И все же находились такие, кто, подобно наркоманам без привычного снадобья, уже не мог обойтись без охоты. Кто проявлял бездну изобретательности, уходя из-под контроля специальных дозорных спутников и геликоптеров егерей. Кто готов был платить любой ценой за несколько мгновений, наполненных терпким наслаждением и риском.

…Зверь отпрянул в сторону, взметнув тучу опавших листьев, и прыжками понесся прочь, не в силах избавиться от необъяснимо гнетущего предчувствия. Это был один из тридцати леопардов, остававшихся к тому времени на Земле.

Егерь помог эрреянину натянуть пятнистый комбинезон и пригнать патронташ. Потом он бережно извлек из чехла двустволку. Эрреянин осмотрел ружье, заглянул в стволы, несколько раз взвел и спустил курки, восхищенно покачав головой. Такое древнее оружие он держал в руках впервые.

Егерь объяснил ему, как маскироваться и что делать, если появится патрульный геликоптер. Егерь не был уверен, что эрреянин запомнит наставления — тот казался слишком возбужденным.

Из другого чехла Егерь извлек еще одно ружье, которое, казалось, не уступает по возрасту первому.

— Зачем оно вам? — не удержался от вопроса эрреянин.

— У каждого своя охота, — неопределенно отвечал Егерь.

— Понятно, — кивнул эрреянин, хотя ничего и не понял.

Они углубились в лес. Впереди шел Егерь, за ним, шаг в шаг, мягко ступал эрреянин. Егерь думал о жене. Когда он уходил и привычно поцеловал ее, жена спросила:

— Ты метко стреляешь, Егерь?

Тот кивнул удивленно, а она продолжала:

— Я знаю тебя уже несколько лет, и за все это время ты ничего не принес из леса. А твои древние ружья пахнут порохом. В кого ты стреляешь, Егерь?

Он понимал, что рано или поздно она задаст этот вопрос, и все же не был к нему готов.

— Мы поговорим потом, после… — ответил Егерь и ушел, и теперь его мучила недосказанность. Он думал, как лучше объяснить жене, на какую охоту уходит все эти годы. Жена была намного моложе Егеря, детей у них не было, и Егерь боялся ее потерять.

Когда до тропы осталось несколько десятков шагов, они остановились.

— Я оставлю вас здесь, — сказал Егерь. — Видите шалаш, вон там, правее? Это на случай дождя. Главное — не прозевайте зверя. Он придет, обязательно.

Эрреянин кивнул, и Егерь ушел, сразу словно растворившись в золотистых осенних сумерках. Эрреянин поглядел ему вслед, потом двинулся вперед. Осмотревшись, он удобно пристроился за старой, поросшей мхом валежиной. Легкий, пахнущий грибной сыростью ветер обдавал его лицо, и эрреянин понимал, что зверь, каким бы осторожным ни был, теперь его не учует.

Егерь тоже понимал это. Из привычного укрытия на пригорке ему были видны большая часть тропы и настороженный профиль эрреяиина. Тот и вправду был неплохим охотником — зверя они заметили одновременно. Почти бесстрастно Егерь наблюдал, как эрреянин долго, с наслаждением целится, как плавно, почти нежно прикасается его палец к металлу спускового крючка…

Тропа была обжита зверем, он узнавал здесь свои следы, свой запах. И хотя этот путь таил в себе нечто непонятное, непостижимое для него, леопард снова и снова выходил на тропу. Сверхосторожный, он преступал здесь некую запретную грань, страшную и недоступную для большинства сородичей, инстинктом угадывая, что это — путь к спасению.

Зверь мягко ступал, вслушиваясь в лес, течения запахов, неотделимый от окружавших его травы, деревьев и камней.

Внезапное, никогда не подводившее его предчувствие заставило леопарда броситься на землю, широко раскинув лапы. В то же мгновение резкий отрывистый звук хлестнул по чуткой тишине леса…

…Резкий отрывистый звук хлестнул по чуткой тишине леса, эрреянин вскинулся за своей валежиной, ощутив под лопаткой жалящий короткий удар и чувствуя, что проваливается в какую-то слепящую бездну. Не выпуская из ладони теплого ложа, он вытянулся на присыпанной листьями и хвоей земле, безжизненно откинув голову. Застывшее лицо эрреяиина не утратило выражения радостного предчувствия.

Егерь опустил ружье и выбросил горячую гильзу. Потом он встал и спустился туда, где, раскинув руки, неподвижно лежал эрреянин. Присев на валежину, Егерь некоторое время смотрел на его побелевшее лицо. Затем Егерь обернулся, и его глаза встретились с желтыми глазами зверя. Леопард подошел и потерся мордой о сапог Егеря. Тот запустил руку в пакет и выбросил оттуда мясо. Он глядел, как леопард ест, как совсем по-кошачьи вылизывает траву, на которой лежало мясо. Через несколько минут вдали показалась жужжащая точка патрульного геликоптера, и зверь исчез.

Из опустившейся машины вышел пилот, следом за ним выкатился серебристый шар медицинского робота, пилот поздоровался с Егерем и присел рядом, а похожий на металлического паука робот подкатил к лежащему эрреянину, в воздухе тотчас замелькали его подвижные членистые манипуляторы.

— Уже который раз, — сказал пилот, глядя на эрреянина, — а все не привыкну. До чего же он похож на покойника.

— Через пару дней он будет живее нас с тобой, — отозвался Егерь.

Робот извлек из тела эрреянина остатки пластиковой ампулы и отбросил их в сторону.

— Сильфидомин? Как всегда? — спросил пилот.

— Как всегда, — отозвался Егерь.

— Значит, через пару дней этот парень проснется, но это уже будет не он…

— Не совсем он, — нехотя поправил Егерь. — Просто у него пропадет желание убивать. Это была его последняя охота.

Робот сноровисто укладывал тело эрреянина в мягкую капсулу. Некоторое время они наблюдали за быстрыми и четкими движениями автомата.

— А когда у тебя будет последняя? — спросил, поднимаясь, пилот.

Егерь коротко взглянул на него, перевел взгляд туда, где в отдалении над буреломом вздымались зеленые свечи молодых елей, и увидел знакомые, налитые золотистым огнем глаза. На какой-то-миг все его существо пронзило чувство почти мистического ужаса — Егерю почудилось, что зверь понял вопрос и тоже ждет, что он ответит…

Стена была около трех метров высотой и словно соткана из дрожащего зеленоватого воздуха. Случайные листья или насекомые, попадающие в ее неверный, мерцающий свет, тут же вспыхивали, превращаясь в невесомый пепел.

За колышущейся, мутноватой толщей стены начинались бетонные нагромождения мегалополиса.

Стена служила границей, отделявшей сельву от гигантского города; она сама была частицей этого города, его порождением, его опасным стражем.

Стена могла убивать, но и сама не была неуязвимой. В нескольких местах со стороны леса потоки дождевой воды разрушили монолитный фундамент, в который были упрятаны генераторы, излучающие смертоносный свет.

Человек осторожно, контролируя малейшее движение, подполз к покрытой трещинами глыбе. Пальцы его прикоснулись к теплому гудящему кожуху генератора, и тут же человек отдернул руку — все его существо пронзило острое, явственное, как укол, ощущение опасности. Человек прижался спиной к плите, ладонь его привычно скользнула к бедру.

Но лес, раскинувшийся в десятке шагов, хранил безмятежную тишину. Прозрачное небо светилось мягкой, успокаивающей синевой.

Несколько пестро окрашенных бабочек подпрыгивали в воздухе совсем рядом. Одна из них подлетела почти к самому лицу и неожиданно уселась человеку на плечо. Ее выпуклые круглые глаза были похожи на неотшлифованные изумруды.

Старший агент общества по спасению жителей сельвы нерешительно вступил в служебные апартаменты своего непосредственного начальника.

Тот не заметил его, поглощенный созерцанием нескольких объемных изображений в углу кабинета, и агенту пришлось напомнить о себе тактичным покашливанием.

— А, это вы, — повернулся к нему шеф. — Что привело вас ко мне, старина? Хотите попросить прибавки?