И навязываем иной раз колхозу в председатели такого проходимца, какого не следовало бы и на пушечный выстрел подпускать к общественному хозяйству!..
— Может, Борзов плохо знает кадры?..
— Так с этого же нужно начинать! Днём с огнём искать лучших людей! Без кадров провалимся с треском!.. И на месте, в колхозах, нужно продолжать поиски. При всех новых установках насчёт специалистов с высшим и средним образованием на постах председателей никто же нам не сказал, что надо прекратить выдвижение!..
Зимою, когда проходили у нас отчётно-выборные собрания в колхозах, я рассказал Борзову такой случай, — продолжал Мартынов. — Это было в Н-ской области, в одном районе. Я туда наезжал, когда в областной газете работал. Был там самый отстающий колхоз «Сеятель». Уже просто не знали, что с ним делать. С десяток председателей там перебыло, и ни один не справился с работой. Дисциплины нет, люди на работу не идут, все на базарах торгуют, урожайность низкая, на трудодни — копейки. Взяла там верх кучка рвачей-горло-хватов. Обсядут нового человека, либо споят его, в какое-нибудь жульничество впутают, либо доведут до того, что бросает всё, скрывается днями от людей, ни дома не сыскать председателя, ни в конторе, где-то под скирдой спит, махнул на всё рукой — работайте, как знаете!.. Едет в «Сеятель» уполномоченный проводить очередное отчётно-выборное собрание. Секретарь райкома говорит ему: «Не знаю уж, кого им рекомендовать. Самого себя, что ли, или предрика? Нас там только ещё не было. Присмотрись-ка получше к людям. Может, есть у них на месте хороший парень?» Заслушали отчёт правления, сняли председателя — колхозники спрашивают уполномоченного: «Что ж вы никого не привезли? За кого же будем голосовать?» Уполномоченный говорит: «Больше не будем возить вам председателей. Ваш колхоз, вам здесь жить — думайте сами, выбирайте». «Так у нас некого выбирать!» — кричат. И вдруг кто-то там подал голос: «Как — некого выбирать? А вон — Стёпка Горшок. Чем не председатель?» Шум, смех! «Стёпку Горшка!». «Стёпа, встань, покажись народу!» Но не все смеются. Многие колхозники всерьёз предлагают: «Степана Горшкова!».
Степан сидит на передней скамейке — в опорках, одна штанина разорвана по колено, в милицейской фуражке, — когда-то уходил в город, служил там в милиции, потом вернулся в колхоз. Работал он прицепщиком в тракторной бригаде, хорошо работал, трудодней было много, но получать-то по ним нечего было в том колхозе. А семья — больная жена да детишек семеро.
«Степана Горшкова!» — кричат. «Хоть горшка, хоть макитру — всё равно!» А уполномоченный прожил в том колхозе перед собранием два дня, тоже глаз кинул уже на Горшкова. Начал с табелей. Видит, вдвое больше у него трудодней, чем у других колхозников. Что за человек? Никто ему ничего плохого про Горшкова не сказал, кроме того, что с виду неказист, штаны на нём худые. Так ему за колхозной работой, может, некогда было и на базар съездить… Со смехом, с шуточками дело подходит к тому, что нужно голосовать. Горшков просит слова, встаёт. «Товарищи, пока не поздно, пока не проголосовали — подумайте получше. За доверие спасибо, но всё же подумайте ещё. Как бы не пришлось после пожалеть. Может, кой-кому хуже будет». И сел. Шутники не унимаются: «Не будет хуже! Хуже некуда!» «Валяй, голосуй!». Проголосовали. Выбрали председателем колхоза Степана Горшкова.
На другой день приходит Горшков в правление принимать дела от старого председателя. Так же, как был, одет, в опорках, только штанину зашил. Бывший председатель думал сдать дела быстро, как и сам принимал: вот тебе печать, вот подушечка для печати — садись, действуй. Степан: «Без глубокой ревизии не приму». Ему говорят: так была же ревизия, перед самым отчётным собранием, три дня назад! «Вор вора проверял». Вызвал из района ревизоров. Две недели копался, перевешали весь-хлеб в амбарах, продукты в кладовых, сам каждую бумажку в бухгалтерии проверил, поднял дела и трёхлетней давности, в общем, так принял колхоз, что человек пять бывших правленцев и членов ревкомиссии засадил в тюрьму по закону от 7 августа.
Потом созвал бригадиров и говорит: «Довольно вам по дворам ходить, дразнить собак, загадывать на работу. Кто не хочет и в этом году остаться без хлеба — выйдет в поле без вашего приглашении». А уже в каждой семье — только и разговору о том, как новый председатель дела принимал, с жуликами расправился. Думают люди: пожалуй, теперь иначе дело пойдёт, будет чего получать по трудодням. Как бы не ошибиться, дома сидя. И повалили все на работу.
С тех пор колхоз пошёл в гору. Хорошо вспахали, во-время посеяли, убрали — с урожаем, с хлебом! Когда жирок завяжется — хозяйство быстро растёт! В два года «Сеятель» стал передовым колхозом в районе. Хотели было перебросить Горшкова в другой отстающий колхоз, чтоб и там наладил дело, — куда там! Колхозники — ни в какую! «Не отдадим Степана Егорыча!» Послали ходоков в Москву — отстояли.
— Это очень похоже на наш колхоз, — сказала Марья Сергеевна. — Был у нас хороший председатель, забрали его в район заведующим сельхозотделом райкома. У нас так — чуть проявит себя на работе председатель колхоза, — торопятся выдвинуть его в район. А мы через год прокатили нового председателя — при нём дело пошло хуже — и вынесли решение: избрать старого, Ивана Романовича Шульгу. Он в райкоме работает, а мы его выбрали, самосильно. Поехали с этим решением в обком — добились, вернули нам Ивана Романовича.
— Вот, вот! Из колхозов-то мы торопимся выдвигать стоящих работников. Будто наши учреждения существуют ради себя. Не ради себя — ради колхозов! Да будь у нас во всех отделах в райкоме и райсовете профессора, доктора экономических наук — положение не улучшится, если где-то в колхозах останутся шляпы, пьяницы!..
— Разговорился я как-то с этим Горшковым, — продолжал Мартынов, — о его прошлой жизни, о колхозе. «У меня, — говорит, — сердце изболелось, глядя, как воры, проходимцы зорили наш колхоз. Я в активе ходил, когда колхоз организовывали, кулаков выселял, мне в окна стреляли, хату мою поджигали, и я же в этом колхозе дожился, что сапог не стало. Всякая сволочь смеётся: «Вот он, тот рай земной, Стёпка, что ты нам обещал, — ты уж на Адама стал похож». Сами же угробляют колхоз и ещё издеваются. Эх, думаю, мне бы власть! Добрался бы я до вас!»…
К чему я рассказал про этот случай Виктору Семёнычу? Да не без задней мысли. И нам надо бы поискать вот таких, у которых «сердце изболелось». А кто едет в колхоз под угрозой исключения из партии или только потому, что в райцентре ему уже больше никаких должностей не дают, — грош цена такому председателю! Ну и что же? Рассказал ему— он и усом не повёл. Поехал на другой день в колхоз «Наш путь» проводить отчётно-выборное собрание — три раза заставлял колхозников переголосовывать, пока выбрали-таки этого прохвоста Камнева, которого сейчас приходится судить за падёж скота и растрату.
Мы не всё знали про Камнева, когда обсуждали его кандидатуру на бюро. Знали, что в промкомбинате он не справился с работой и на маслозаводе его сняли за самоснабжение. Товарищи говорят: это дело старое, он понёс уже за это взыскание, учтёт на будущее время. Но там колхозники столько рассказали про него, что, конечно, нужно было не настаивать, извиниться перед собранием за свою ошибку и подумать о другом человеке. Он родом из соседнего села, его там все знают. Говорят: «На трибуне — соловей, на деле — ворона». Были заявления, что он партизанскую медаль обманом получил. Отрастил бороду и жил у родичей в соседнем районе, где его не знали, только всего и геройства. Да эвакуироваиным скотом барышничал. Но Борзов упёрся, ничего не стал проверять. Есть решение бюро — надо проводить его в жизнь. Взял собрание измором. Райком-де недостойных людей в колхозы не посылает. Он считает, что от этого пострадает авторитет райкома, если люди где-то в чём-то нас поправят…
— Открытие сделал! — вдруг просиял Мартынов, встал и заходил по комнате. — Всё время мучил меня вопрос: почему у нас среди партактива мало добровольцев ехать в колхозы председателями? Если даже практически рассудить: чем быть мне вечно уполномоченным в селе, разрываться между своим учреждением и командировками, так пошлите уж меня председателем! И зарплату высокую установили для таких, взятых с другой работы. Секретарь райкома столько не получает, сколько в крупном колхозе, при хорошем урожае, может председатель заработать. И — нет охотников. Район, думаю, что ли, здесь какой-то особенный? У нас там это не было проблемой. Догадался, наконец! Борзова боятся. Есть и здесь такие, что с удовольствием променяли бы свою канцелярию на живую работу в колхозе, с народом, но — его боятся. Боятся — что ни сделаю хорошего, всё пойдёт насмарку. Он тебя и группой урожайности подрежет, и выговор ни за что влепит — за то, что в проливной дождь комбайны не работали. Нет хуже для председателя колхоза, когда он не уверен, что ругать его будут лишь за дело, а помогать по-настоящему, что в своей трудной работе, где не раз, конечно, и ошибёшься, он не станет жертвой произвола, самодурства… В общем, можно сделать вывод: если где-то жалуются, что лишь в порядке партийной дисциплины удаётся послать человека в колхоз на должность председателя, — ищи причину в самом райкоме… Может, спросишь: откуда я знаю психологию председателя? Так я же сам был председателем колхоза, три года, забыл рассказать. Там и очерк свой написал. Меня тоже «выдвинули». «О, так у нас, — говорят, — есть свой писатель!» — и назначили меня заведующим типографией райгазеты. Оттуда и пошёл по газетам.
