– А я-то тут при чем? – изумился Егор. – Я лишь объяснил вашему Вовке, что для разгона первой ступени лучше брать…

– Я тебе покажу разгон первой ступени! – зашумела мама Стрижакова и толкнула Егора животом. – Ты у меня быстро в колонию загремишь! Кто придумал бросать портфели девочек на крышу?

– Это была катапульта, – стал оправдываться Егор. – Всем же понравилось!

– А кто придумал рыбалку с динамитом? – зло сощурилась завуч.

– А кто гвоздей в рояль напихал?

Молотков с горечью понял – ему здесь не рады. Завуч забилась в угол, выставив перед собой портфель. «Боится моего летающего хомяка, – вздохнул Молотков. – Зря боится, хомяк давно разбился, не выдержав летных перегрузок». Секретарша обняла все вещи на своем столе разом и внимательно следила за каждым движением Егора. Точно курица, заметившая в курятнике чужого кота. «Это она из-за ксерокса, – догадался Егор. – Я ей воды в ксерокс налил, вот она и дуется на меня».

К счастью, Николай Сергеевич вернулся быстро. Они вместе спустились по лестнице. Света внизу не было. В полумраке директор загремел ключами. У Егора вдруг непонятно екнуло в животе: что-то вроде предчувствия. В голове словно хрустнуло и зашептал противный голос:

– Уххходи отсссюда, нечччего тебе там делать, откажисссь, уххходи, а иначчче тебе несдобровать…

Егор сильно подпрыгнул на одной ноге, словно воду из ушей вытряхивал.

– Уходи, глупый мальчишшшка, пока не поздно…

– Молотков, чего головой трясешь? Тебе плохо? – Директор распахнул мощную дверь в подвал.

– Все в порядке, – Егор смело шагнул вниз.

Прямо в жаркую темноту.

В подвале было тепло и сухо, пахло пылью, где-то гулко журчала вода. Шли долго, обходили разобранные теннисные столы и залежи стульев. Наконец, впереди показалась гора из лыж и лыжных палок, напоминавшая гигантского спящего ежа. Николай Сергеевич везде зажег свет. Но Егору показалось, что, чем дальше они забираются, тем свет слабее.

– Вон в ту щель карабкайся, бочком вдоль стенки, – скомандовал директор. – Лезь в самый угол. Туда лет сто никто не забирался. Нашел ящики? Давай диктуй!

Ящики были маленькие, но тяжелые. Егор их переворачивал и выкрикивал номера.

– Что-то маловато, – подытожил из-за лыжной баррикады директор. – Ты везде посмотрел? Глянь по сторонам.

Егору вдруг показалось, что вдали зазвонили настенные часы. Одни или даже несколько. На всякий случай он снова помотал головой и поболтал в ушах пальцами. «Еще не хватало с ума сойти», – заволновался мальчик.

«Найди сыпучую карту… Спрячь, пока не поздно… Ах, он нас не слышит…»

Егор подергал себя за уши и сильно потер щеки.

Ничего. Почудилось. Только журчала вода и хрустела цементная крошка под ногами.

– Николай Сергеевич, тут еще есть! – обрадовался Егор. – Просто они лежат в углу, под трубой, я их сразу не заметил.

– Хорошо, что нашел! – повеселел директор. – Осторожнее там. В ящиках кафельная плитка, ее сто лет назад выгрузили, а ремонт в столовой только сейчас будут делать.

Когда глаза привыкли к темноте, Егор удивленно присвистнул: оказалось, за трубой вовсе не тупик. Проход вел куда-то дальше, под кирпичную арку, но потолок нависал очень низко, взрослому человеку пришлось бы там сгибаться или ползти на коленках. Ящички с плиткой были сложены в пирамиду за углом и завалены пыльными кусками картона. Пришлось сначала его раскидать, а потом доставать ящички по одному и оттаскивать к свету, чтобы прочесть номера. Егор быстро справился, но, в последний раз обернувшись, заметил кое-что странное. Там, где он разобрал груду картона…

Там виднелась узкая ниша, кусок стены которой чем-то выделялся. Ближе к свету стенка была самая обыкновенная, покрытая серой штукатуркой. Но дальше, там, куда почти не проникал свет запыленной лампы, штукатурка осыпалась и угадывалась кирпичная кладка. Выглядело так, будто кирпичи положили криво. И еще на одном из нижних кирпичей было что-то нарисовано.

– Все, закончил? – тревожно спросил из-за груды лыж директор. – Вроде теперь количество сходится. Эй, Молотков? Ты цел?

– Уже иду! – Егор стал ощупывать стенку.

И почти сразу, едва прижал ладони к холодным кирпичам, опять услышал хриплый бой часов. А еще… его кто-то позвал по фамилии! Несколько тоненьких голосков словно ругались между собой.

«Молотков… Молотков! Он нас не слышит… Серые охотники уже идут по следу… Спаси карту… пока не поздно…»

Егор в испуге отпрянул, не удержался на корточках и ударился затылком о толстую горячую трубу. Несколько секунд он сидел тихо, слушая быстрый стук своего сердца.

«Молотков, запри дверь… Охотятся за картой… Найдут тебя… Берегись!»

«Это все математика, – грустно сообщил сам себе Егор. – И русский язык тоже. Я сошел с ума, потому что слишком долго учусь. Нельзя так долго учиться! Наверное, мне уже пора на пенсию, как бабушке. Может, пойти самому поискать сумасшедший дом, пока я никого не покусал?»

Очень медленно, стараясь не дышать, Егор протянул руки и коснулся шершавой кладки.

Ничего не произошло. Но за стенкой недавно кто-то был.

Мальчик рукавом вытер почему-то вспотевший лоб. Спина тоже взмокла. В лицо лезла паутина, хотелось чихать. Ему вдруг показалось, что в центре ниши кладка теплее, чем по бокам. Самую малость, но теплее. Потом ладонь наткнулась на неровное место. На одном из старых кирпичей был выбит какой-то знак. Даже не выбит, а вдавлен, точно клеймо. Вроде кольца, а в кольце что-то непонятное, на ощупь не угадать. «Когда глина остывала, – догадался Егор, – клеймо вдавили, а потом кирпичи обожгли в печке».

– Молотков, вылезай, ты не на экскурсии! – всполошился директор.

Неожиданно опять донесся далекий перезвон. Егор отважно приложил ухо к прохладному кирпичу.

«Молотков… Берегись охотника! Он чует тебя…»

Тоненький голосок звучал все слабее. Зато теперь Егор не сомневался – звук доносился именно оттуда, из-за покосившейся стенки. Но откуда в подвале ходики?

– Николай Сергеевич… – Егор внезапно закашлялся. – А что там дальше, за лыжами?

– Кажется, остатки старого фундамента, – оторвавшись от эсэмэски, не слишком понятно объяснил директор. – Пойдем, меня люди ждут.

Егор стал пробираться обратно, но по пути задумался. Допустим, голоса послышались. Как пьянице дяде Мише из четвертой квартиры: тот часто слышал голоса, заклеивал скотчем розетки и ругался на всех через форточку. «Не хотелось бы стать таким же», – вздохнул Егор. Но кроме голосов еще имелась непонятная печать на старом кирпиче. И не только…

Там было что-то еще. Что-то непонятное. А когда встречается непонятное, его обязательно нужно исследовать.

– Что с тобой? Чего затих? Ударился? – озабоченно спросил директор. Взрослые почему-то всегда начинали волноваться, когда Егору в голову приходила новая идея.

– Нет, все в порядке. Николай Сергеевич, а если человек, например, сошел с ума… Его обязательно увезут в больницу или могут разрешить жить дома?

– Это смотря кого, – почему-то разозлился директор. – Некоторых стоило бы увезти подальше, а они живут себе. Еще и образованием руководят… Постой, Молотков, ты куда собрался?

– Я, Николай Сергеевич, лучше тихонько в столовой посижу, – миролюбиво объяснил Егор. – Чтобы не мешать Нине Петровне вести урок.

– Какой ты заботливый, – похвалил директор. – Ничего страшного: я сам провожу тебя до класса.

Когда поднялись на второй этаж и подошли к кабинету, Егор чуть не подпрыгнул: он внезапно понял, почему кирпичи в подвале лежали криво и почему одни казались темнее и холоднее других.

Там, в стене, была замурованная дверь.