Для некоторых современников Бешт был лидером еретиков, подобных последователям лжемессии Шабтая Цви или безумного Иакова Франка, проповедовавшего свободную любовь и обратившего позже всю свою группу в католицизм. Простые же люди обожали Бешта. Он проповедовал, что любой человек может общаться с Богом. Ученость не так важна, как набожность. Только через полное самозабвение путем духовного возвышения добьются праведники милости небесной. Любой может молиться, даже не будучи очень грамотным. Свист простака непосредственно достигает неба, неся с собой молитвы всей общины.

Согласно Бешту, поскольку Бог вездесущ, присутствует повсеместно – и в прозаичном слизняке, и в великолепном лесу, все вокруг дает радость, счастье окружает каждое живое существо. Бог заповедал нам быть счастливыми, петь и танцевать, чувствовать каждой клеточкой Его чудную щедрость. Бешт учил, что Рай скрыт за святыми словами, доступными каждому, кто позволяет экстазу молитвы вести за собой.

Одно из главных его творений – «цадик» (праведник) было использовано последователями для создания великих династий раввинов, Некоторые из которых сохранились до наших дней (например, Любавичское хасидское движение ведет свое происхождение с конца восемнадцатого века от учеников Бешта). Цадиком была исключительная личность, уникальная праведность которой делала ее особенно близкой Богу. Цадик мог даже ходатайствовать перед волеизъявлением Божьим. Преемники Баала Шема Това – Дов Баер и раввин Нахман из Братиславы внесли заметный вклад в дело расширения политического значения цадика, называвшегося также «ребе», чьи духовные ценности служили образцом для его общины, и носителем святых даров.

После смерти Баала Шем Това восточноевропейские евреи раскололись на долгие годы на приверженцев его экстатических идеалов и его более традиционных оппонентов во главе с Виленским Гаоном. Хасиды прозвали его последователей митнагдим – противниками их собственной радости. Еврейское Средневековье завершилось конфликтом между хасидами и митнагдим, ставшим позже относительно бессмысленным на фоне светского еврейского Просвещения, или Гаскалы. Хасиды еще больше сосредоточились на изучении Талмуда. Это сблизило их с главным обычаем и отдалило от восторгов Бешты. Помимо его физического присутствия с курительной трубкой в зубах требовалась еще и определенная структура.

Якоб Людвиг Феликс Мендельсон, внук мудреца немецкого Просвещения Мозеса Мендельсона, был одним из самых одаренных и влиятельных музыкантов XIX в. Чудо-ребенок, пианист-виртуоз, дирижер-новатор и передовой администратор, сочинитель романтической музыки большой классической красоты и сдержанности, Мендельсон за короткое время внес заметные изменения в то, как музыка сочиняется, исполняется и слушается. Жизнь Мендельсона также символизировала подъем еврея XIX в. после столетий подавления и вырождения на самый просвещенный уровень выразительности.

Подобно своему деду Феликс постоянно стремился просвещать, высказываться с максимальной ясностью. Хотя его музыка часто имела литературные и географические ссылки (в согласии с романтическим движением), она отличалась большим вниманием к классической форме. Его Концерт для скрипки – прекраснейшее произведение подобного рода, превосходный пример слияния классического и романтического. Мендельсона по праву сравнивали с великим немецким поэтом Гете за уникальное сочетание классики и романтизма. Хотя мы слышим в его музыке отзвуки Баха, Генделя, Моцарта и Бетховена, Мендельсон сам послужил образцом для многих более поздних композиторов, том числе для Вагнера, Брамса, Дворжака и Малера.

Феликс родился в довольно состоятельной и влиятельной семье. Его отец Абрахам был северонемецким банкиром, который обеспечил семью роскошным домом, обогатившимся музыкальным творчеством его сыновей. Две сестры и брат Феликса были талантливыми музыкантами, участвовавшими в семейных музыкальных вечерах, которые часто организовывал их брат-вундеркинд. В частности, его сестра Фанни была превосходной пианисткой и композитором, а также пожизненным доверенным лицом знаменитого брата.

Феликс Мендельсон был, вероятно, величайшим вундеркиндом в истории музыки (даже более великим, чем Моцарт). Как и у Моцарта, у него была играющая сестра, которая помогала его развитию и озвучивала его идеи. Подобно Моцарту он с раннего возраста был знаком с выдающимися литераторами, художниками и музыкантами: Гете, философом Гегелем, композиторами-пианистами Муцио Клементи, Игнацем Мошелесом и Джоном Филдом. Знаменитый немецкий поэт Гете побудил Феликса сочетать классическую формальную схему с чисто аристократической выразительностью.

Приглашая за плату в дом большие группы музыкантов для прослушивания юного Мендельсона, его отец помог Феликсу созреть значительно раньше, чем это было у обычных и даже великих композиторов. За серией струнных симфоний, сочиненных им в подростковом возрасте, последовали написанные соответственно в шестнадцать и семнадцать лет большая камерная работа «Октет» и увертюра к пьесе Шекспира «Сон в летнюю ночь». «Октет» и увертюра столь гармоничны и мелодичны, что почти невозможно поверить в то, что их сочинил совсем юный автор. Примечательно и то, что во время их сочинения в Вене еще был жив Бетховен, творивший свои последние произведения. Находясь в более благоприятном материальном положении, Мендельсон – еще до Берлиоза и Шумана, Вагнера и Листа – подготовил музыкальную сцену для восхода романтической музыки. Хотя он и испытывал влияние Бетховена при использовании оркестра и формальных построений, Мендельсон вернул музыкальной палитре живость и легкость. «Буря и натиск» Гайдна и Бетховена уступили место более пасторальному подходу. Музыка Мендельсона значительно более утешительная и успокоительная благодаря своей непринужденности и легкому изяществу.

В Берлинской певческой академии юный Феликс прошел испытание не только Бетховеном, но и более старой музыкой, главным образом Иоганна Себастьяна Баха. Последний не был тогда широко известен, разве что самым образованным музыкантам. Влияние богатых многослойных композиций Баха обогатили свободное использование контрапункта в быстро развивавшемся стиле Мендельсона.

Важным результатом явилось возобновление Мендельсоном шедевра Баха «Страсти по Матфею» в 1829 г. Первое исполнение этой оратории после смерти Баха за семьдесят девять лет до того навсегда укрепило репутацию великого композитора барокко и положило реальное начало осведомленности и вниманию к музыке, написанной ранее.

Во времена Мендельсона концерты обычно составлялись из разнообразных программ, включавших короткие легкие пьесы, отдельные части более крупных произведений и всегда новую музыку, сочиненную исполнителем, реже интерпретацию какой-либо работы старого мастера. Когда в возрасте двадцати шести лет Мендельсон взялся за устройство концертов в Гевандхаузе («Доме одежды») в Лейпциге, он навсегда изменил порядок их составления. Предлагались сочинения полностью, приглашались известные солисты (такие, как Лист и русский Антон Рубинштейн) и глубоко почитались великие мастера.

Дирижер Мендельсон также сформировал оркестр Гевандхауза в единое целое, игравшее в унисон только под его руководством, как один исполнительский орган, а не несколько. Он стал первым современным дирижером. До Мендельсона дирижерство ограничивалось равнением на первую скрипку. Мендельсон использовал движение руки для того, чтобы задавать ритм, вызывать динамическую реакцию исполнителей и руководить, таким образом, оркестром.

Он также организовал Лейпцигскую консерваторию – первую большую музыкальную академию. В ней преподавали тонкие мастера, в том числе бессмертный композитор Роберт Шуман и его супруга – великолепная пианистка Клара Шуман. Мендельсон много путешествовал, описывая посещения любимых для него мест в романтических произведениях. Его симфонии «Шотландская» и «Итальянская» и увертюра «Фингалова пещера» вызывают в памяти интересную географию и культуру Европы. Эти сочинения были первыми примерами своеобразной националистической музыки, которая будет преобладать во многих обретавших независимость странах континента.