18 декабря, в 5 часов 20 минут утра проследовал через Москву Государь император с августейшей семьей, возвращаясь из Ливадии в Царское Село. Императорский поезд имел 15-минутную остановку у платформы императорского павильона. Я не сопровождал поезда, получив депешу министра двора ввиду ночного проезда не беспокоиться. Поэтому я находился на платформе, объехав накануне весь путь, поверяя охрану.
22 декабря я выехал на праздники Рождества в Курскую губернию.
1911 год, подаривший недородом многие области Европейской России, был вполне благоприятным для Московской губернии. Урожай оказался даже лучше урожая благополучного в этом отношении 1910 г., и только урожай фруктов, составлявший для некоторых уездов губернии, с развитым садоводством, значительное подспорье в крестьянском хозяйстве, обманул ожидания и получился ниже среднего. Травосеяние же, являющееся одной из важнейших отраслей хозяйства, достигло в некоторых уездах высшей степени развития и, с захватом под посев трав почти всей площади пригодной земли, развивалось все больше в смысле технического улучшения хозяйства и урегулирования севооборота.
Землеустройство в 1911 г. оказалось чрезвычайно успешным, как по площади вообще произведенных в натуре работ, так и, что особенно было важно, по числу вновь образованных единоличных крестьянских хозяйств на надельных землях, общая цифра которых за один год превысила сумму тех же цифр за три предшествовавших года. Это обстоятельство, несомненно, указывало на жизненность землеустроительной реформы, на ее будущность и на приобретенное землеустроительными комиссиями доверие у народа. Работы на местах в 1911 г. протекали при спокойном и доброжелательном к ним отношении со стороны крестьян и других заинтересованных лиц, без проявления каких-либо недоразумений и с весьма малым количеством жалоб, поступавших в высшие инстанции на постановления уездных землеустроительных комиссий. С изданием Положения о землеустройстве 29 мая 1911 г., чрезвычайно расширившего полномочия землеустроительных комиссий, распространившего компетенцию их на все земли вообще, землеустроительные комиссии могли принимать к своему производству многие ходатайства крестьян и мелких собственников других сословий, которые до этого времени должны были оставаться неудовлетворенными.
В этом году оказалось даже возможным на многих хуторах и отрубах, просуществовавших уже несколько лет, проверить результаты хозяйств на новых началах, не говоря уже о резко проявленном подъеме хозяйственной энергии самих владельцев участков. Повсеместно бросалось в глаза повышение хозяйственной культуры, применение улучшенных способов обработки земли, введение в севооборот новых культурных растений и определенное стремление к повышению производительности земли. В тех же местностях губернии, где издавна земледельческий промысел был вытеснен фабричным, переход к единоличному владению произвел переворот в понятиях крестьян, и в запущенных ранее полях целых селений, после разбивки их на участки, образовался ряд благоустроенных хозяйств с правильным и сложным севооборотом, до введения огородных растений включительно.
В 1911 г. впервые в Московской губернии хозяева-крестьяне в лице владельцев хуторов и отрубов разных уездов имели возможность принять участие в устроенной в сентябре месяце в Москве выставке садоводства и огородничества, причем многие получили почетные и денежные награды.
Так быстро развивались единоличные хозяйства. Уже не приходилось прибегать к уговорам крестьян, они сами шли навстречу, а между тем, года два перед тем приходилось сталкиваться с разными сомнениями крестьян на этой почве и невежеством. Помню такой забавный случай: под влиянием прочитанной в Подольском уезде лекции по землеустройству крестьяне огромного селения решили все перейти на отруба и составили приговор. Когда же приехали землемеры для производства плана работ, то оказалось, что под влиянием какого-то агитатора большинство домохозяев отказалось; кажется, из 50 желавших перейти на отруба осталось всего 15. Конечно, это было очень досадно, но я держался того взгляда, чтобы никогда не уговаривать к переходу, чтобы переход всегда был исключительно добровольный, поэтому непременный член и заявил, что раз они не хотят, то это их добрая воля, принуждать их не будут, и предложил им разойтись. Остались только желавшие перейти, остальные отошли на некоторое расстояние, но остановились и стали наблюдать издали. Переговорив с домохозяевами, переходившими на отруба, землемер наставил фотографический аппарат и предложил им сняться группой. Крестьяне всегда очень любили сниматься. Как только отошедшая группа крестьян увидала фотографический аппарат, то один за другим стали возвращаться. Землемер спросил у них, что им надо; они сказали, что тоже хотят сняться. Но землемер не согласился, говоря, что будет снимать только отрубников. Тогда те начали шептаться и потом вдруг заявили, что согласны идти на отруба, и просили их снять. Один при этом откровенно заявил: "Мы ведь знаем, зачем вы снимаете эту группу. Вы представите ее губернатору, а губернатор спросит: "А где Сидоров? Где Пономарев? Где Семенов?" и т. д. Нет, не желаем отвечать, все переходим на отруба, снимайте".
Эту группу мне поднесли мои землеустроители, как доказательство, что и фотографический аппарат является средством для поощрения к переходу к единоличному владению. В конце концов, все эти отрубники через год освоились со своим новым хозяйством, были очень довольны и вспоминали свои сомнения с большим конфузом.
Кончая свои воспоминания за 1911 г., я хочу еще прибавить, что в этом году до меня впервые стали доходить определенные слухи о Распутине 11. До этого времени я всем этим слухам не придавал никакого значения, считал их простыми сплетнями и возмущался, когда связывали его имя с именем Государыни или Государя.
Он появился, по-видимому, в 1908 г., первый раз под видом странника, прибывшего из Тобольской губернии для сбора на храм. Так как покойный великий князь Дмитрий Константинович имел склонность принимать странников, то Григорий Распутин проник к нему. По слухам, Распутин собрал тогда деньги и уехал. Приехав вновь, он попал к настоятелю храма при Рождественских бараках, отцу Роману Медведеву, которому своими взглядами и разговорами очень понравился, затем, через жену этого священника познакомился с О. В. Лахтиной, которая совершенно подпала под влияние Распутина и благодаря коей он, можно сказать, и приобрел известность. Приезжая в Петербург, Распутин, по-видимому, часто останавливался у нее. Это было вроде штаб-квартиры. Отсюда пошли следующие знакомства.
К этому времени относится его сближение с ректором Феофаном, покровительство Распутина епископом Гермогеном и иеромонахом Илиодором. Через Феофана Распутин попал к великим княгиням Анастасии и Милице Николаевнам, которые довольно долгое время были под его гипнозом и, как говорят, ввели его к императрице Александре Федоровне. Увлечение великих княгинь, рожденных черногорских княжон, продолжалось до тех пор, пока Распутин не распоясался и не стал поносить покойного отца Иоанна Кронштадтского, которого они почитали как святого. Этого было достаточно — великий князь Николай Николаевич приказал его больше не пускать. Великие княгини совсем отошли от Распутина и пытались возбудить против него и императрицу и Государя, но было уже поздно, в Распутина уже верили, он сумел составить себе прочное положение у императрицы, так что попытки великих княгинь кончились неудачей и послужили только причиной немилости к ним со стороны императрицы и Государя.
К Столыпину тоже отношение несколько изменилось после того, как он представил Государю докладную записку со справкой из Департамента полиции о частной жизни Распутина, его кутежах, любовных похождениях, сношениях с разными авантюристами, которые пользовались им для своих целей. Государь, выслушав доклад, не сказал ни слова, а велел перейти к докладу о текущих делах, показав этим свое невнимание и недовольство.
