На его похороны в Вену приехали тысячи и тысячи сторонников со всей Европы. Венцы были потрясены душевной отзывчивостью евреев на его смерть, ибо помнили его лишь как литератора с причудливыми националистическими идеалами.

В разных уголках Европы значение наследия Герцля прочувствовали и старые раввины, и юные евреи. Глубокое горе испытали – каждый по-своему – проживавшие в то время в небольшом польском городке Хаим Вейцман, позже подготовивший «Декларацию Бальфура» и ставший первым президентом государства Израиль, и Давид Бен-Гурион, будущий первый израильский премьер-министр. Вдохновленные мечтами Герцля, они были готовы стать первопроходцами на земле Палестины. В 1897 г. Герцль предсказывал основание еврейского государства, и его предсказание исполнилось всего через пятьдесят лет.

Сионизм Герцля способствовал некоторым образом параллельному подъему арабского национализма, который также искал родину в истории и мифах. Герцль предвидел конфликт с арабами, но утверждал, что евреи и арабы вместе могут построить более величественное общество, исходя из лучших качеств обоих народов. Влияние Герцля все еще сказывается на мировой истории.

В 1949 г. его останки были перенесены на холм чуть к западу от Иерусалима. На горе Герцля он покоится вместе с Давидом Вольфсоном. Поблизости расположены большое военное кладбище, где захоронены павшие герои трагических войн Израиля, и Мемориал Холокоста. Как и Моисеем, Герцлем двигали мечты о Сионе.

Известны немногие подробности ее жизни. И известны они по евангельским колоритным в своем большинстве описаниям, авторы которых жили через столетие с лишним после ее смерти. Мы знаем о ней, разумеется, благодаря великой жизни и смерти ее сына. И все же Мария – дочь родителей-галилеян с еврейским именем Мириам – стала самой влиятельной женщиной и матерью в истории человечества.

В искусстве ранней церкви ее изображали царицей при Иисусе-императоре. Неграмотная в своей массе паства молодой церкви нуждалась в зрительном образе, который помогал бы ей молиться и понимать библейские истории. Византийская церковь старалась освободить верующих от языческих оков.

В V–VI вв. иерархи христианской религии очистили культ от греческих и египетских богов, сохранив самые привлекательные черты этих символов. «Культу Марир» был отведен в качестве праздника Успение Богородицы день 13 августа, прежде считавшийся днем Исиды и Артемиды – языческих богинь плодородия и охоты.

В последующие столетия простые люди приписывали Марии дух материнства. Почитание Пресвятой Девы повлияло на развитие христианства и мировой культуры в целом. После ужасов Средневековья люди нуждались в более гуманной атмосфере для своих молитв. В XII–XIII вв. почитание Марии (названное «культом Девы Марии») сделало ее самой любимой фигурой в истории. Требовательный Бог уже больше не сбрасывал погибшие души в ад. Пресвятая Дева спасала своих детей, давала им тепло, здоровье и надежду. Она проявляла жалость и материнское сострадание.

Для многих христиан Средневековья Мария стала почти частью Святой Троицы, хотя богословы отрицали какую-либо роль Марии в Троице. Являясь защитницей и посредницей перед Богом, она превратила церковь в более заботливое учреждение.

Отцы церкви, начиная с Августина и кончая папами недавних времен, особо заботились об определении ее места в религиозной иерархии. В Евангелии утверждалось, что Иисус был «рожден женщиной». Одни объясняли это древнееврейским оборотом, означавшим, что Иисус был человеческим существом, реальным, человеком. Без матери его деятельность среди людей была бы слишком сверхъестественной. Другие отрицали непорочные роды, заверяя, что делают это во имя человечества. Как мог Иисус быть человеком, если не был рожден как все остальные? Вопрос о гарантии Воплощения остается спорным. Подобно вере в Иисуса как в божество это в основном – вопрос веры.

Хотя текстовые варианты Евангелия от Матфея включают и строчку: «Иосиф родил Иисуса», больше всего места в христианских писаниях, посвященных Марии, отводится ее непорочности. Католицизм практически единодушно учит, что Мария зачала Иисуса, не потеряв девственности.

Ее нетронутая девственность была связана с выдвинутой Святым Павлом концепцией первородного греха. Все люди от рождения грешны, говорил Павел. Более поздняя церковь (вплоть до XIX в., согласно официальному догмату) объявила ее непорочной. В момент зачатия она была освобождена от греха.

Богословы IV в. установили, что Мария была theotokos – «родительницей Бога». К тому времени церковь объявила Иисуса божеством, логически последовало название Богоматери. Ее святое предназначение вдохновило иконописцев восточной православной церкви. Другие видели в ней символ искупления грехов человеческих через природу. Миннезингеры и трубадуры Средневековья восхваляли ее идеальное благородство. Благодаря ей родилось рыцарство. В XV–XVI вв. художники итальянского Возрождения увидели в ней образец идеальной красоты. В католических церквях проникновенно исполнялась полная благодати «Аве Мария». Привлекательность христианского искусства в значительной степени объяснялась физической красотой женщины, олицетворенной образом Марии.

Мария стала церковным символом семьи и центральной роли матери. Христианские представления об апокалипсисе и ужасе (несомненно внушенные скорее кошмарами жизни в Средние века, нежели религией) сменились мечтами о милосердии и сострадании.

В новое время символ Марии, олицетворения сердечности и милосердия, был изменен рядом философов, психоаналитиков, феминисток и эстрадников. После того как она стала богиней женского движения, породила синдром мужского шовинизма и была использована итальянской католичкой – звездой рока для самой прибыльной (и подпорченной) карьеры в шоу-бизнесе, миф Марии, даже извращенный, сохраняет свое удивительное воздействие.

Во времена Рембрандта жил в Амстердаме скромный и вежливый юноша, изучавший талмудистский закон и Священное Писание. В возрасте же двадцати четырех лет он бросил такой вызов своим соплеменникам, что его подвергли жестокому наказанию, отлучили от веры и изгнали из общины.

Барух де Спиноза был сыном преуспевающих иммигрантов из Португалии, бежавших от религиозного и политического преследования инквизиции в надежную и свободную Голландию. Эти португальские евреи скрывали на родине свою религию, приняли католичество, но втайне исповедовали иудаизм. Спиноза стал очевидцем конфликта между недавно прибывшими «обращенными» и иудеями-талмудистами, столетиями жившими в Амстердаме. Но помимо всего это свободное общество давало возможность получить светское образование. Юный Барух изучал не только классическую литературу и философию, но и латынь и – самое ужасное – Новый Завет, который преподавал ему бывший священник-иезуит.

Еще молодым студентом Барух стал членом кружка радикальных философов и одновременно изучал шлифовку оптических линз. Он отличался слегка меланхолическим, но удивительно ровным характером – никогда не спешил отвечать в приступе гнева.

Не совсем ясно, как у него возник спор с еврейской общиной. Как бы то ни было, его обвинили в том, что он отрицал существование ангелов, Божью направленность Библии и бессмертие души. До наших дней дошел текст официального документа об отлучении. Его злобный характер свидетельствует со всей очевидностью, что Спинозу обрекали на вечные муки. Его изгнали из общины, и ему даже пригрозили смертью. По иронии судьбы португальские и испанские беженцы, устроившие свое вполне надежное буржуазное существование в Амстердаме, обзавелись собственной инквизицией.

Барух («блаженный» на древнееврейском) сменил свое имя на латинский эквивалент – Бенедикт и после непродолжительного путешествия осел в Гааге. Помимо небольшой государственной пенсии и предоставленного его другом ежегодного пособия Спиноза жил за счет своего ремесла – шлифовки линз. Он неизменно отвергал все остальные предложения помощи, в том числе и должность профессора в престижном университете Гейдельберга. Он предпочел суровую и аскетическую жизнь и прямо-таки монашескую рясу бедного работяги. Спиноза умер в одиночестве в возрасте сорока четырех лет от болезни легких, вызванной постоянным вдыханием токсической пыли от шлифовки стекла.