– Рядовой второго отделения четвертого взвода отдельной роты транспортного сопровождения Леопольд Ляминен, сэр!

– Хватит кривляться, Ляминен, а то загремишь на губу, – сурово пообещал полковник и покосился на стоявших в дверях кают-компании двух плечистых полицаев. – Вскрывай сумки, желаю видеть улики и слушать сбивчивые объяснения, так вас разэдак, залетчики хреновы.

Ляминен покорно поставил первую сумку на стол, расстегнул молнию и начал выставлять йогурты, бутылочки с соком, минеральную воду, консервированные фрукты и подсоленный кефир – на утро.

Полковник вздохнул, окинул всех присутствующих пронизывающим взглядом и сказал:

– Вторую давай.

Ляминен начал потрошить вторую сумку, но и там была все та же мирная продукция и никакого криминала.

– То есть вы типа умные, а я, Зуман, дурак, да? – произнес полковник, но ему возразить никто не решился. – Что, действительно не притащили бухла, да? Просто так к курбачам бегали?

Курбачами на базе называли тыловиков.

– У них выбор богаче, чем в магазине, сэр, – сказал Ляминен.

– У них вдвое дороже!..

– Зато и свежее. Вот, посмотрите на строки выработки горошка, например.

– Знаешь что… – прорычал полковник, и Ляминен поставил горошек на место. – Я, между прочим, имею право провести у вас тут обыск, блок небольшой, за десять минут все перероем!.. Так что, сами отдадите бухло или как?

– Разрешите я отвечу, сэр! – поднял руку Брейн и вышел из-за спины Харви. Увидев сержанта, полковник снова вздохнул. Тот служил третий контракт, а значит, был тертым калачом и его на голос взять было невозможно.

– Отвечай.

– Сэр, чтобы провести обыск в жилом помещении против воли служащих, требуется разрешение начальника базы. По телефону нельзя – только личным докладом.

– Я не поленюсь, пять минут езды до дома начальника!.. – не сдавался полковник Зуман.

– Это так, сэр, но вы, простудившись, приняли капли от кашля, а генерал Камарин может истолковать этот запах иначе.

Полковник помолчал, глядя на выставленные продукты, затем выбрал себе на утро подсоленный кефир и, выйдя из кают-компании, уже оттуда сказал:

– Как же ты мне надоел, Брейн. И когда уже тебя совсем уволят?

Хлопнула дверь, и стало слышно, как наряд спускается по лестнице.

– Обдурили Зумана! – воскликнул Харви. – Ну разве не повод, чтобы выпить?

– Я начну готовить стол, – вызвался Леон. Ольсен молча к нему присоединился, а Харви распахнул шкафчик и стал любоваться батареей бутылок.

– Вы плохо знаете Зумана, если думаете, что он не вернется, когда мы размякнем от выпивки, – предупредил Брейн.

– А ты думаешь, старина Харви это не предвидел? – спросил Харви и засмеялся. – Вот, посмотри!..

Он выудил из угла шкафа отдельную бутылку с этикеткой, как у моющего средства.

– Что это?

– Антиполицай! Двадцать капель на каждую бутылку – и никакого запаха в выхлопе, но эффект не портит. Ну, разве я не молодец?

– Молодец, только это не ты придумал, а твой родственник, – напомнил Леон.

– Родственник мой, значит, я причастен, – не согласился Харви. – А когда мы поддадим, пусть является Зуман и нюхает. Наше дыхание будет свежим, как фиалки. Там, кстати, написано – запах фиалки.

Пока готовили закуску, Харви откупоривал бутылки с ромом и разливал по ним капли фиалки.

Брейн стал ему помогать, в то время как Ляминен с Мози начали спорить, какое видео подойдет для сопровождения застолья. Радист требовал фильм, а лейтенант – юмористическое шоу.

Остановились на том, что откроют на экране два окна, а когда все рассядутся, каждый сможет настроить звук выбранного шоу с помощью акустического фокусатора, который у ТВ-бокса этой марки поддерживал двенадцать позиций.

Впрочем, как обычно случалось за выпивкой, обо всех шоу быстро забывали. Особенно под хорошую закуску, а закуски в этот раз было с избытком.

– А чего вы столько еды набрали? – спросил Брейн, замечая, что большую часть продуктов Ольсен с Леоном запихивают в холодильный шкаф, оказавшийся для этого тесным.

– Роммель потребовал, чтобы мы все это купили, чтобы он мог на нас навариться, – сказал Харви.

– Так он же тебе дядя.

– Ну, вот такой у меня дядя.

Харви залил капли в последнюю, десятую, бутылку, встряхнул ее и отдал Брейну, который вернул на место пробку.

– Ну что, камрады, – сказал Харви, окидывая взглядом стол. – Пора зажигать.

Только утром, с трудом размокнув веки, Брейн почему-то вспомнил, что вчера они не сходили на обед. Впрочем, и на ужин тоже, хотя зачем им это при таком количестве закуски?

Похмелье сказывалось не очень сильно, должно быть, так работал «антиполицай». Брейн поднялся и пошел умываться, не глядя на часы. Когда же, приняв душ и надев новый комплект белья, он вернулся в свой кубрик, часы показывали половину десятого утра – можно было даже сходить на завтрак.

Одевшись, Брейн вышел в коридор, постоял, прислушиваясь, – никакого движения в кубриках, только храп. Что ж, в этом не было ничего удивительного, он один из всего отделения любил ходить на завтрак, это его как-то перезаряжало.

Выйдя на открытую площадку, Брейн остановился и вдохнул свежий воздух, наполненный диковинными ароматами здешних трав. На территории базы их уничтожали наногербицидами, но они благоухали из-за пределов базы.

Была ясная погода – обычное дело для последних пяти летних годов, а полностью сезонный оборот на материке происходил за двенадцать лет. При этом зима длилась всего три года, но условия были таковы, что на это время вся добывающая промышленность консервировалась, а персонал – эвакуировался. Но через три года они возвращались и снова работали девять лет.

Как при сверхнизких температурах выживали партизаны, никто не знал. Вообще, противника здесь изучали мало. Все силы и средства компания концентрировала на добыче пластического угля, и пока потери от подрывной деятельности партизан даже близко не дотягивались до прибылей, изучать их или там углублять разведывательную деятельность никто не собирался. А зачем, если по расчетам геологов бассейны должны быть исчерпаны через пятнадцать лет?

В столовой пахло свежим кофе, за это Брейн и любил завтрак в столовой. То есть кофе можно было выпить и у себя в блоке, но там это было как-то обыденно, а обстановка столовой придавала утренней трапезе некую торжественность. Скатерти, салфетки, приветливые повара на раздаче. Казалось, у них никогда не бывало плохого настроения, впрочем, один его знакомый из пищеблока как-то пояснил причину – выход на раздачу был чем-то вроде поощрения для рабочих кухни, всю смену находящихся возле раскаленных плит, где от жара не спасали никакие кондиционеры.

Решив шикануть, Брейн занял место за одним из ВИП-столиков, где обслуживали официанты. Обслуживание стоило всего три ранда, зато торжественность завтрака возрастала еще выше.

– Здравствуйте, сержант, – поздоровался подскочивший парень в чистой кухонной робе.

– Короче так, загибай пальцы… Кашу давай, рисовую.

– Рисовая только из восстановленного риса.

– Тогда – пшено. Натуральное имеется?

– Так точно, сержант.

– Отлично. Значит, кашу, потом еще сочник и кофе. Но кофе притащишь под занавес. Понял?

– Разумеется.

В ожидании своего заказа Брейн смотрел по сторонам, кивал знакомым. Потом принесли кашу, именно такую, как он любил. А еще свежий сочник из песочного теста с творогом. И, наконец, кофе. Одного из тех сортов, которые он особенно выделял – средней прожарки.

Было время, когда Брейн не подозревал ни о каких сортах и просто заливал в термос «кофе из таблеток». Вкус был похожий – ничего другого не хотелось. Но когда служил на «Винтере-24» – полюсном материке планеты Квиби, где приходилось нарезать до сотни километров на открытых снегоходах, в их небольшом гарнизоне нашелся повар, большой любитель кофе, и он лично заваривал его для солдат, отправлявшихся в рейд, и сам разливал в термосы. Вот тогда-то, перекусывая на снегу и укрываясь от ветра за корпусом снегохода, Брейн по-настоящему оценил напиток, произведенный из зерен, а не из химии.