— Хватит! — кричала Донна. — Прекратите, вы!

Но Дональд смотрел только на Фина.

— Я нашел в ее комнате билеты на паром, первый утренний до Уллапула. Я знал, что сегодня они попробуют сбежать.

— Дональд, они оба взрослые. И это их ребенок. Они могут ехать, куда хотят.

— Я так и знал, что ты выступишь за них.

— Я ни за кого не выступаю. Это ты своими выступлениями выжил их с острова. Не пускать к себе Фионлаха, даже если он хочет побыть с дочерью, просто ужасно.

— Он не может содержать ни дочь, ни жену. Он еще школьник, бога ради!

— И он не сможет никого содержать, если бросит школу и сбежит! А ты толкаешь его на это. И его, и Донну!

Дональд презрительно сплюнул.

— Мы теряем время, — сообщил он и снова попытался вынуть люльку из машины. Фин схватил его за руку. Дональд развернулся, его кулак пролетел сквозь лучи фар и ударил Фина по щеке. Сила удара опрокинула бывшего полицейского спиной на бетон.

Несколько секунд ничего не происходило, как будто кто-то поставил фильм на паузу. Никто из участников сцены не мог поверить в то, что Дональд ударил Фина. Вокруг гневно ревел ветер. Наконец Фин поднялся и вытер с губы кровь.

— Слушай, ты! Приди в себя, бога ради! — произнес он и уставился на священника.

Тот стоял, потирая костяшки пальцев. На лице — удивление, вина и гнев, как будто Фин был сам виноват в том, что он его ударил.

— Что тебе за дело до нас? — спросил он. Фин закрыл глаза и потряс головой.

— Просто Фионлах — мой сын.

Катриона Мюррэй открыла дверь пасторского дома с беспокойством. Когда она увидела на крыльце своего мужа и Фина Маклауда, мокрых как мыши, усталых и помятых, беспокойство перешло в недоумение. Она явно ждала не их.

— А где Донна и малышка?

— Я тоже рад тебя видеть, Катриона, — сказал Фин.

— Они у Маршели, — объяснил Дональд.

Темные глаза Катрионы заметались между мужчинами.

— Что помешает им поехать с утра в Огорновей и сесть на паром?

— Они не поедут, — сказал Фин.

— Почему?

— Они боятся, что мы с Дональдом покалечим друг друга. Можно нам войти? Там дождь.

Она неодобрительно покачала головой, но придержала двери. Двое мужчин зашли в коридор. С них капало.

— Снимайте все, что успело намокнуть.

Фин улыбнулся:

— Лучше я не буду раздеваться. Боюсь оскорбить твои чувства, — он на секунду расстегнул комбинезон, стали видны майка и трусы. — Я просто вышел взять в машине книгу.

— Я принесу тебе халат.

Катриона наклонила голову, чтобы получше рассмотреть лицо Фина.

— Что это с тобой?

— Меня ударил твой муж.

Она взглянула на Дональда, между ее бровями пролегли тонкие морщинки. Они как будто стали глубже, когда она увидела, что священник молча стоит с виноватым видом.

Через пятнадцать минут мужчины сидели у камина в гостиной с кружками горячего шоколада. Свет им давали только торфяные брикеты и настольная лампа. На Дональде был черный шелковый халат с китайскими драконами, Фин получил белый махровый халат. Оба были босыми и только-только начали согреваться. Повинуясь кивку Дональда, Катриона ушла на кухню. Несколько минут мужчины сидели в молчании.

— Вот было бы здорово плеснуть сюда виски, — сказал Фин без особой надежды.

— Отличная идея! — к его удивлению, Дональд поднялся и достал из буфета бутылку виски «Балвени Дабл Вуд», на две трети пустую. Вытащил пробку, щедро плеснул в обе кружки и снова сел. Фин отхлебнул и кивнул:

— Так лучше.

Дональд глубоко вздохнул:

— Мне нелегко это признать, Фин, но я должен перед тобой извиниться.

— Еще бы не должен, — кивнул Фин.

— Я не должен был тебя бить ни при каких обстоятельствах. Это плохо.

Бывший полицейский повернулся к своему бывшему другу. Было видно, как искренне он сожалеет о драке.

— Что в этом плохого?

— Иисус учил нас, что жестокость недопустима. «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

— Да уж. Если кто и повернул к врагу другую щеку, то это был я.

Дональд хмуро взглянул на Фина.

— А как же старое правило «око за око»?

Священник отхлебнул шоколад с виски:

— Как говорил Ганди, око за око — так все люди на Земле ослепнут.

— Ты что, правда во все это веришь?

— Да. И будет хорошо, если ты научишься это уважать.

— Я никогда не буду уважать то, во что ты веришь. Только твое право верить в это. А ты уважай мое право не верить.

Дональд наградил его долгим взглядом. Тлеющий торф освещал половину его бледного лица, вторая оставалась в тени.

— Ты сам решил не верить, Фин. Из-за того, что случилось с твоими родителями. Это не значит, что ты на самом деле не веришь.

— Я скажу тебе, во что я верю, Дональд. Я верю, что Бог Ветхого Завета и Бог Нового — это разные боги. Как примирить жестокость одного и проповеди другого о любви и мире? Надо выбирать то, что тебе подходит, и игнорировать то, что не нравится. Вот и все. Вот почему в христианстве так много течений. Католики, мормоны, баптисты, евангелисты, свидетели Иеговы… Только на одном нашем острове пять протестантских сект!

Дональд яростно потряс головой.

— Люди слабы, Фин. Они всегда будут спорить и ссориться. Вера — вот ключ ко всему.

— Вера — костыль для калеки. Вы с ее помощью маскируете противоречия. И даете легкие ответы на трудные вопросы, — Фин наклонился вперед. — Когда ты ударил меня, это шло от сердца, а не от веры. Это был настоящий ты, Дональд. Ты следовал инстинктам. Конечно, ты искренне хотел защитить свою дочь и внучку.

Священник с иронией хмыкнул.

— Мы поменялись ролями. Верующий бил, неверующий подставлял щеку. Тебе нравятся такие вещи, — голос его звучал горько. — Это было неправильно, Фин. Я не должен был так поступать. Это больше не повторится.

— Конечно, не повторится! Следующий раз я дам сдачи. Предупреждаю: я дерусь не по правилам!

Дональд не смог удержаться от улыбки. Он допил кружку и несколько секунд смотрел в нее, как будто там можно было найти ответы на все вопросы Вселенной.

— Хочешь еще?

— Шоколада или виски?

— Конечно, виски. У меня есть еще бутылка.

Фин протянул ему свою кружку:

— Можешь наливать, сколько хочешь!

Дональд разделил то, что оставалось в бутылке. Виски, выдержанный в бочках от шерри, легко скользил в горло и согревал изнутри.

— Что с нами случилось, Дональд? Мы же были друзьями. В школе все к тебе прислушивались. Ты был для нас героем, примером для подражания.

— Я был довольно плохим примером!

Фин покачал головой:

— Нет. Конечно, ты делал ошибки. А кто не делал? Но было в тебе что-то, чего не было у всех нас. Ты был внутренне свободен, и отношения с миром у тебя были особые. Бог изменил тебя, и изменил не к лучшему.

— Только не начинай!

— Я все надеюсь, что однажды ты повернешься ко мне со своей знаменитой широкой улыбкой и закричишь: «Это была шутка!».

Дональд рассмеялся.

— Бог и правда изменил меня, Фин. И изменил к лучшему. Научил меня контролировать низменные инстинкты. Я и правда стал лучше, чем был. Стал поступать с другими так, как я бы хотел, чтоб со мной поступали.

— Тогда почему ты так жесток к Фионлаху и Донне? Нельзя их разлучать. Ты думаешь, что защищаешь дочь. Но малышка — она же дочь Фионлаха! Как бы ты чувствовал себя на его месте?

— Я бы не стал заводить ребенка.

— Да ладно! Ты и не вспомнишь, сколько девушек оттрахал, когда тебе было столько, сколько ему. Тебе просто повезло, что никто не забеременел! — Он помолчал. — До Катрионы.

Дональд уставился на него из-под насупленных бровей.

— Иди к черту, Фин!

Тот расхохотался.

— Вот он, старый добрый Дональд!

Священник покачал головой, стараясь сдержать улыбку.

— Ты всегда плохо на меня влиял, — он поднялся, подошел к буфету, достал новую бутылку. Наполнил их кружки и снова плюхнулся в кресло. — И после всего, что было, у нас с тобой общая внучка, Фин Маклауд. Мы дедушки! — Он недоверчиво свистнул. — Когда ты узнал, что Фионлах твой сын?