Фионлах сидел в кресле в гостиной. Левой рукой он обнимал малышку, правой держал у ее губ бутылочку. Круглые глаза на крохотном лице смотрели на отца с абсолютным доверием. Фионлах, казалось, был смущен тем, что отец застал его в такой ситуации. Но сдвинуться с места он не мог. Фин сел в кресло напротив. Воцарилась напряженная тишина.

— Мою мать звали Эйлид, — сообщил он наконец.

— Я знаю, — кивнул Фионлах. — Мы назвали дочь в честь бабушки.

Фину пришлось поморгать — глаза внезапно заволокло влагой.

— Она была бы рада.

На лице юноши возникла тень улыбки.

— Спасибо, кстати.

— За что?

— Вчера ты вступился за нас. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы ты не приехал.

— Бегство — это не выход, Фионлах.

— А где он — выход? — спросил юноша с негодованием. — Мы не сможем так жить.

— Не сможете. Но и выбрасывать жизнь на помойку нельзя. Вы сможете позаботиться о ребенке, только если вначале позаботитесь о себе.

— И как нам это сделать?

— Для начала тебе надо помириться с Дональдом.

Фионлах резко втянул воздух, отвернулся.

— Ты считаешь его чудовищем, но это не так. Он просто думает, что защищает свою дочь и внучку.

Юноша начал было спорить, но Фин поднял руку, прося его замолчать.

— Поговори с ним, Фионлах. Расскажи, что хочешь сделать в жизни и как намерен этого добиться. Скажи, что начнешь обеспечивать Донну и Эйлид, как только получится, и возьмешь его дочь в жены, когда сможешь предложить ей будущее.

— Но я не знаю, что хочу сделать в жизни! — голос юноши дрожал.

— В твоем возрасте почти никто не знает. Но ты умный парень, Фионлах. Тебе нужно закончить школу, потом — университет. И Донне тоже, если она этого хочет.

— А что нам делать до этого?

— Оставаться здесь, всем троим.

— Преподобный Мюррэй этого не позволит!

— Ты не можешь знать, что он позволит, пока не поговоришь с ним. У вас больше общего, чем ты думаешь. Он хочет для Донны и Эйлид только хорошего, и ты тоже. Тебе просто надо его в этом убедить.

Фионлах закрыл глаза, глубоко вздохнул.

— Это проще сказать, чем сделать.

Соска от бутылочки выскользнула изо рта Эйлид. Она протестующе забулькала, и юноша быстро поднес соску к перепачканным молоком губам. Машина Дональда стояла там, где обычно парковался Фин — на изгибе дороги над старой фермой и его открытой всем ветрам палаткой. Тяжелые низкие облака шли над самой землей, готовые пролиться дождем. Впрочем, пока они держали его в себе, как будто понимали: земля внизу не сможет впитать еще больше влаги. Фин подошел к машине и огляделся. Дональда нигде не было. По крайней мере, палатка оказалась на месте. Помятая, заляпанная дождем, с болтающимися шнурами, зато колышки прочно держались в земле. Бывший полицейский осторожно спустился к ней по мокрому склону и через распахнутый полог увидел, что внутри кто-то есть. Он встал на колени, забрался в палатку и обнаружил там взъерошенного Дональда. Тот сидел, скрестив ноги, на спальном мешке. На коленях его лежала папка с материалами о наезде на Робби.

Острый гнев пронзил Фина, и он выхватил у Дональда папку.

— Ты какого черта делаешь?

Священник вздрогнул. Ему явно было неловко.

— Прости, Фин. Я не хотел тут шпионить. Приехал к тебе, а тебя нет, палатка открыта и листы из папки разлетелись. Я их просто собрал, и… — он помолчал. — Я не мог не понять, что это такое.

Фин опустил глаза.

— Я ничего не знал.

Он забросил папку в дальний угол палатки.

— Это было давно.

Фин вылез из палатки и встал в полный рост. Гряда огромных туч шла, казалось, прямо над его головой. На лицо брызнуло — вот-вот мог начаться дождь. Дональд вылез из палатки вслед за ним, и двое мужчин встали бок о бок, глядя вниз на заброшенный огород, скалы и пляж. Через несколько минут Фин заговорил.

— Дональд, ты когда-нибудь терял ребенка?

— Никогда.

— Это ужасное чувство. В твоей жизни не остается смысла. Хочется лечь и умереть, — он взглянул в лицо священнику. — И не надо говорить мне о Боге и высшей цели. Я буду зол на него еще больше, чем сейчас.

— Хочешь рассказать мне, как все было?

Фин пожал плечами, засунул руки в карманы комбинезона и направился вниз, к скалам. Дональд быстро догнал его.

— Ему было всего восемь лет. У нас с Моной был не самый лучший брак, зато от него родился Робби. И это оправдывало все.

Внизу море накатывалось на берег медленными волнами. Они разбивались о камни, превращались в белую пену.

— Однажды Мона с Робби ходили за покупками. Мона несла сумки в одной руке, другой держала Робби за руку. Они подошли к переходу, где пешеход нажимает кнопку и потом переходит. Они дождались зеленого и пошли. И вдруг на «красный» выскочила машина и сбила их. Мону подбросило в воздух, Робби попал под колеса. Она выжила, он — нет, — Фин ненадолго прикрыл глаза. — Вместе с ним умерли и мы. Наш брак. Мы были вместе только из-за Робби. Когда его не стало, мы разошлись.

Они дошли до скал. Здесь почва из-за эрозии грозила осыпаться, и дальше идти было опасно. Фин внезапно присел, сорвал мокрую белую головку пушицы, покатал в пальцах. Дональд опустился на корточки рядом с ним. Океанские волны под ними шипели, как будто надеялись стащить людей со скалы, утянуть на глубину. В лицо летели пенные брызги.

— А что с водителем?

— Ничего. Он не остановился. И его пока не нашли.

— А найдут, как ты думаешь?

Фин повернулся к священнику:

— Пока его не найдут, я не смогу нормально жить дальше.

— А если найдут, что тогда?

— Я убью его.

Фин смял цветок, выбросил.

— Ты этого не сделаешь.

— Поверь мне, Дональд: будет возможность — сделаю.

Священник покачал головой:

— Не сделаешь, Фин. Ты ничего о нем не знаешь. Не знаешь, кто он, почему не остановился, в каком аду живет с тех пор.

— Мне наплевать на все это, — Фин поднялся. — Я видел тебя вчера вечером. Видел твой взгляд, когда ты решил, что теряешь свою дочь. А она просто хотела сесть на паром. Представь, что бы ты почувствовал, если бы ее схватили, искалечили, убили! Ты бы не стал подставлять другую щеку. Было бы как положено — око за око, и плевать, что там говорил Ганди.

Дональд тоже встал.

— Нет, Фин. Я думаю, я бы чувствовал и боль, и ярость, и хотел бы отомстить. Но я бы не стал этого делать. Господь — наш судия. И я бы верил, что справедливость восторжествует, пусть даже после нашей смерти.

Фин долго смотрел на него, глубоко задумавшись. Потом сказал:

— Иногда я хотел бы верить так, как ты.

— Значит, есть еще надежда, — улыбнулся Дональд.

Фин рассмеялся.

— Никаких шансов! Моя душа потеряна, поверь мне, — он отвернулся и начал спускаться. — Идем! Я знаю, как спуститься к берегу.

Фин двинулся вдоль скал, Дональд — за ним. Священнику казалось, что он держится слишком близко к обрыву. Ярдов через пятьдесят земля начинала опускаться, под ногами появились сланец и крошащийся торф. Камни, наваленные на берегу, защищали это место от ярости океанских волн. Неровная тропинка опускалась на галечный пляж, прикрытый со всех сторон. Всего в нескольких футах океан вымещал свою ярость на каменистом мелководье. Его шум не оглушал только потому, что между людьми и стихией стояли каменные насыпи. В углублениях между камнями собиралась чистейшая вода. Брызги взлетали высоко над головой.

— В детстве это было мое тайное место, — сказал Фин. — Я приходил сюда, когда ни с кем не хотел разговаривать. С тех пор как родители погибли и я переехал к тетке, я сюда не возвращался.

Дональд осмотрелся. Они стояли в центре островка спокойствия. Звук моря эхом отдавался вокруг, но в то же время казался далеким. Даже ветер почти не задувал сюда.

— С тех пор как я приехал, я пару раз сюда приходил, — Фин грустно улыбнулся. — Наверное, надеялся найти здесь прежнего себя. Призрака давно ушедшей эпохи невинности. Но тут только крабы, галька и очень слабое эхо прошлого. Да и оно не звучит больше в моей голове, — он ухмыльнулся, поставил ногу на каменный уступ. — Ладно, зачем ты приехал?