(Орехов Юрий Александрович, инженер по диплому, — наш председатель, Вербов — главный инженер.)

Во-первых, Карачунову как члену бюро райкома партии не следовало бы выступать против электроники как нового этапа. Мы должны давать по рукам — крепко давать! — за антикомньютерные настроения в общественном растениеводстве. Да и всей электроники — один указатель потерь! У тех чуть не к каждому колесу реле ставят от пробуксовки, комбайн набит электронной техникой, глядишь — человека вообще убирать станут, а «Ростсельмаш» сам осторожен, с пониманием… Если «Дон» создается с известным упреждением, так локомотив и обязан опережать состав! Раз жили без гаражей, по-печенежски, так и наперед так жить?.. Мы с Андреем Ильичом просто обязаны были призвать Карачунова к порядку — слушали ведь люди разные, без четких берегов нашей дискуссии было никак нельзя.

— Я знаю одно, — вздохнул мой наставник. — Машина пускай дорожает, лишь бы дешевле выходил центнер хлеба. «Ниву» и «Колос» просто так вчерашним днем не объявишь — нам на них ехать до девяносто пятого года. Условия труда, надежность, конец потерям — вот и все, что нам надо! Черныщук Степан, Машкин, Зинченко вывели нас на сорок и пятьдесят центнеров без электроники, им электроники не надо — и нам других не надо. Да их и нет!

Охо-хо, тысячу раз прав старый писатель Энгельгардт: «Есть ли такой ум, который мог бы обнять всю сумму факторов, имеющих влияние в хозяйстве, и определить их истинное значение, все взвесить, вычислить, рассчитать?» Поди узнай, где тут у наших настороженность, дутье на воду после ожога на молоке, что перемелется — и мука будет, а что, не ровен час, и жернов поломает, и всю мельницу раскурочит… Если бы оно откровенно, простецки и писалось, а то ведь все — «унификация», «модернизация», «интенсификация», а насчет монополии — многополий нашего Андрея Ильича — ни гугу. Наоборот, все напористей закрепляется идея всезональности «Дона-1500» в державе четырнадцати морей: «предназначен для уборки зерновых… во всех зерносеющих зонах страны», как пишет в рекламках «Ростсельмаш».

А как «бедному крестьянину» узнать и пощупать, чего же он, собственно, хочет? Способ некрасовский — «столбовая дороженька», личное выяснение, кому на Руси что удалось, где и чем куют машинную Муравию.

В разгар жатвы 1985 года мы покатили в станицу Каневскую. Миссию НТР возглавлял Орехов — в сущности, райком партии послал его на разведку. А нам предстояло посвятить новинке очередной «Сельский час».

Мы увидели в действии вековые крестьянские правила: страда сведена к жатве, а молотьба выполняется не на пашне, а на току. Значит, ты только жнешь в зоне риска, в условиях естественных, а молотишь уже под крышей, в искусственных условиях, и волен растягивать этот этап как тебе нужно. Старина-то старина, но тут была в самом деле новая технология, придуманная и испытанная для себя колхозным строем: не мост новый или кабина, не новая ширина барабана — тех-но-логия во всем разнозубцовом ее кругу. Возвращались ветры на круги своя, но совсем на иной высоте.

Электрическая молотьба…

«Первое место в работе электромоторов занимает, конечно, электрическая молотьба…» — читали шестьдесят с гаком лет назад посетители Первой сельскохозяйственной и кустарнопромышленной выставки СССР; в простом и всеобъемлющем «Спутнике по выставке» черным по белому было написано: «Электрическая молотьба важна для сельского населения… тем, что электромотор в отличие от других двигателей легко переносится с одного места работ на другое и, таким образом, может обслужить много крестьянских дворов. Так же важно и в пожарном отношении — потому что электромотор совершенно безопасен… Но самое главное преимущество электрической молотьбы заключается в том, что она дает больше выхода зерна примерно на 12 % по сравнению с ручной молотьбой и на 5 % по сравнению с конной. Так что если все наши крестьяне будут молотить электромоторами по всей России, то это даст увеличение зернового хлеба около 270 млн. пуд. для России. Эта огромная экономия по ценам нынешнего года (1923. — Ю. Ч.) стоит 135 млн. руб. золотом».

Все в мире по нескольку раз изменилось, электричество научили водить ледоколы, взбивать коктейли, безбольно лечить зубы, стирать, творить непредсказуемое в компьютерах, а вот великую вечную работу человечества, молотьбу, как переложили после мускульной силы на двигатель внутреннего сгорания, так и с концом! Будто еще прадедам не была известна антитеза: конная молотилка — или электричество, локомобиль — или электричество, древний цеп, «потату — потаты», 22 тысячи ударов за десять часов сплошного пота — или электричество.

Председатель Каневского (имени Калинина) колхоза Анатолий Тихонович Кузовлев, тоже инженер-механик, «зиждитель храма сего», говорил с нашими просто, понималось все с полуслова. Возить молотилку по пашне и требовать еще, чтоб не рассевала зерно, — вообще вариант обреченный. Завтра ли, послезавтра, а прекращать обмолот на бегу придется, такова тут гипотеза.

Комбайн идеален как машина для уборки зерна. Не урожая целиком, а заготовительной его сердцевины. Солому и полову он всегда бросал — за государственной ненадобностью — колхозу, а тот тратил на доуборку всегда больше, чем обходилась собственно молотьба. Комбайн незаменим как машина спешных хлебозаготовок, когда единственной зерновой емкостью всего колхоза остался железный короб на верхотуре — бункер, из него хлеб сразу мчат на элеватор. Но у земледельца, желающего добра себе, земле и внукам, есть чем и попрекнуть машину, перенятую нами когда-то у прерий и пампы.

Потери зерна — они порождение тряски и молотьбы на бегу, но как не видеть потерь от того, что комбайн простоял? Влажный хлеб вообще молотить нельзя, этого и впредь не смогут ни «Дон», ни «Енисей», ни какой-нибудь «Клаас», «Матадор» или «Доминатор». А малы ли у нас территории, где нормой в недели страды является сырость, влажность, «временами дожди», а сухая масса — исключение? Далее. Солома, брошенная на полосе, не дает пахать, но в степях помогает почве сохнуть: затяжка обработки создает «чемоданы», глыбы земли, а разбиваешь их — помогаешь эрозии… А человеческий фактор: можно ли требовать от комбайнера работы по двадцать часов в сутки? Ночная работа не только родит потери — она и человека истязает.

По всему по этому колхоз, поддержанный районом и краевой краснодарской наукой, вступил в спор с целым ведомством сельскохозяйственного машиностроения. Он предложил механическую жатву и электрическую молотьбу. Передвижение только там, где без него нельзя, — и стационар на заключительном этапе. А когда у каневских стало получаться, когда параллельно и вполне независимо от «Ростсельмаша» станица Каневская новела испытания двухфазной уборки, то и среди профессиональных конструкторов нашлись сочувствующие. Таганрогский «Сельмаш», не боясь конкуренций, передал сюда «Ротор», сделал МПУ…

Чем здесь жнут? Этой самой МПУ, «машиной полевой универсальной», она происходит от «Колоса», молотилки лишена, но и избавлена от главного минуса всех комбайнов: работать только на уборке, а одиннадцать месяцев в году пребывать, как выражается Андрей Ильич, «на бюлетне». Машина генерального таганрогского конструктора Юрия Николаевича Ярмашева представляет собой самоходное шасси — может после страды работать на фермах, возить, даже землю копать. Полтораста «лошадей» двигателя могут быть заняты круглый год.

(Как подумаешь, что энергоблоки почти миллионного парка комбайнов — это минимум сто миллионов «л. с.», бюллетенящих одиннадцать месяцев в году, то уступаешь тоске и ярости: и впрямь, должно быть, тут тупиковый вариант!) Хлебной массой набивают 80-кубовые короба тележек — и после одного прохода на пашне не остается ничего. Лишь «паутины тонкий волос…». Почва не изрубцована, не укатана, стерня цела, потерн определяют в тридцать кило — вместо пяти прежних центнеров. Уже в день жатвы можно пахать.

Как молотят? Уже говорено: электричеством. В две смены, без перегрузок. Под крышей, при свете. Здесь потери исключены вовсе: ворох можно подсушивать, асфальтная площадь не даст зерну уйти в землю. Пневмотранспорт разгоняет солому и полову по хранилищам, здесь же действует гранулятор, штампуют брикеты для ферм: безотходная технология.