Мы проходим через тяжёлые голубые шторы, которые пропускают нас в её мастерскую. Трейлеры фильмов, рекламные объявления и интервью со знаменитостями бесшумно мелькают на большом настенном экране напротив чёрного кресла с откидывающейся спинкой.

— Ну, кто первый? — спрашивает Файо.

Мы с Бэзилом переглядываемся. Затем смотрим на Язю и снова друг на друга. — Я пойду, — решается Бэзил и делает шаг вперёд.

— Настоящий джентльмен, — Файо ведёт Бэзила к креслу. Язя подтаскивает два маленьких стульчика, чтобы мы могли наблюдать за процессом.

— Что ты хочешь изменить? — спрашивает Язя. — Глаза? Волосы? Цвет кожи?

— Все вместе! — говорит Файо, пока рассматривает Бэзила. Затем она берет пару перчаток и изучает перспективу. — У тебя великолепная форма кости, — говорит она ему. — И отличная цветовая гамма. Как профессионал, могу сказать, что ты являешься прекрасным образчиком человеческой породы. — Она подмигивает сиреневым глазом.

Бэзил смущается, а мы с Язей хихикаем, потому что она абсолютно права.

— А теперь расскажи мне, — просит Файо, отворачивая рукав Бэзила и смазывая его кожу каким-то антисептиком. — Как поживает Ана? Я давно её не видела.

— Она в порядке, — говорит Бэзил, — Если не считать неприятностей с агентами.

Файо подготавливает первый шприц. — Что ж, когда увидишь её в следующий раз, скажи, что я жду её в своем салоне. Немного манипуляций и её зеленые глаза будут выглядеть роскошно. Когда её в следующий раз арестуют, она будет лучше смотреться на камеру. — Ещё одно подмигивание. Она выдавливает крошечную красную каплю на кончике иглы.

— Откуда ты знаешь Ану? — спрашиваю я Файо.

— Только потому, что ты впервые пытаешься отделиться от Единого Мира, не думай, что никто не пытался сделать этого до тебя, ответила Файо, втирая выдавленную каплю в руку Бэзила. — Я, возможно, и выгляжу молодой, но я достаточно повидала на своем веку, как и Ана.

— Что вы мне даёте? — спросил Бэзил, нервно рассматривая свою руку.

— Всего лишь небольшой генетический материал, чтобы изменить твои глаза. — буднично объясняет Файо, подготавливая очередной шприц. — Мы сделаем их светлыми. Голубой айсберг.

— Что такое айсберг? — спрашивает Бэзил.

— Кто его знает, — отвечает Файо. — Но цвет божественный! А теперь моргни-ка.

Бэзил моргает несколько раз. Каждый раз, когда он открывает глаза, коричневый цвет бледнеет, так как меланин исчезает, меняя цвет его глаз до фосфоресцирующего цвета зелёных водорослей и дальше, до цвета голубого неба в яркий день. В моём воображении генетическая комбинация цвета его глаз играет некую мелодию, до— си— до. Молекулы G, T, C, and A временно меняют свои позиции. Файо внимательно наблюдает за всем процессом. — Хмммм, — произносит она. Я думаю, что нужно ещё на тон светлее. Уберём тлеющие искорки в твоём взгляде. — Она делает Бэзилу ещё одну инъекцию. И через несколько мгновений его глаза приобретают самый яркий голубой цвет, который я когда-либо видела.

Бэзил смотрит на меня: — Мне кажется или я действительно выгляжу причудливо?

Я киваю, очарованная тем, насколько он при этом изменился.

— Время волос! — Объявляет Файо, держа в руках очередной шприц.

Я локтем пихаю Язю: — Могу я поговорить с тобой? — и киваю в сторону приёмной. — Наедине?

— Мы покидаем вас на секунду, — провозглашает она.

— Ммммм, — говорит Файо понимающе, — Девчачий разговор, да?

— Именно, — говорит Язя, — Вернёмся через мгновение.

В приёмной я прошу воспользоваться Язиным Гизмо. — Что ты собираешься делать? — спрашивает она, передавая мне Гизмо.

— Я хочу поговорить с папой, но я не могу включить свой, чтобы они не узнали, где я нахожусь, а твой локатор я заблокировала ещё в АР.

— Они, наверное, сходят с ума! — говорит Язя. — Они думают, что тебя похитили.

— Пожалуйста, — молю я. — Я абсолютно уверена, что именно такую историю придумали моя мама с Ахимсой, чтобы можно было арестовать Бэзила и прикрыть то, что я сбежала из реабилитационного центра.

* * *

Взяв Гизмо Язи я выхожу на улицу, чтобы поговорить наедине. В темноте пустынной улицы, освещаемой только слабым светом экрана и далёкими звездами, я командую Джилли набрать моего отца.

Он отвечает мгновенно: — Язя? Талия с тобой?

У меня на глазах появляются слёзы, когда я вижу его лицо на экране Гизмо. Я знаю, что он наверняка волнуется и расстроен. — Нет, пап, — говорю я, пытаясь проглотить комок в горле. — Это я, Талия.

— Талия! Слава Богу! — кричит он. — Лили! Мама! Все. Это Талия!

— Папа, подожди! — говорю я. — Я хочу поговорить только с тобой. — Но уже слишком поздно. За его плечом я вижу маму, бабушку Эппл, дедушку Питера и бабушку Грейс, собравшихся в гостиной.

Он поворачивается обратно к экрану. — С тобой всё в порядке? Куда они тебя забрали? Чего они хотят? Они сделали с тобой что-нибудь?

— Я в порядке, — говорю я, топчась по комковатой грязи. — Никто ничего не требует. Я оставила реабилитационный центр по своей воле. Я сбежала.

Он меняется в лице: — А как же тот парень, с которым ты была? Вас видели в АР.

— Мы с Язей отделились от него, — говорю я и понимаю, что солгала папе впервые в жизни. — Я уверена, они арестовали его.

— Нет, насколько мне известно, — говорит он и бросает взгляд на маму, которая пытается протолкнуться в поле зрения камеры.

— Где ты? — требовательно спрашивает она. — Как ты посмела уйти! Ты знаешь, в какие неприятности ты себя втянула?

— Лили, прекрати, — обрывает её папа. — Сейчас важнее всего, что она в безопасности. — Он смотрит на меня. — Я не могу определить твоё местонахождение. Скажи мне, где ты, чтобы мы могли забрать тебя домой.

Я резко останавливаюсь. — Сначала я хочу спросить у тебя кое-что.

— Слушай, Талия, — говорит папа, наклоняясь ближе к камере, чтобы моя мама не могла нас прервать. — Мне всё равно, что ты натворила. Мне всё равно, что ты сбежала. Просто скажи мне, где ты находишься, и я заберу тебя, и не буду задавать никаких вопросов. Может быть, мы найдём другой реабилитационный центр, если тебе не понравилось в этом. Мы со всем разберемся, я обещаю.

— Золотко, — бабушка Эппл заглядывает через папино плечо. — Детка, пожалуйста, просто скажи нам, где ты.

— Тал, детка, — зовёт дедушка Питер. Я могу рассмотреть только его макушку поверх голов папы и бабушки. — Я знаю, тебе кажется, что поднялась слишком большая суматоха, и ты, наверное, чувствуешь злость, или страх, или растерянность, и возможно, взрослые вокруг тебя не совсем адекватно воспринимают происходящее, но пора вернуться домой. Ты слышишь меня?

— Во-первых, мне нужно кое в чем разобраться, — отвечаю я всем сразу. Я смотрю вверх в ночное небо. Здесь, вдали от Внутреннего Круга так темно, что можно различить созвездия. Я пытаюсь соединить точки и сформировать картинку, пока я говорю. — Мне нужно знать больше про Универсальный Акт Защиты Питания, и почему Единый Мир арестовал Ану, и что случилось со всеми теми людьми на встрече...

Мама снова пробивает себе путь к камере: — С какой стати тебя всё это волнует?

— Потому что это влияет на людей, — говорю я. — Потому что это влияет на меня!

— Это на тебя не влияет! — злится мама. — Если ты вернешься домой, и позволишь нам защитить тебя....

— Не нужно меня защищать. — Кричу я на неё, но затем пытаюсь успокоиться, потому что я устала ругаться с мамой. Я делаю глубокий вдох. — Я не хочу возвращаться домой, не хочу, чтобы в реабилитационном центре вправляли мне мозги, я больше не хочу ходить на идиотские занятия по общению, дурацкий PlugIns и посещать чёртову Арену Развлечений. Это всё бессмысленная ерунда, придуманная затем, чтобы держать народ при деле и счастливым.

Мой папа прижимает руку ко рту и задумчиво кивает в ответ. Я чувствую ободрение в его реакции и начинаю быстро объяснять. — Если я вернусь домой сейчас, то до конца своей жизни меня будет грызть ощущение, чувство полной неудовлетворенности, потому что я буду знать, что от меня скрыт целый другой мир. — Я останавливаюсь у дальнего угла здания. — Мне нужны ответы.