела на него снизу вверх, почти со слезами восторга, вытаскивая одну за другой дорогие игрушки, каждую из которых она сопровождала радостными возгласами. Затем она вытащила несколько красивых платьев, некоторые из них были из тончайшей шерсти, другие из богатого шелка, все выполнены с особым мастерством, что говорило о его вкусе. Наконец она вытащила красивую бархатную пелеринку, отороченную дорогим мехом, которая очень гармонировала с ее чудесной новой шляпкой.

Он засмеялся и погладил ее по щеке.

— Мы должны померить эти платья, по крайней мере одно из них, — предложил он. — Потому что они все были выкроены по одному образцу, это было сделано по одному из твоих платьев, которое я взял с собой. Я предполагаю, что они все должны сидеть хорошо. Возьми вот это и отнеси твоей няне, попроси ее, чтобы она одела его на тебя, а потом придешь и покажешься мне.

— Ах, вот оно что? А я удивлялась, как ты мог заказать их на мой размер? — И Элси радостно выскочила из комнаты.

Через несколько минут она была уже опять здесь, окруженная красивыми шелковыми оборочками.

— Ага, кажется, подходит точно, — удовлетворенно проговорил он, поворачивая ее снова и снова с довольным видом. — Няня должна одеть тебя завтра в одно из них, а потом надеть шляпку и пелеринку.

Элси тревожно посмотрела на него.

— В чем дело? — спросил он.

— Я боюсь, что я буду думать о них в церкви, если надену их в первый раз туда.

— Фу! Какой вред это тебе принесет? Это просто щепетильность, Элси. Это единственное в тебе, что мне не нравится. Ну все, не смотри на меня таким расстроенным взглядом, мой птенчик. Я должен сказать, что постепенно ты от этого освободишься и будешь такой, как я хочу. Конечно, иногда даже я думаю, что ты уже становишься лучше в этом отношении.

Какую боль вызвали эти слова в ее маленьком сердечке! Неужели это на самом деле, она теряет чувствительность своей совести? На самом ли деле она меньше теперь боится огорчить своего Спасителя, чем раньше? Сама мысль вызывала у нее страдание.

Она опустила голову на грудь, и маленькие белые ручки конвульсивно сжались, а из груди ее вырвалась безмолвная искренняя молитва покаяния к Тому, чье ухо всегда открыто, чтобы слышать вопли своих детей.

Отец смотрел на нее в недоумении.

— В чем дело, солнышко? — И он нежно прижал ее к себе, отводя кудряшки с ее лица. — Почему ты выглядишь такой сокрушенной? Что я сказал, что могло так ранить тебя? Я не хотел быть резким и строгим, это совершенно необдуманная оплошность.

Она спрятала личико у него на плече и горько расплакалась.

— Это не то, папа, но, но...

— Но что, моя милая? Не бойся сказать мне, — ответил он утешающе. >

— О, папа! Я... Я боюсь, что я не люблю Иисуса так, как любила... — проговорила она сквозь всхлипывания.

— Ах, вот оно что?! Но тогда тебе не нужно больше плакать. Я думаю, что ты очень хорошая девочка, хотя и глупенькая, и я боюсь, что даже с нездоровой сознательностью.

С этими словами он посадил ее себе на колени, вы-

тер слезы и начал непринужденно разговаривать о чем-то другом.

Элси слушала и радостно отвечала, но весь вечер, он замечал, что, как только она оставалась с собой, нео- бычное выражение печали отражалось на ее лице.

«Что за странный ребенок! — рассуждал он с собой, глядя в огонь, после того как отправил ее спать. — Я не могу понять ее. Так странно, что я часто раню ее тогда, когда хочу угодить».

Что же касается Элси, она едва помнила свои новые одеяния, так взволнована была ее чувствительная совесть. Сердечко ее сжималось от боли при мысли, что она отступила от своего дорогого Спасителя.

Но Элси знала, что «если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, Праведника» (1 Иоан. 2:1). К Нему-то она и обратилась со своим грехом и печалью, она надеялась на прощающую всесильную кровь Иисуса Христа, «Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева» (Евр. 12:24). Таким образом, жало совести было удалено, и восстановлен мир. Скоро она мирно спала, как написано: «Возлюбленному Своему Он дает сон» (Пс. 126:2).

Когда же на следующее утро она пришла к отцу, то даже его острый пытливый взгляд не мог заметить даже следа от вчерашней печали на ее лице. Она была тихой, внимательной, но спокойной и счастливой. Так прошел день. Новая одежда ее также не беспокоила и не произвела никакого действия на ее обычное торжественное внимание, сосредоточенное на церковной службе.

— Куда ты собралась, доченька? — спросил мистер Динсмор, когда она осторожно высвободила свою ручку из его и направилась из гостиной.

— В свою комнату, папа.

— Пойдем со мной.

— Для чего, папа? — спросила она, когда отец сел и посадил ее себе на колени.

— Для чего? Что за вопрос? Чтобы ты была со мной, любить тебя и смотреть на тебя, — засмеялся он. — Я

так долго не видел тебя и теперь хочу, чтобы ты была рядом со мной или у меня на коленях все время. Ты не хочешь быть со мной?

— Очень даже хочу, мой родной папочка! — ответила она и обняла его за шею, опуская головку ему на плечо.

Он ласкал ее и некоторое время они разговаривали, затем, все так же держа ее на коленях, он взял книгу и начал читать. Элси с болью увидела, что это была но-велла, и ей так хотелось попросить его отложить ее и употребить драгоценные часы святого дня для изучения Слова Божьего, или взять любую другую книгу о пилигримах в Сион, которую написали верующие нашего или предыдущего поколения. Но она знала, что это будет довольно нетактично для ее возраста что-либо советовать своему отцу. И тогда, невзирая на то, как нежно он ее любил, он ни на одно мгновение не даст ей забыть о своей родительской позиции. Наконец она рискнула и тихо спросила:

— Папа, можно я теперь пойду в свою комнату?

— Почему? Тебе надоело мое общество?

— Нет, сэр, ох, нет! Но я хотела... — Она смутилась и опустила голову, густая краска залила все ее личико. Затем, посмотрев на него снова, она со страхом сказала:

— Я всегда хочу провести немного времени с моим лучшим Другом в воскресенье, папа.

Он растерянно смотрел на нее, в то же время недо-польство выразилось на его лице.

— Я не понимаю тебя, Элси. Ты, разумеется, не можешь иметь лучшего друга, чем твой отец. И разве это правда, что ты любишь кого-то еще больше чем меня?