Собственно город состоит из Старого града (в восточной части котловины) и Новосараева. С запада к городу примыкал район Илиджа, контролируемый сербами. К северу от Сараево — сербское же предместье Вогоща. Сербы занимали так же большой сектор на юге Сараевской котловины, районы Врбани, Грбавицы и Еврейской Гробли, входившие в Новосараево. Этот сектор «замыкался в клещи» мусульманскими позициями — на западе на высоте Моймилло. На востоке — на высоте Дебелло-Брдо (в переводе — «Большая гора»). Вроде как на ней есть руины древнеримской крепости. Остатки же турецкой цитадели высятся на севере города.

Сербские кварталы в центре в одном месте выходили на речку Миляцку. Мусульманская «пуповина» на юго-западе города возле горы Моймилло, разделявшая сербские позиции на Врбане и Илидже, составляла около километра. На Юго-западе Сараево сербы удерживали пригороды Кассиндо, Лукавица и Добрыня. Однако не они контролировали Международный Аэропорт и аэродром Бутнир, находившиеся вблизи этих предместий. Далее на юго-запад лежала господствующая гряда Игман, основную часть которой заняли войска ООН. Сообщение с внешним миром для мусульман шло через гряду и аэропорты, которые тоже занял УНПРОФОР (ООНовский контингент). Под летным полем при негласном одобрении «голубых касок» был также прорыт тоннель, через который в город поступали оружие и боеприпасы, а части сараевского гарнизона могли выходить из Сараева на вылазки в другие районы.

Этот «крысиный ход» построили в нарушение всех договоренностей. И войска ООН прекрасно знали об этом тоннеле, но ничего не сделали, чтобы закрыть этот подземный «трубопровод войны». Более того, УНПРОФОР стоял так, что сербы не могли его атаковать, так как тут же бы все завопили о нападении на «миротворцев». Взбешенные таким лицемерием представителей «мирового сообщества» сербы все время пытались обстреливать хотя бы выход из этого тоннеля.

Высоты, которые окружают лежащий в котловине город, внутри изрыты сетью противоатомных убежищ, пробитых в скальной породе. Схемы их, скорее всего, вместе с прочей документацией были в руках мусульман.

От центра сопротивления сербов, Пале, к Сараево ведет узкая дорога. Она серпантином обвивает Дебелло-Брдо — идя к Грбавице — и далее, у памятника жертвам Второй Мировой войны резко поворачивает на юг, к аэродрому. Небо над Сараево контролировалось НАТОвской авиацией. Что такое НАТОвский «зонтик», сербы среди народов Восточной Европы узнали самыми первыми.

Осенью 1993 года появился третий Русский Добровольческий отряд (РДО-3), составленный из ветеранов и вновь прибывающих добровольцев, которые тянулись в Боснию постоянно. Во главе отряда в ноябре становится уроженец Гомеля, бывший мичман морской пехоты 39-летний Александр Шкрабов. В Боснии он появился еще в июне 1993 года.

За плечами этого сурового, жилистого воина уже была одна война абхазская. В отличие от многих русских добровольцев, он воевал на стороне грузин. Точнее, гамсахурдистов, стоявших в оппозиции к правительству Шеварнадзе.

Но здесь, в Боснии, бывшие на Кавказе противниками люди между собой по этому поводу счеты не сводили. Снова сшили знамя — черно-желто-белый штандарт с надписью РДО-3, и снова стали воевать.

Шкрабов прославился безумной личной отвагой и отчаянными успешными акциями. Однажды он в пылу боя ходил прикуривать к мусульманам — по ошибке. Когда стрельба стихла, он, оставив свою снайперскую винтовку, подошел к группе людей и сказал: «Здраво, монсы! Упалячы има?» («Привет, мужики! Закурить будет?») Уже прикурив, он увидел эмблемы сидевших перед ним «монсов». Голубые, с белыми лилиями.[47] Стараясь не показать свою нервозность, спокойно ушел. Надеясь, что ему не всадят пулю в спину.

Третий РДО базировался на юго-восточной окраине Сараево, на Еврейском Гробле, входя в состав Новосараевского четнического отряда. И воевать ему пришлось в разных местах — на Игмане, под Олово, Трново, у Прачи.

Во главе четнического отряда (формально — противотанковой роты) стоял воевода Славко Алексич — плотный коренастый мужчина за тридцать. Точный его возраст определить было сложно из-за огромной шевелюры и бороды цвета воронова крыла. В прошлом — почтальон, Славко заработал свой авторитет личной отвагой. В боях был ранен. Сам его отряд входил в Сараевско-романийскую бригаду, которой командовал генерал Милошевич (однофамилец президента Сербии). Из под расстегнутой на его груди камуфляжной куртки была видна черная майка с черепом и надписью: «Mercenaries never die. They just go to hell to regroup» («Наемники никогда не умирают. Они просто отходят в ад для перегруппировки.») Судя по этому, командир пытался культивировать в себе нехарактерную, но столь нужную на войне жесткость (и жестокость).

Позиция в районе Еврейского Кладбища, которую занимали сербы и русские, показалась бы кошмаром для любого кадрового военного. С трех сторон ее стискивали мусульманские «положаи».[48] Сверху, на высоте Дебелло-Брдо позиции мусульман нависали над районом, и несколько наших импровизированных казарм на улице Охридской просто оказывались в «мертвой зоне». Мусульмане не могли их обстреливать из стрелкового оружия — мешал уступ самой горы. Разве что использовать минометы… Зато нейтральная полоса начиналась в нескольких метрах от домов, отведенных отряду Шкрабова.

Окружение было весьма живописным и в мирное время, а война лишь прибавила колорита. Район был застроен двух-трех этажными белыми кирпичными домиками с красными черепичными крышами. Возле них росли сливы и кусты «купины» (ежевики), сохранились и остатки леса. К северу, где местность шла под уклон, застройка сменялась многоэтажными домами. Там были здания массовой застройки типа наших «хрущевок», а также несколько высоток «свечек» желтого цвета и других постмодернистских жилых сооружений. Градостроительный план красиво вписывал современную застройку в рельеф. Ближе к линии фронта здания были основательно, иногда — только с одной стороны — разрушены. Но дальше — обжиты, там обитали семьи сербских ополченцев.

В одном из помещений возле рынка на Грбавице разместилась временная церковь. Все православные храмы Сараево к тому времени оказались в руках мусульман.

Улицы местами перегорожены остовами автомобилей, стенами толщиною в один кирпич или висящими плащ-палатками. Все это — хоть какая-то защита от огня снайперов или способ затруднить им обзор. Колышущиеся на ветру плащ-палатки и одеяла чем-то мне напоминают красные флажки для охоты на волков. Снайперы из винтовок и крупнокалиберных пулеметов с оптикой обстреливали сербские районы с высот и огневых точек, расположенных в многоэтажных домах. Пересеченная местность в сочетании с разнообразной застройкой создавали много простреливаемых участков и секторов. Иногда людям приходилось входить в свои дома через окно: дверь оказывалась под прицелом. Средства массовой информации практически никогда об этом не говорили, акцентируя внимание лишь на аналогичных страданиях мусульман.

Вместо дорожных знаков в городе висят плакаты «Пази, снаjпер!» и «Пази, мины!» («Пази» — это «Внимание» по-сербски.)

Водопровод, как ни странно, еще снабжал город холодной горной водой. Однако во время частых перебоев жители выстраивались в очереди с канистрами у колонок в низовой части Сараево. Электричество и газ шли через сербскую территорию, а их подача обеспечивалась гуманитарными организациями.

На северной окраине Сараево глядела в небеса вражеская телевышка. Даже без антенн наши телевизоры брали ее программы. Примечательно было лишь почти полное отсутствие коммерческой рекламы, превратившей российские телеканалы в гинеколого-зубоврачебные. Зато шла прекрасная реклама «Армии БиХ»,[49] где огромные исламские воины в камуфляже и черных очках принимали парады, где танки перемежались с минаретами.