Ведь нефть — не высокотехнологичная продукция, а напротив — непереработанное сырье, да к тому же еще и чисто биржевой товар. Покупать нефть дороже, чем она стоит на бирже — все равно никто не станет. Количество этого товара в мире во вполне обозримой перспективе весьма ограничено. Поэтому принимать на себя обязательство продавать нефти больше и по какой-либо фиксированной цене — явно не в интересах поставщика: это ограничивает его возможности договариваться об объемах поставок и о поддержании цен с другими мировыми производителями этого сырья. Соответственно, подобные индивидуальные договоренности с крупнейшим в мире потребителем нефти могут быть лишь в интересах самого потребителя, но зачем они нам — продавцам нефти? Чтобы похвалили, погладили по головке и назвали «рыночными»?

Или мы уже смирились с тем, что судьба России — быть лишь сырьевым придатком Запада? Тогда все мои предшествующие и дальнейшие рассуждения лишаются смысла — зачем крылья черепахе? Зачем цивилизованные правила игры, разумная кредитно-финансовая система, антимонопольное регулирование и, тем более, какая-то промышленная политика — сырьевому придатку? Для увековечивания такого положения и статуса — это все не нужно.

Если же мы рассматриваем продажу сырья как меру вынужденную и временную и готовы присматриваться к опыту пусть даже не США, имеющих свои значительные сырьевые запасы, но предпочитающих нефть импортировать, но и к еще недавно сравнительно слаборазвитому Китаю, который при динамичном развитии из экспортеров нефти уже превратился в импортера, то стоит видеть и перспективу — возможную нехватку энергоресурсов во вполне обозримом будущем не только для экспорта, но даже и для собственного развития. Если, конечно, мы все-таки собираемся развиваться.

С этой точки зрения то, что для сырьевого придатка — минус, для государства, стремящегося к динамичному развитию — плюс.

Так, снижение мировых цен на нефть для экспортеров однозначно плохо. И для нашего бюджета, питаемого, в основном, доходами от экспорта нефти и газа, сиюминутно — тоже плохо. Но если есть на мировых рынках излишек нефти, и нам Организация стран экспортеров нефти (ОПЕК) предлагает поставки скоординированно сократить, стоит, наверное, согласиться, а не растранжиривать попусту то, что еще пригодится нашим детям и внукам? Ведь, во-первых, это будет содействовать установлению более справедливой (с точки зрения экспортеров) цены на нефть и извлечению в пользу всего общества (при разумной экономической политике государства) большего объема природной ренты, которую можно направить на развитие современных отраслей экономики. И во-вторых, не потом, а непосредственно сразу же должно появиться излишнее предложение нефтепродуктов на внутреннем рынке, что при надлежащей жесткой антимонопольной политике должно вести к существенному снижению цен на бензин, дизельное топливо и мазут, и далее — к снижению издержек и повышению конкурентоспособности своей продукции по всей цепочке: от топлива и до товаров повседневного спроса и продуктов питания.

А если цены на нефть на мировом рынке вырастают до тридцати долларов за баррель и выше, то из этого вовсе не следует, что должны расти цены на топливо и внутри России — производителя и продавца нефти. Напротив, если полноценно изымать у нефтедобывающих компаний связанную с ростом мировых цен сверхприбыль, то этого исчерпывающе достаточно для того, чтобы расширять предложение на своем внутреннем рынке, а значит — и не допускать на нем роста цен на энергию, потребление которой на производство единицы любого товара в России, как известно, больше, чем на Западе, в том числе и по объективным причинам.

Другой пример — введение США ограничений на поставки нашей стали. Для сырьевого придатка это — очень плохо. Но для страны, имеющей такое количество дорог, металлических мостов, плотин, дамб и тоннелей, требующих восстановления и ремонта, такую протяженность железных дорог, линий электропередач и т.п., для страны, имеющей такие технологические заделы в судостроении и тяжелом машиностроении — избыток стали должен был стать подарком судьбы и сигналом к запуску проектов, связанных с металлоемким производством. Но ничего подобного нет. В этом смысле тоже никакой целенаправленной промышленной политики, ориентированной на развитие несырьевого сектора экономики, мы не видим. Общество не получает ни доходов от экспорта сырья и полуфабрикатов (соответствующих масштабам этого экспорта), которые можно было бы направить на экономическое развитие, ни — в периоды ограничения экспорта — удешевления сырья на внутреннем рынке и, на этой основе, условий для модернизации своей экономики. Ничего.

Есть ли у современной России какая-то внятная энергетическая и транспортная политика? Парламентские слушания и симпозиумы на эти темы проводятся. А вот что за политика при этом реализуется — непонятно. Хотя раньше — не только в советское время, но и при царе — такая политика была.

Начнем с общеизвестного. Так, до революции весьма и весьма существенно дотировались все железнодорожные перевозки (и грузовые, и пассажирские) за Урал и далее, а также и в обратном направлении — тех товаров, которые произведены в этих отдаленных регионах, специально таким образом поддерживаемых государством. В советское время пассажирские железнодорожные перевозки рассматривались прежде всего как социальная функция, грузовые же — как элемент единой технологической системы, который вовсе не обязательно всегда должен быть выгоден сам по себе:

инфраструктура, в том числе транспортная, должна обеспечивать конечную эффективность всей экономики.

Безусловно, имелись и издержки: нецелесообразные встречные перевозки фактически одних и тех же товаров и т.п. Но устраняя издержки ведь вовсе не обязательно ломать в корне жизненно важную инфраструктуру, причем в данном случае инфраструктуру не только экономики, но и всей жизнедеятельности единого государства. Как продукции, произведенной в Сибири, конкурировать с зарубежной — не то что на внешних рынках, но даже и в Москве или Владивостоке, — если транспортная составляющая теперь может доходить до половины себестоимости? Значит, не надо в Сибири это производить? И жить в Сибири — тоже не надо?

Можно ли в стране со столь низкой плотностью населения, особенно в сибирских и восточных регионах, не дотировать дальние перевозки? Можно — если вы не собираетесь сохранять эту страну как единую.

Да, мы говорим об экономике. Но, предположим, в карточной игре: можно ли отказываться от крупного козыря, если сиюминутно, в этом круге, вы можете обойтись и без него? Так же и в экономической жизни государства: можно ли фактически разрушать единое государство только из соображений сиюминутной выгодности, сиюминутной рентабельности — не заглядывая в завтра со всеми его степенями неизвестности?

Действовали в советское время и единые усредненные тарифы на электроэнергию — независимо от того, к какой электростанции и на каком топливе работающей ближе тот или иной потребитель. Это с экономической точки зрения было не вполне рационально применительно к крупным предприятиям — потребителям электроэнергии (алюминиевая промышленность, прямое восстановление стали и др.), но тогда вопрос о размещении таких предприятий вблизи электростанций решался, как известно, административно. Но это — в рамках единой электроэнергетической системы всей страны — было вполне разумно применительно к транспортной инфраструктуре, средним и мелким предприятиям и, тем более, городскому и жилищно-коммунальному хозяйству. Теперь же и отменена система единых тарифов, и подвергается дальнейшей деградации и прямому разрушению вся единая электроэнергетическая система страны.

Внутренние тарифы на топливо и, в частности, цены на бензин составляли в советское время доли процента от мировых. Сейчас — приближаются к мировым (не путать с европейскими, существенно более высокими за счет внутренних налогов), в частности — к американским, то есть к ценам в стране, являющейся импортером нефти.