Горько было думать, что они могли бы с успехом играть в наших американских колониях, где тысячи достойнейших белых джентльменов дорого дали бы за возможность побывать в театре, что втуне рождались, взрослели, старились десятки и сотни здоровых негров, прекрасно говорящих по-английски, богобоязненных и послушных. Их можно было бы с великой выгодой продавать на плантации наших колоний, если бы… если бы в моем распоряжении были корабли. Но сколько я ни предпринимал попыток построить более или менее крупное судно, все они неизменно кончались полной неудачей. Не хватало у меня для этого знаний и опыта, а мои негры умели строить только малые суденышки — пироги, которые пригодны для рыбной ловли у самых берегов, но никак не для выхода в открытый океан.
И все же я не оставлял надежды, что придет счастливый день, когда в бухте Отчаяния (так назвал я основную, крупнейшую из бухт острова) забелеют долгожданные паруса какого-нибудь христианского корабля, и снова откроются для меня двери в цивилизованный мир, и. я снова поселюсь среди своих и выгодно, очень выгодно распродам своих рабов, ибо нет цены, которая была бы слишком высока за труд, положенный мною на их дрессировку.
И вот пришел самый поздний закат моей жизни, и нет уже никакой надежды, что рука белого человека закроет мои глаза, когда всевышний пришлет за мною своего ангела. Мои пальцы ослабли и не в состоянии нажать курок мушкета, и не стало поэтому на острове прежней богобоязненности и повиновения, и раздаются уже голоса смутьянов, произносящих, пока что в отдалении, дерзкие слова неповиновения. Вчера я приказал Джорджу Поттеру задушить мальчишку Пита, который позволил себе хихикать во время церковной службы, и Джордж Поттер, вместо того чтобы выполнить мое повеление, убежал в горы. Сегодня Вильям Блэк, вернувшись с рыбной ловли, съел самую большую и жирную рыбу, которая по закону принадлежала мне, и никто не убил его за это, и не сжег его хижину, и не развеял ее пепел.
Пришел конец. Видит бог, я многое отдал бы за то, чтобы умереть, как подобает верному сыну церкви. Но негры не должны видеть, как умирает белый. Они даже подозревать не должны, что белые смертны. И господь, я верю, простит меня за то, что я самовольно приближу час моего ухода из юдоли страданий и скорби. Сейчас я прикажу связать в кипы и выбросить в море мою библиотеку и вынести на самый край обрыва последний бочонок пороха. Трут, кремень и огниво у меня под рукой. Всех негров вниз, в долину! Никто не должен видеть, как я сам поднесу горящий трут к пороху, который разнесет мое грешное тело в клочья и освободит мою душу для загробной жизни.
Вот только сверну получше мое письмо, оберну его в остатки своей одежды и ненадежней уложу в эту железную шкатулку, которая когда-то хранила столько векселей и драгоценных камней.
На сем предаю свою душу господу.
Аминь!
Джошуа Пентикост, эсквайр
На острове Разочарования.
7 мая. Лето от рождества милосерднейшего господа нашего Иисуса Христа тысяча шестьсот пятьдесят восьмое.
Постскриптум:1. Пусть не забудет тот, кто первый прочтет это письмо: Вильям Блэк, Джордж Поттер, мальчишка Пит (его фамилия Лэйзи), а также покрывающие их родные и знакомые должны быть немедленно умерщвлены. А если к этому времени они успеют умереть своей смертью, то да будут умерщвлены их потомки до десятого колена, ибо не может остаться без самого сурового возмездия негр, ослушавшийся своего белого господина.
2. Все население острова Разочарования должно быть без промедления вывезено в Джошуаленд или любой другой пункт, где наиболее высок спрос на рабов, и продано без излишней поспешности, дабы за них. получена была та цена, которую надлежит получить за самых послушных, самых обученных и самых набожных рабов. Тех, кого я ценою неслыханных трудов обучил лицедейскому мастерству, ни в коем случае не продавать по отдельности, а только комплектно и по особо повышенным ценам. Буде таковые цены не сразу будут предложены, подождать, сколько потребуется, на должное разъяснение покупателям истинной ценности этих актеров, не останавливаясь перед дачей пробных спектаклей, разумеется, за соответствующую оплату.
Из полученных в итоге этой распродажи денег десять процентов поступит в пользу того, кто тщательно и своевременно выполнит эту мою последнюю волю. (В сумму эту не входят расходы по перевозке, питанию и прочему содержанию моих негров до дня продажи, каковые должны быть возмещены выполнителю моей воли с нормальным банковским процентом надбавки.) Остальные же девяносто процентов за вычетом расходов по перевозке, питанию и прочему содержанию моих рабов до дня продажи плюс нормальный банковский процент на день продажи должны поступить в доходы банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», Хэппитаун, Джошуаленд, Северная Америка.
Примечание. Из этой суммы, имеющей поступить в доход банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», одна четверть процента должна ежегодно поступать на цели благотворительности, желательней всего среди семей, оставшихся без кормильца, пропавшего без вести.
3. Да не удивятся те, кто услышит из уст моих негров о рыжебородом белом, который спустится с небес, чтобы спасти человечество. Ибо разве не ясно любому благомыслящему человеку, что спаситель вторично сойдет на нашу грешную землю только в облике англичанина и ни в каком другом? И пусть черноволосые и чернобородые испанцы, португальцы и прочие презренные паписты попробуют сунуться на остров Разочарования, где ждут пришествия рыжебородого белого!
4. Что же касается самого острова Разочарования, то в отношении его дальнейших судеб да поступит с ним прочитавший это письмо по своему усмотрению.
Аминь!»
XIII
Пока Егорычев медленно, с трудом разбираясь в витиеватом старинном почерке, прочел вполголоса эту странную и страшную исповедь англо-американского конквистадора семнадцатого столетия, Смит молча светил ему фонариком.
Только в одном месте, в самом начале, встретив название банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», оба наших героя переглянулись: письмо принадлежало перу одного из отдаленных предков мистера Фламмери! Это было поистине удивительное совпадение! Сэмюэль Смит, у которого на самом донышке сознания сохранилась с нежных мальчишеских лет мечта о пиратских кладах, в конечном счете обязательно попадавших в руки положительного героя романа, ожидал от этого свертка пожелтевшей бумаги сведений о кладе, который сделал бы и его и Егорычева на всю жизнь обеспеченными людьми. Сэмюэль Смит никак не был бы против приличного клада. Но письмо Джошуа Пентикоста, эсквайра, не содержало упоминаний о каких-либо ценностях, кроме негров-рабов и их потомства.
На мгновение у кочегара мелькнула мысль, что мистер Фламмери, пожалуй, не поскупился бы, чтобы заполучить в свои руки этот документ трехсотлетней давности, который не только представлял из ряда вон выходящую семейную реликвию, но и достаточное для не слишком требовательных и придирчивых судей подтверждение прав наследников покойного Пентикоста, а следовательно, и Роберта Д. Фламмери на остров Разочарования. К чести кочегара Смита, он и в мыслях при этом не имел, что стоило бы вручить или продать письмо Пентикоста его благочестивому потомку; Смиту доставляло истинное удовольствие сознание, что при любых обстоятельствах не видать капитану Фламмери этого загробного послания его пращура, как своих ушей. И он понимал, что в этом вопросе у него не будет никаких расхождений с Егорычевым.
— Здорово? — спросил Егорычев, бережно сворачивая рукопись в трубочку.
— Чистый роман Стивенсона! — сказал кочегар.
— Это почище всякого Стивенсона! Его пираты не были магистрами наук и не распространяли христианство. Они были обычные, незатейливые разбойники. И вряд ли они знали о Шекспире. А этот Пентикост — чистейший конквистадор. Вы никогда не слыхали такого слова — «конквистадор»?
— По совести говоря, что-то такое слыхал когда-то, но не запомнил..