И мы знаем, что из всех здесь сегодня вас окружающих товарищей по делу вряд ли найдется хотя бы один, который не работал бы с вами у вас дома после спектакля, десятки раз повторяя одну и ту же сцену, добиваясь решить труднейшие задачи творчества. Трудная это была, но и радостная работа, не забудет ее Малый театр никогда. И теперь, сохранив весь блеск и силу вашего ума и таланта, всю глубину вашей любви и веры в театр, но оторванная внешними злыми условиями вашего недуга от непосредственного участия в нашем деле, вы неутомимо продолжаете работать с каждым молодым дарованием нашей сцены, не отказывая никому в вашей бесценной помощи — ни начинающему актеру, ни вашим старым товарищам.
Да, наш второй поклон доблестному члену нашего театра, его слуге, его украшению, все, без тени преувеличения, все — и дух, и тело отдавшего ему, и ему одному.
Ваш недуг — это почетные раны бесстрашно отдавшей всю свою жизнь на большое и светлое дело. И им — этим ранам — третий и низкий поклон от Малого театра".
Гром аплодисментов огласил зал. После Южина выступила M. H. Ермолова и очень трогательно, с особенной задушевностью, произнесла следующие слова: "А теперь не от имени нашего театра, от нас, ваших товарищей, примите горячий братский привет. Вы опять среди нас, на этих подмостках, в нашей работе. Вы по-прежнему сильны духом и внутренней мощью, по-прежнему блещут ваши глаза, звучит по-прежнему ваш голос. Мы верим, что и те внешние причины, которые мешают вам теперь быть среди нас постоянно, уступят нашему страстному желанию видеть вас в деятельной активной работе. Мы жаждем и ждем вашего возвращения. Нам нужно ваше дорогое участие, ваша любовь к нам, ваша поддержка в тяжелые минуты. И нам светлее и легче были бы труды и борьба вместе с вами. Мы ждем вас, дорогой, испытанный, любимый и любящий друг".
После этого О. А. Правдин прочел депешу от Н. И. Гучкова от имени Москвы, а К. Н. Рыбаков — от старейшей бывшей артистки Малого театра П. А. Рыкаловой. Этот привет, по-видимому, страшно взволновал Гликерию Николаевну, напомнив ей старые далекие годы.
Затем выступил П. Д. Боборыкин от Общества любителей российской словесности и окончил свою речь словами: "По праву вы были достойной питомицей Щепкина, были верны традициям его. Честь вам и слава". В ответ на это растроганная юбилярша передала ему, как автору первой пьесы, в которой она дебютировала 50 лет назад, венок с надписью: "8 января 1862 г. ("Ребенок"), воспитанница Позднякова — 8 января 1912 г., Гликерия Федотова".
После этого следовал ряд депутаций от различных театров, обществ, Московского университета, адрес которого прочел H. M. Падарин и который кончался словами, что Московский университет преклоняется перед неувядаемой славой и перед неоценимыми заслугами гениальной художницы русской сцены.
От состоявшегося под моим председательством Попечительства о народной трезвости, которое было тесно связано с Малым театром благодаря драматическим спектаклям в Народном доме, в которых принимали участие артисты Малого театра, выступил мой товарищ по должности Н. К. фон Вендрих, так как я как военный не счел себя вправе официально выступить на сцене театра, и потому я приветствовал Гликерию Николаевну после, когда она после чествования перешла в директорскую ложу.
Под конец приветствий вызвало бурю аплодисментов появление на сцене С. И. Мамонтова, который, выступая от имени московской публики, просил Гликерию Николаевну принять пожертвование на учреждение стипендии ее имени и имени ее покойного сына при филологическом факультете Московского университета.
По окончании всех приветствий юбилярша взволнованным, но твердым голосом, низко поклонившись, произнесла: "Потрясенная, растроганная тем вниманием, которым я окружена сейчас, приношу свою душевную и безграничную благодарность всем почтившим меня; благодарю и вас, моих дорогих товарищей; да пошлет вам Бог сил для неустанного служения тому делу, которому мы служим и в которое все мы безгранично верим". Ее слова вызвали аплодисменты, обратившиеся в грандиозную манифестацию. Занавес несколько раз то опускался, то поднимался.
9 января открылось очередное губернское земское собрание под председательством губернского предводителя А. Д. Самарина. Открывая собрание, я обратился к гласным со следующим словом, посвященным памяти Н. Ф. Рихтера: "Открывая настоящее губернское земское очередное собрание, я считаю своим нравственным долгом выразить перед вами, господа губернские гласные, мое чувство глубочайшего сожаления о кончине незабвенного Николая Федоровича. Эта потеря огромная и трудно заменимая как для московского земства, так и для всей земской России, так и для правительства. Большой ум, твердая воля, колоссальная работоспособность и выдающееся знание земского дела выдвинули покойного Николая Федоровича не только в первые ряды земских деятелей, в тесном смысле этого слова, но, скажу без преувеличений, и в ряды заметных государственных деятелей, опытностью которого во многих случаях пользовались правительственные сферы и к мнению которого прислушивались. Не останавливаясь на заслугах покойного перед лицом земства, которые известны вам лучше, чем мне, я скажу, что лично я как начальник губернии питаю особенно благодарную память к Николаю Федоровичу, советом и помощью сделавшего для меня легким трудное ведение сложного земского дела и с большим тактом умевшего всегда согласовать трудно примиримые подчас требования формальностей закона с современными условиями жизни. Почтим же благодарною памятью дорогого Николая Федоровича, всю свою жизнь и все силы посвятившего земской работе. Объявляю настоящее губернское земское собрание открытым".
Когда я уехал из собрания и гласные заняли свои места, то исправляющий должность председателя губернской земской управы А. Е. Грузинов обратился к собранию с речью: "Скорбным словом приходится начинать настоящее губернское земское собрание. Скончался Николай Федорович Рихтер. Земство понесло невознаградимую потерю. Утрата слишком свежа, и горечь разлуки слишком близка нам, чтобы мы могли в данную минуту подводить итоги его многообразной и плодотворной деятельности. Одно можно сказать, что ушел большой человек, обладавший колоссальным опытом самых разнообразных познаний и поразительной трудоспособности. Ушел человек, с беззаветным самоотвержением посвятивший земскому делу всю свою жизнь до самой последней минуты своего существования. Ушел великий труженик, равного которому вряд ли найти. Ушел, быть может, именно потому, что слишком много сил отдавал любимому делу. Губернская управа просит почтить память Николая Федоровича Рихтера вставанием".
Все встали. Грузинов продолжал: "Между экстренной сессией и текущей скончался бывший председатель Московского губернского земского собрания, в течение долгих лет с честью занимавший эту должность, князь Петр Николаевич Трубецкой. Мы все помним характерную фигуру Петра Николаевича, помним его умелое председательствование и то благодушное отношение, которое зачастую вело к благополучному разрешению острых вопросов, возникавших в собрании. Губернская управа просит почтить вставанием память почившего".
Все встали. Вслед за тем почтили вставанием память скончавшихся М. М. Фирсова, С. Н. Коншина и Г. И. Кристи, после чего А. Е. Грузинов доложил собранию доклад управы об увековечении памяти Рихтера помещением его портрета в управе, постановкой памятника на его могиле и принятии на средства земства расходов по его похоронам. Собрание единогласно приняло это предложение и для разработки всех вопросов избрало комиссию в составе А. Д. Самарина, графа П. С. Шереметева, графа Ф. А. Уварова, Г. Б. Месснера, М. М. Щепкина, П. А. Пузыревского, Н. И. Гучкова, А. И. Геннерта и В. П. Ярыгина. Затем перешли в другой зал, где была отслужена панихида по почившим земским деятелям. По окончании панихиды, когда гласные опять заняли свои места, председатель собрания А. Д. Самарин обратился к гласным со следующей речью:
