— Погодите, Божеское наказание ещё впереди! — как-то загадочно промолвил молодой князь Долгоруков.

— Ну, ну, ладно, не каркай! — уже более примирительно сказал ему отец. — К государю-то пойдём скорее. Смотри, Иван, теперь в оба… каждая минута дорога.

Долгоруковы вошли к умирающему императору-отроку.

Цесаревна Елизавета Петровна окончила молитву, подошла к своему державному племяннику, который всё ещё находился в забытьи, перекрестила его и, бросив гордый, презрительный взгляд на Алексея и Ивана Долгоруковых, направилась к двери.

— Ваше высочество, напрасно вы так близко подходите к государю. Оспа — болезнь заразная, — предупредительно произнёс князь Алексей Григорьевич.

— А вы опоздали, князь, — вместо ответа насмешливо промолвила ему Елизавета Петровна.

— Как опоздал? — меняясь в лице, чуть не воскликнул князь Алексей Григорьевич. — Я что-то плохо разумею, ваше высочество.

— Я долго пробыла у государя-племянника и о многом успела переговорить с ним. Вас тут не было, и мешать нам было некому, — с насмешливой улыбкой произнесла Елизавета Петровна и вышла своей величавой походкой.

— Ты слышал?.. Слышал?.. Она ещё глумится. А всё ты, простофиля, разиня, — злобно воскликнул Алексей Григорьевич, обращаясь к сыну.

— Чем же я-то виновен? Ведь над вами цесаревна глумилась, а не я.

— А ты зачем допустил её к государю, зачем их вдвоём оставлял, ротозей!

Но князю Алексею Григорьевичу пришлось скоро прервать своё ворчанье на сына, потому что больной государь забредил и заметался от страшного жара.

— Лиза, ты здесь? — пролепетал он. — Не отходи, пожалуйста, от меня! Как я рад тебе! Что это? Я… я лечу… Господи, как высоко… высоко!.. Пить, пить, жжёт… скорее пить!

Князь Иван дрожащими руками подал державному страдальцу прохладительное питьё. Утолив жажду, император-отрок опять впал в забытьё.

— А дело-то плохо: государю не встать, — с глубоким вздохом проговорил Алексей Григорьевич.

— Уж куда тут встать! Едва ли день проживёт.

— Так надо скорее делать наше дело.

— Ах, батюшка, страшно!.. — тихо ответил князь Иван, опуская голову.

— Чего страшиться? Чего?

— Да как же! Ведь это — большой проступок.

— Не того страшись, что ты подделаешь подпись умирающего государя, а бойся того, что мы не успеем совершить задуманное нами. Ведь тогда наша погибель неизбежна, — тихо, но внушительно промолвил князь Алексей.

— Что делать? Что делать? — простонал князь Иван, ломая свои руки.

— Слушать отца и быть покорным ему.

— Да ведь я и то слушаю и делаю всё, что вы хотите… я беру тяжкое преступление на себя ради вас.

— Ты не так говоришь, Иван: не ради меня ты делаешь, а ради всего нашего рода. Да и что теперь раздумывать, раз дело решено? Ты обязан исполнить то, что мы постановили.

Князь Иван, понурив голову, стоял пред отцом, и ему вспомнилось в мельчайших подробностях всё то, что решили его родичи. Когда выяснилось, что на выздоровление императора-отрока нет никакой надежды, Долгоруковы, мучимые предчувствием за будущее, составили семейный совет. Они, так искусно забравшие в свои руки державного отрока, ни на минуту не отходившие от него, словом и делом поощрявшие его к разным забавам, сознательно толкавшие его на разврат, лишь бы отвлечь его внимание от всего окружающего, и, наконец, сумевшие заставить его обручиться с нелюбимой невестой Екатериной Долгоруковой, казалось, были совсем уже на пороге к высшей власти, и вдруг теперь смертельная болезнь императора грозила им лишением всего достигнутого положения и даже, может быть, полной гибелью. Само собой понятно, что они ревностно заботились о том, чтобы избежать всего этого.

Тускло горели свечи в высоких подсвечниках в Головином дворце, в спальне князя Алексея Григорьевича. Бледный, взволнованный, полулежал он на кушетке, а около него собрались все родичи, близкие ему люди; на всех лицах было выражение непритворной тоски и горя; тяжёлой скукой веяло в этом роскошном покое временщика. Наконец князь Алексей заговорил:

— Всем вам известно, что государь болен, а, по словам лекарей, надежда на его выздоровление совсем слаба. Надо будет выбирать наследника.

— Кого же вы в наследники выбирать думаете? — спросил князь Василий Лукич Долгоруков.

При этом вопросе все присутствующие затаили дыхание и выжидательно глядели на князя Алексея. Он, как бы обдумывая ответ, несколько помолчал, а затем, торжественно показывая рукой наверх, тихо промолвил:

— Да вот она!..

Над покоем Алексея Долгорукова жила его дочь Екатерина, наречённая невеста государя.

Ещё тише стало в покое, все молчали; на дерзкое предложение честолюбца никто не отвечал.

— Что же молчите-то? Говорите! — гневно поглядывая на родичей, крикнул князь Алексей. — Ведь мы не в молчанку собрались играть; надо решать!..

— Хорошо бы написать духовную, будто его императорское величество лично назначил её своей наследницей, — чуть слышно проговорил родной брат князя Алексея, Сергей Григорьевич.

Молчавший дотоле фельдмаршал Василий Владимирович Долгоруков встал со своего места и резко проговорил:

— Неслыханное вы дело затеваете! Разве обручённая царская невеста может быть наследницей русского престола?

Фельдмаршал был прямым и честным человеком и сразу увидел весь вред для России от такого выбора.

— А почему же нет? — не скрывая досады, спросил князь Алексей.

— Да очень просто!.. Ну кто захочет быть её подданным? Не только посторонние, но даже никто из нашей фамилии не пожелает этого! Ведь Екатерина с государем не венчана!

— Не венчана, но обручена.

— Венчание — иное дело, а обручение — иное… Да если бы даже Екатерина была в супружестве с государем, то и тогда сомнительно, чтобы она имела право стать наследницей русского престола, — горячился старый князь.

Алексей и Сергей Долгоруковы стали доказывать ему всю необходимость и выгоду для их рода от этого выбора; они говорили, что стоит только приняться за это дело, и оно непременно увенчается успехом.

— Мы уговорим графа Головкина и князя Голицына, а если они заспорят, то и пригрозить можно. Ты подполковником состоишь в Преображенском полку, а князь Иван — там же майором; да и в Семёновском спорить не будут; слово скажешь — и по-твоему сделается. Вспомни, как Екатерину Алексеевну императрицей сделали!

— Сравнил тоже!.. Наша Екатерина и та!.. Ведь Екатерина-то Алексеевна чья супруга была? Петра Великого! А заикнись лишь о нашей Екатерине, так за это не только бранить начнут, но и убьют, пожалуй! — сердито проговорил фельдмаршал и, не желая более спорить, уехал из дворца.

Едва он вышел, князь Василий Лукич вынул лист бумаги и стал писать подложную духовную.

— Эх, моей руки письмо-то худо! Не напишет ли кто-нибудь из вас получше? — переставая писать, обратился он к окружающим.

Вызвался писать князь Сергей и скоро составил со слов брата и Василия Лукича два экземпляра подложной духовной; из неё явствовало, что император Пётр II после себя назначает на всероссийский престол свою обручённую невесту Екатерину Долгорукову.

Текст завещания был одобрен всеми, а затем был возбуждён вопрос о том, как поступить, в случае если умирающий государь не в силах будет подписать этот документ. В конце концов было решено, что придётся подделать его подпись, и это было поручено князю Ивану Алексеевичу, почерк которого был очень сходен с почерком императора. Князь Иван Алексеевич долго отказывался от этого, но его заставили несколько раз написать имя «Пётр» согласно с одним из документов, подписанных лично государем. Подпись вышла очень схожей, и под давлением родственников князь Иван согласился на подлог.

Всё это вспомнил князь Иван теперь, стоя в спальне умирающего отрока-императора. Его отец хотел ещё что-то сказать ему, но в этот момент государь очнулся и открыл глаза; жар у него немного уменьшился, и он почувствовал некоторое облегчение.

— Кто здесь? — раздался его слабый голос.