Груди у нее были круглые и гладкие, а кожа — бледная, почти прозрачная. И от нее исходил опьяняющий аромат.

Остин откашлялся.

— Уверяю вас, эта грудь прекрасна.

— Вы правда так думаете?

Он тут же кивнул:

— Да, конечно. Она такая очаровательная, что мне хочется увидеть побольше.

— Может быть, вы просто слишком долго были в море? Возможно, вы очень давно не видели женскую грудь.

Подавив смех, Остин взялся за ленточку ее сорочки.

— У меня была жена, мисс. И у меня была… — Он помолчал. — В общем, я видел груди. Сравнение в вашу пользу.

Она улыбнулась ему так, что у него кровь загорелась в жилах.

Бантик развязался, и сорочка распахнулась. Остин осторожно ее раздвинул — и у него перехватило дыхание.

Кружевная отделка образовала достойную рамку для ее грудей, зрелых и сладких, гладких, как белый атлас. Розовые соски напряглись, и Остин представил, как терзает их своими губами.

— А теперь, мисс, — с трудом проговорил он, — давайте обсудим, почему вы считаете свою грудь недостаточно привлекательной.

— Харли она не нравилась, — едва слышно прошептала девушка.

— Кому?..

— Харли, моему жениху. Я застала его в своей постели со служанкой. У нее — огромная грудь.

— Ему это не нравилось? — Остин погладил кончиками пальцев ее грудь. — Какой дурак… Надеюсь, вы расторгли помолвку.

— Да. Но мой отчим и моя мать очень рассердились.

— Во всем виноват этот Харли.

— Вы очень добры, сэр. Не знала, что вы окажетесь таким добрым.

Добрый?.. Она называет это добротой?

Он обнял ее за талию. Обнаженная грудь девушки прижалась к его жилету, и желание Остина тотчас возросло.

Что ж, возможно, он действительно слишком долго был в море. У него не было любовницы в каждом порту, как у некоторых капитанов. Немногие связи, которые у него случались после смерти жены, длились недолго. В каждом случае женщине не нравилось, что он оставляет ее одну на длительное время. Его первая любовница развлекалась в постели с собственным слугой, когда он отсутствовал. Остин обнаружил это, неожиданно вернувшись домой однажды вечером. Следующая женщина постоянно ныла и умоляла его оставить службу ради нее. А третья просто устала ждать и оставила его.

«Жизнь на море, — думал Остин, — исключает длительные связи». И после несчастья с его женой жениться снова не захотел.

Он возненавидел короткие интрижки, но теперь был готов заключить в объятия эту молодую очаровательную женщину. Он решил, что займется с ней любовью, а потом заставит сказать, кто послал ее. Он заставит своих врагов понять, что их попытка провалилась. Пусть даже следующая попытка будет более изощренной.

Остин взял лицо девушки в ладони, и ее шелковистые пряди заструились меж его пальцев. О Боже, в ней была такая странная смесь невинности и чувственности!.. Это интриговало его и заставляло желать большего.

Он наклонился и провел языком по ее чуть раскрывшимся губам. Ее горячее дыхание манило его, и он впился поцелуем в ее губы. Она неумело ответила на его поцелуй, и сразу стало ясно: у этой женщины нет опыта с мужчинами. Но все же он хотел ее, безумно хотел. Более того, ему хотелось, чтобы она растаяла в его объятиях, чтобы умоляла о поцелуях и ласках. И хотелось отнести ее на койку и научить, как нужно любить его. Он даст ей понять, что ее уловки бесполезны. Она никогда не получит его бумаги, но сможет оставаться с ним и быть его любовницей.

Он прикусил шелковистую мочку ее уха. Она прижалась к нему с тихим стоном, и Остин словно обезумел.

— Я схожу с ума, — прошептал он. — Ты сводишь меня с ума, моя сирена.

Она ничего не ответила и обвисла в его объятии, прикрыв глаза. Ее очки съехали с переносицы, а пряди блестящих волос скользнули по щеке и упали на обнаженную грудь.

Бог с ней, с койкой! Остин смахнул со стола карты и секстант. Затем приподнял девушку, усадил на край стола, наклонив голову, стал целовать ее грудь. Потом вернулся обратно к ее губам, к наслаждению их жаркой сладостью и к…

Кто-то стремительно пробежал по палубе. Топот донесся до Остина сквозь туман желания, и он поднял голову. Во время всего происходящего капитан не переставал воспринимать звуки своего корабля — потрескивание корпуса, глухой стук сапог, когда офицеры и матросы заступали на вахту, и резкие команды лейтенанта Фостера. Эти звуки были такие привычные, что он, слыша их, никак на них не реагировал, так как мысленно видел каждый уголок «Авроры».

Но сейчас Остин понял: что-то изменилось. Скорость и курс оставались прежними, но атмосфера на корабле изменилась. В шагах бегущего по палубе явно ощущалось волнение. Дэвис пропустил мисс Клеменс, и она…

Она появилась минут десять назад. Но этого оказалось достаточно, чтобы…

Остин обернулся к двери.

— Дэвис!

Молчание.

Если бы Дэвис был на посту, он ответил бы. А если бы наверху произошло что-то непредвиденное, поднял бы тревогу.

— Минутку, мисс Клеменс, — непринужденно сказал капитан, как будто они находились в гостиной.

Он шагнул к двери, но мисс Клеменс тотчас схватила его за руку:

— О, пожалуйста… Вы не должны ходить туда.

Он посмотрел в ее глаза, полные ужаса. Ее упругие груди виднелись в распахнутой сорочке, и соски все еще подрагивали от возбуждения.

— Не должен?.. Но почему?

— Этого я вам сказать не могу.

Он высвободил свою руку.

— Дэвис!

Девушка снова схватила его за руку:

— Сэр, пожалуйста!..

Остин схватил ее за плечи и наклонился над ней.

— Что происходит на корабле, моя сирена? Скажи мне, и, возможно, я прощу тебя.

— Нет! Она убьет вас!

— Она?..

— Мисс Адамс.

Желание растворилось в сокрушительном гневе. Будь прокляты ее серые невинные глаза и чувственное тело, которые пробудили его от долгого и мучительного сна. Да, желание исчезло, сменившись гневом, но он тотчас взял себя в руки, подчинил себя строгому контролю.

Уложив девушку на стол, капитан низко склонился над ней и тихо проговорил:

— Объяснитесь, мисс Клеменс. Почему мисс Адамс хочет убить меня?

— Я не могу этого сказать.

Он отпустил ее и заявил:

— Нет, скажешь, сирена. Или нам придется обсудить это в тюрьме, где тебя не спасет твоя притворная невинность. Ты меня понимаешь?

Эванджелина смотрела в его темные глаза, полные злости. Всего миг назад эти глаза обещали ей несказанное наслаждение. Теперь это был взгляд палача.

Она считала его красивым. У него были резкие черты лица и глаза цвета ночи. В свете фонаря выделялись рыжие пряди в его темных волосах, гладко зачесанных назад. Тонкие же морщинки — он, наверное, часто прищуривался на ярком солнце — веером расходились от уголков глаз. А скулу пересекал тонкий белый шрам. И ей почему-то вдруг захотелось провести по нему языком.

Она также чувствовала в нем страсть, скрытую за суровой внешностью. Но злость унесла прочь всю его страсть, как штормовые волны уносят несчастные корабли.

— Анна Адамс сказала, что если я предупрежу вас, то она вас застрелит и бросит на съедение акулам.

— А если вы не расскажете мне все, то я брошу ваше очаровательное тело на съедение этим же акулам.

— Мое… мое тело совсем не очаровательное.

— Это ваше мнение.

— Сэр, пожалуйста!.. Я не хочу увидеть, как вы умрете.

— Вы скорее умрете сама?

Эванджелина не знала, что ответить. Конечно, у капитана хватит сил, чтобы перекинуть ее через плечо, отнести на палубу и бросить в море. Сделав это, он потрет руки, довольный собой. Но угроза Анны…

— Думаю… скорее это.

Капитан холодно улыбнулся:

— Ваша храбрость восхитительна. Но я не позволю мисс Анне застрелить меня, какие бы у нее ни были на то причины.

Его губы почти касались ее губ. Ее же губы все еще горели от поцелуя и от вкуса бренди, что он пил. Когда мисс Пейн с гордостью говорила, что все юные леди, окончившие ее академию, готовы к жизни, эта добрая леди не ожидала ничего подобного. И конечно же, Эванджелина не была подготовлена к ощущениям, которые пронзали ее, когда капитан прикасался к ней, когда шептал, что она свела его с ума.