Время шло и медленно, и быстро. Каждый раз, когда я смотрел на часы, выяснялось, что прошло всего пять минут. А потом внезапно оказалось, что уже без четверти двенадцать. Возможно, я все-таки заснул и сам этого не заметил. Но сейчас сердце у меня стучало как сумасшедшее; казалось, оно колотится прямо в горле. Я начал задыхаться. Время идти.

Я вылез из постели, полностью оделся, влез в ботинки. У них были толстые резиновые подошвы, и я надеялся, что они помогут мне на льду. Дрожащими пальцами я завязал шнурки и потряс Питера за плечо. К моем раздражению, проснулся он не сразу. Но вот мой брат наконец вынырнул из какого-то незаслуженно счастливого сна, и к нему вернулись воспоминания о том, что должно случиться этой ночью. Его глаза загорелись в предвкушении.

— Уже пора? — громко прошептал он.

Я приложил палец к губам и злобно на него посмотрел.

И только когда мы подошли к двери спальни, я понял, как много ребят не спит. В темноте раздавался шепот:

— Удачи, Джонни!

— Покажи ублюдку, на что способны парни из Дина!

Мне хотелось сказать: «Сами ему покажите!».

Кэтрин ждала нас у начала лестницы в подвал. У нее был фонарик, и она посветила нам в лица, когда мы спускались. Я чуть не ослеп.

— Бога ради, выключи! — я поднял руку, защищая глаза. Свет погас, и в полной темноте я чуть не упал. — О Господи!

— Вы опоздали! — прошептала Кэт. — Тут так страшно. Внизу что-то все время лязгает. И по полу кто-то бегает! Это точно крысы.

Я отодвинул щеколду, открыл дверь, и в подвал ворвался холодный воздух. Он пах настоящей зимой. Звезды казались проколами в черной ткани неба, дырочками, через которые мы смотрим на свет. Черный асфальт вокруг Дина покрывала сверкающая изморозь. Небо нашло идеальное отражение на земле. Ну, или ад отразился в небесах.

Когда мы спустились в деревню, часы как раз били полночь. Звук далеко разносился в холодном и чистом ночном воздухе, глубокий и скорбный. Как колокол, что звонит по мертвым. Идти по Белс-Брэй в темноте, мимо тихих домов, пришлось медленно и осторожно. Выпавший снег растаял на солнце, а потом превратился в лед. Когда мы добрались до пресвитерианской церкви на вершине холма, все трое успели взмокнуть. В школе нам говорили, что в этом здании в семнадцатом веке располагалась таверна. Сейчас церковь, с ее башенками и ступенчатым фасадом, наполовину ушла в землю. А жаль: я бы все отдал за стаканчик пенного эля, который наливали здесь давным-давно. А то язык у меня приклеился к нёбу, а храбрость по мере приближения к мосту улетучивалась.

Братья Келли ждали нас возле первой арки моста, стоя в тени громады церкви. В городе было тихо и пусто, как на кладбище. На улице ни одной машины, все окна в домах вдоль Квинсферри-Стрит темные. Луна отражалась от всех покрытых снегом поверхностей. Только вода в реке оставалась темной.

— Вы опоздали! — прошипел Патрик Келли из тени. — Мы уже сто лет ждем! Холодно зверски!

Я слышал, как он топает и похлопывает затянутыми в перчатки руками, чтобы согреться.

— Ну, мы пришли, — ответил я. — Так что можно начинать. Я первый.

Я двинулся к парапету, но Патрик оттолкнул меня своей пятерней.

— Нет, я первый! Не собираюсь снова тебя ждать. Кто будет замерять время?

— Я, — Кэтрин вышла под желтый свет фонаря. На ладони у нее лежал гравированный серебряный секундомер с розовой лентой. Один из братьев Келли схватил девушку за запястье, чтобы получше рассмотреть диковинный предмет. Он с завистью спросил:

— Ты где это украла?

— Я не крала! — Кэтрин высвободила руку, сжала пальцы. — Мне отдал его отец.

Патрик велел:

— Дэнни, ты следи, чтоб она не жульничала.

Потом взялся за кованые пики ограждения, идущего вдоль парапета, и перелез на уступ. Ноги у него при этом скребли по льду.

Я много раз проходил по этому мосту, но парапет рассматривал впервые. Позже я узнал, что его возвели лет за пятьдесят до нашего приключения, чтобы самоубийцы перестали прыгать в реку. Есть в мостах что-то такое — с них все время кто-нибудь прыгает и разбивается. Не знаю, что творится у людей в голове; я в ту ночь думал об одном — как бы не упасть. Пресвитерианскую церковь, или «кирху», на южной стороне и готическую Церковь Святой Троицы на северной разделяло четыре арки моста. Его высота над рекой составляла сто шесть футов, а длина — метров сто пятьдесят. Уступ был достаточно широк, чтобы по нему мог пройти человек. Если не будет смотреть вниз или слишком задумываться над тем, что делает. В трех местах между арками уступ пересекали опоры колонн, и вот тут начинались сложности. Опоры были наклонными и заставляли отдалиться от спасительного парапета, где всегда можно было схватиться за пики ограды.

Я чувствовал, что внутри у меня все переворачивается. Это безумие. Что я вообще здесь делаю? Я едва мог дышать. По лицу Патрика было видно, что он тоже боится. Но он очень старался не подавать виду.

— Засекай время! — крикнул он и двинулся по уступу. Мы все подались вперед. Кэтрин нажала кнопку секундомера.

Патрик двигался удивительно быстро, распластавшись по стене лицом к парапету, касаясь ее руками. Опоры он обнимал, вцеплялся в них и передвигал ноги, не отрывая их от уступа. Дэнни остался возле кирхи, он вместе с Кэтрин смотрел на секундомер. Я, Питер и еще один брат Патрика, Тэм, шли за старшим Келли по тротуару на мосту. Дыхание Патрика было тяжелым из-за страха и физических усилий. Изо рта у него шел посеребренный луной пар. Я видел только макушку соперника и его сосредоточенный взгляд. Питер вцепился мне в руку и глаз не мог оторвать от Патрика. Мой брат беспокоился о его безопасности, несмотря на то, что тот угрожал раскрыть тайну татуировки. Впрочем, Питер вообще за всех переживал.

Пэм все время подбадривал старшего брата. Когда тот, наконец, дошел до церкви, взялся дрожащими руками за ограду и перелез на дорогу, младший Келли испустил громкий радостный крик. В это время к нам подбежали Кэтрин и Дэнни.

— Ну? — вопросил Патрик. Его лицо светилось от гордости.

— Две минуты двадцать три секунды, — сообщил Дэнни. — Так держать, Пэдди!

Патрик повернул ко мне сияющее лицо:

— Теперь твоя очередь.

Я посмотрел на Кэтрин. В ее темных глазах разгорался страх.

— Как там лед? — спросил я Патрика. Он ухмыльнулся:

— Охренительно скользкий.

Сердце у меня ушло в пятки. Две минуты двадцать три секунды — это очень быстро! Я помнил, что если не смогу пройти быстрее, мне придется преодолеть уступ дважды. Патрик просто излучал самоуверенность: он и мысли не допускал, что я обгоню его. Если честно, и я такой мысли не допускал. Но думать об этом не было смысла. Как-то глупо сдаваться собственному страху.

Я вскарабкался на парапет и, держась за ограду, перелез на уступ с вешней стороны моста. Железо ограды было ледяным, замерзшие руки начало сводить от холода, но я не разжимал их. Встав на уступ, я обнаружил, что мои резиновые подошвы дают отличное сцепление со скользким снегом. Я отпустил ограду. Теперь я балансировал на узком каменном уступе, по которому мне предстояло пройти почти четыреста футов. Если я буду действовать так же, как Патрик, только случай решит, окажусь ли я быстрее. А если двинуться прямо, как по бордюру, балансируя вытянутыми в стороны руками? Тогда я смогу опередить его. Если не упаду, конечно. Только проходя мимо опор, я мог бы воспользоваться методом Патрика.

Я глубоко вдохнул, борясь с искушением посмотреть вниз, крикнул:

— Засекай время!

И двинулся вперед, глядя только на кирху на другом конце моста. Я чувствовал, как скрипит снег у меня под ногами. Левую руку приходилось поднимать выше правой, чтобы не касаться парапета. Малейшая ошибка, легкое касание камня — и я полечу в воду. Дойдя до первой колонны, я обхватил ее руками, повернулся боком и двинулся в точности как Патрик. Потом восстановил равновесие и пошел к следующей опоре. Меня захватила эйфория — казалось, я могу просто пробежать по уступу. Понятно, что это было невозможно; но я почувствовал себя более уверенно и увеличил скорость. Том на дальней стороне завопил: