Гильденстерн со всего размаху ударил мальчика по лицу, и тот, обливаясь кровью, грохнулся на пыльную, раскаленную землю.

Сразу вслед за этим раздался сочный, с хрустом, удар по свирепой физиономии Гильденстерна, и новоявленный старейшина и защитник веры очутился на земле в близком соседстве с юным Бобом.

— Давно ли ты стал таким храбрым, Гильденстерн? — осведомился, склонившись над поверженным прохвостом, красивый, плечистый молодой островитянин. — Ты бесстрашно кинулся на ребенка. Ты бесстрашно убил исподтишка беззащитного и невинного парня из Эльсинора. Почему я тебя никогда не видел выступающим один на один против взрослого мужчины в честной, открытой — драке?

Это был дядя Боба Смита — Джекоб Смит.

— Может быть, тебе хочется померяться силами со мной? — продолжал он.

Но оказалось, что у Гильденстерна такого желания не было. Он вскочил, держась за свою сразу раздувшуюся щеку, шмыгнул в сторону от Джекоба, подбежал к преподобному отцу Джемсу, который, как и все остальные, очень спокойно отнесся к поражению нового старейшины, и прошептал ему на ухо:

— Надо сейчас же убить обоих: и желтобородого и Гамлета. Белоголовому это понравится… И богу тоже…

— Не будем спешить с таким делом, — возразил колдун. — Пусть они пока посидят в Большой хижине. Пусть таких людей судит сам белоголовый. Мы ему завтра сообщим, и как он скажет, так мы и поступим.

— У них там, в хижине, имеются мушкеты, — опасливо напомнил Гильденстерн.

— У белоголового тоже имеются мушкеты, — сказал преподобный отец.

Через несколько минут Егорычева, Гамлета и маленького Боба, изрядно помятых в свалке, с руками, туго затянутыми за спиной, втолкнули в дверь Большой мужской хижины, быстро захлопнули ее и с грохотом задвинули большим бревенчатым засовом.

Когда кочегар, выскочивший было на шум из хижины, хотел выручить друзей при помощи автомата, Егорычев, к всеобщему изумлению, крикнул ему, чтобы он спокойно возвращался в хижину. Он хотел избегнуть ненужного кровопролития.

— Bee будет в порядке, уверяю вас, все будет в порядке! — бормотал Егорычев, пока кочегар одного за другим освободил от уз всех троих своих друзей. — Есть у нас вода? Давайте первым делом умоемся. А потом мы обязательно что-нибудь придумаем… Нет безвыходных положений. Правильна, Гамлет?

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, сэр, — ответил Гамлет, хотя он не мог себе представить, что можно было бы придумать в их положении.

— Кстати, Гамлет, вы хотели бы сделать мне приятное?

— Очень хотел бы, сэр.

— Так вот, учтите, что мне не доставляет никакого удовольствия, когда меня называет сэром человек, которого я люблю и уважаю. В моей стране люди обращаются друг к другу со словом «товарищ». Называйте меня «товарищ Егорычев». Хорошо?

— Хорошо, товарищ Егорычев, — улыбнулся в темноте Гамлет. — Я вас буду называть товарищем.

Что до Розенкранца, то он молчат наблюдал из своего закутка, как его недруги стали умываться, словно они не были ввергнуты только что в опасное заточение… Сначала он прислушивался к их разговору, стараясь уяснить себе причину их неожиданного пленения. Поняв, что произошло у хижины покойного Яго, он преисполнился чувства глубочайшего удовлетворения. Зато когда этот неудачливый апостол мистера Фламмери, обладавший тончайшим слухом, прислушался к голосу отца Джемса, что-то выкликавшего то с той, то с другой стороны запертого дома, он хлопнулся о земляной пол и стал, колотясь о него головой, причитать невыносимо визгливым голосом. Его не сразу удалось призвать к порядку, Еще труднее было выведать у него, что он такое слышал, что довело его до кликушеского состояния. Шлепок по спине могучей дланью кочегара Смита привел его в себя, и он, обливаясь слезами и царапая лицо крепкими, как железо, грязными ногтями, поведал, что дом, в котором они взаперти, теперь заколдован самым страшным из заклятий. Каждый, кто приблизится к нему ближе чем на двадцать шагов, будет поражен небесным громом. Точно такая же участь ждала и того, кто без разрешения отца Джемса попытается покинуть это заколдованное здание.

В тот самый час, когда в Священной пещере закончили обсуждение и приступили к подписанию договора о переименовании острова Разочарования в остров Взаимопонимания, трое воинов Нового Вифлеема в полной воинской раскраске доставили в Эльсинор изуродованное тело несчастного Джекоба Кида. Как парламентеры, они пользовались неприкосновенностью. Вежливо подождав, покуда на площади соберутся все жители деревни, воины Нового Вифлеема первым делом объяснили им, за что именно убит их молодой односельчанин. Затем были доведены до всеобщего сведения не подлежащие обсуждению требования Нового Вифлеема. Эльсинор должен был выдать своего колдуна, преподобного отца Лира, и пятерых старейшин как лиц, отвечающих за всякое зло, исходящее из их деревни. Кроме того, Новый Вифлеем требовал немедленного признания Эльсинором, равно как и прочими южными селениями, что сегодня не суббота, а воскресенье, и надлежащим образом исправил и на последующие времена свое исчисление дней недели. В случае неприятия любого из этих пунктов Новый Вифлеем — страж истинной веры — объявлял Эльсинору священную войну.

К этому времени отцу Лиру и старейшинам Эльсинора уже стало из уст Полония известно послание мистера Фламмери. Но и не будь этой воодушевляющей весточки из Священной пещеры, Эльсинор, считавший себя, как и прочие деревни острова, подлинным защитником веры, ни за что не пошел бы па изменение исчисления дней недели. Что касается колдовства, жертвой которого пал Яго Фрумэн, то тут еще нужно было разобраться, действительно ли оно исходило именно из Эльсинора, а если и на самом деле из их деревни, то существовало достаточно много проверенных многолетней практикой способов выяснить в точности, кто навлек на себя справедливый гнев людей Нового Вифлеема. Ни у преподобного отца Лира, ни тем более у старейшин Эльсинора и в помыслах не было, что можно отказаться выдать выявленного виновника такого преступления. Справедливые требования всегда оставались справедливыми, как бы неприятно это, иногда и ни бывает.

Но так как дело касалось и самых основ веры, то Эльсинор, не задумываясь и не вступая впереговоры, отклонил дерзкий и кощунственный ультиматум Нового Вифлеема.

С этой минуты Эльсинор и присоединившиеся к нему Эльдорадо и Зеленый Мыс оказались в состоянии войны с обеими северными деревнями.

Это была третья за последние триста лет война на острове Разочарования и первая, которая должна была охватить все пять его деревень.

Тотчас же были посланы кружным путем, по опасным, непроходимым кручам внешнего берега острова три гонца с расчетом, что по крайней мере один из них проберется к Священной пещере и сообщит, что Эльсинор с благодарностью и благоговением ждет обещанной помощи.

На главной площади Эльсинора затрубили в трубы, заколотили в барабаны и бревна, заменявшие колокола, нисколько не отличавшиеся от тех, которые назавтра, утром двенадцатого июня, прозвучали на площадях остальных селений острова.

Уже давно опустилась ночь, когда закончился объединенный военный совет старейшин и духовных пастырей Эльсинора, Эльдорадо и Зеленого Мыса. Чуть пораньше закончилось такое же совещание и представителей Нового Вифлеема и Доброй Надежды.

Никто не спал, кроме самых дряхлых стариков и грудных младенцев. Воины готовили оружие, женщины причитали, дети вторили им испуганным плачем. Колдуны служили молебны, кропили святой водой оружие воинов и убеждали господа бога в его же собственных интересах помочь им в их ратном подвиге. Поскольку дело шло о войне, угодной всевышнему, все пять пастырей были одинаково уверены, что им удалось договориться со вседержителем на обоюдно выгодных условиях.

После молебнов во всех пяти деревнях принялись за перевод женщин, стариков, детей, домашнего скарба и скота в близлежащие пещеры. (Было бы неправильно видеть в этих пещерах результат специального военного строительства. Жители острова Разочарования еще не достигли тех высот западной цивилизации, при которых приходится большую часть общественного времени, богатства и труда тратить на военные цели. Если у островитян в их повседневной и суровой борьбе с природой оставался излишек времени, они его легкомысленно использовали на украшение жилищ, изготовление музыкальных инструментов и игру на этих инструментах. Ходили в гости, пели песни. Что же касается пещер на острове Разочарования, то они были обязаны своим происхождением частично слепым силам природы, а в остальном — все растущей потребности в материале для изготовления орудий. Не ограничиваясь сбором валяющихся на поверхности земли кремневых желваков и галек, островитяне стали с течением времени выламывать эту ценную породу из скалы в месте ее выхода наружу. Мягкие породы, в которых обычно встречается кремень, легко поддавались разработке, и островитяне в поисках его углублялись в скалы. Так росли на острове, год от года раздаваясь в длину, сравнительно просторные пещеры. В них люди острова стали искать спасения во время ураганов, во время катастрофических ливней, от которых не могли защитить крыши обычных жилищ…)