И я про себя простил ему все этикетки.

Встретились двое, пьют в кабинете холодную воду, жалуются друг другу — заставили пар занимать.

Первый — председатель колхоза, работает уже шестнадцать лет. Герой Социалистического Труда, две пятилетки подряд по всему — от зерна до красного перца — планы выполнял. Вроде доверять можно. И вот договорились в райкоме: больше доводить колхозу процент паров сверху не будут. В качестве поощрения, в порядке ли эксперимента, но — договорились. Технолог полей тут сильнейший, заслуженный агроном РСФСР, учить его в районе некому. Даже совестно как-то этому агроному, Владимиру Ивановичу Подобному, давать цэу, ценные указания то есть, — он на аршин в землю видит, поседел на пшеничном деле. Хочет иметь две с половиной тысячи под паром — пускай, дело его.

Но приходит весна 72-го, вызывают председателя с агрономом в райком: «Обстановка изменилась. Занимаете пары». — «Да мы ж и так в норму не вошли! Озимка на будущий год тоже ведь нужна? Скажите, сколько нужно кормов, мы сами найдем путь». — «Резервы надо пустить в дело. Не спорьте, а покажите пример, ведь по вас равняются». И как ни бились — показали-таки пример, засеяли шестьсот гектаров. Из двух с половиной тысяч остались полторы…

Так жаловался Михаил Иванович Гордиенко, председатель зерноградского колхоза имени Калинина на Дону. Жаловался, сам же почту разбирал, вскрывал конверты.

А собеседник его, кроме зерна-мяса, должен давать научную продукцию: советы, наказы, рекомендации. И чтоб рекомендации были надежными, есть одиннадцать опытных хозяйств, ему подчиненных. И ему-то, Николаю Николаевичу Ильинскому, директору Донского зонального НИИ, в райкомах говорят: «Мы вашим товарищам довели задание насчет паров, так вы уж проследите». — «Прослежу. Займут — накажем. Кто пишет одно, а делает другое, тот не ученый», — «Ну вот, мы от науки помощи ждем, а вы палки в колеса». И ведь заняли, чего таить…

И в этот самый момент председателю попался конверт с желтенькой книжечкой. Он было механически наложил: «Гл. агроному, для сведения», а потом полистал, вчитался — и ладонью по столу:

— Да что ж это такое!

Новейшие рекомендации по озимым: Донской же институт направил и областное сельхозуправление! Черным по белому: «Самым лучшим предшественником озимой пшеницы на Дону являются чистые пары, обеспечивающие гарантированный высокий урожай, превышающий сбор по непаровым предшественникам в полтора — два, а нередко и в 3 раза… В самой засушливой части восточной зоны озимые следует размещать по чистым парам на 100 процентов. В остальных районах зоны на 70–60 процентов…»

— Забирайте назад, увозите! — Гордиенко сунул директору брошюру, — Дразните, что ли? Я и так не могу Подобному в глаза смотреть, а с этой бумагой он совсем меня съест!

Директор взял, но не увез, а отдал мне, из нее я сейчас и выписываю.

Ответственным за выпуск значился зам. начальника областного сельхозуправления В. С. Белашов, доводивший, кстати сказать, и задания по засеву паров. К нему я и пошел узнать, как это делается в Ростове.

— …Так вот, я вам в третий раз говорю: мы — за пары, пошли на занятие вынужденно. Хотели — в разумных пределах, но в некоторых районах, Целинском, Песчаноокопском, в Егорлыке, уже не смогли удержать, товарищи перестарались… Хотели в пятилетке довести пары до шестисот пятидесяти тысяч, но стоим у полумиллиона… Видите ли, приходится и поправлять, и корректировать. В колхозе о кормах думают, за молоко семь раз на неделю спросят, а зерно сдавать раз в год, вот кормовая группа в посевах и разрастается. Или доведут, допустим, клещевину — куда ее воткнешь? Приходится занимать…

Грешен, я и Василию Стефановичу Белашову рассказал кулундинскую историю, которой уже второй десяток лет. Алтай тогда внедрял «пропашную систему», пар клеймили «гулящей землей», «чумой земледелия». В одном районе — партактив, готовят к выступлению пожилого казаха: «Толеухан, ты — авторитет, поддержи людей из Барнаула». Он поддержал. «Правильно говорит представитель, занятой пар — хорошо, занятой пар — полезно… Только занимаешь — отдавать надо! Один раз занял, не отдал, два раза занял — больше в ауле не верят, спичек не дадут!» Вылущил самую суть, разнеслось по степи.

Отличие донской ситуации от алтайской в том, что в Барнауле-то было единство слова и дела: пары и запрещали, и пытались витийствами гибких ученых это обосновать. На Дону же вслух рекомендуется одно, стыдливо делается другое. Да чистый пар тут и не скомпрометируешь. На парах-то и воцарилась озимая пшеница, как правящая культура юга.

Перед войной озимь на Дону сеяли почти исключительно по «отремонтированным» полям, тем-то и объяснялась белковая слава пшениц и внутри страны, и на внешнем рынке (из Ростовской области, Кубани, Ставрополья ежегодно экспортировалось до двух миллионов тонн озимой лучших кодовых номеров). Гонение на пары на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов привело к острой нехватке пищи в почве. Агрохимслужба засекла: в 1968 году общий приход питательных веществ в пашню тихого Дона с удобрением и парами составил 120 тысяч тонн, вынос с урожаем достиг 430 тысяч. Дефицит («занимаешь — отдавать надо!») определился в 310 тысяч тонн. В один только год! Естественно, что и белковая наполненность зерна упала до неведомых прежде тринадцати процентов.

Но и наружный, всем понятный вал находится здесь в такой ясной зависимости от паров, что хоть школьную пропорцию строй. В шестидесятые годы совхоз «Гигант», поддавшись поветрию, все совершенствовал и совершенствовал структуру, пока урожайность не покатилась под уклон (минус четыре центнера за шесть лет), а общий намолот при увеличенном, совершенном засеве не упал на 8,8 тысячи тонн. А ввели только двадцать процентов парового клина — урожай в четыре сезона возрос на семь центнеров, валовой сбор — на девять тысяч тонн, причем возрождено производство сильной пшеницы. Прямо агровариант притчи об Антее: оторви «Гигант» от паров — и нету гиганта.

В идеале «отремонтированное» поле должно давать удвоенный урожай, восполняя год простоя. В наиболее засушливых районах (Заветинском, Ремонтненском, в Зимовниках) «дубль» прослеживается четко. Ну, а если до желаемых двухсот процентов не хватает двадцати, тридцати — основание ли это изгонять пар? Разве один только год длится последействие, разве запас питратов, очистка от сорняка ничего не стоят? Разве сама гарантированность сбора при «водяном отоплении» увлажненной почвы не важна? Ведь даже в 1972-м вся донская озимь по парам исправно перезимовала — не то бы остались без семян… Зачем же мы, как выражается Бараев, стараемся сеять больше, чтоб собирать меньше?

Пишешь такое — и вроде самоплагиатом занят. Ведь «все это было когда-то»: и сравнения сборов, и ссылки на последействие, и аргумент надежности. Было! Когда от «пропашной системы» освобождалась целина, а пресса ей в том помогала. Ну — доказано, усвоено, уже сильная пшеница с Оби — Ишима пошла. И что ж — «опять за рыбу гроши», переписывать собственные старые книжки?

Никто не отменял правительственного постановления 1955 еще года о планировании посевных площадей снизу. Помню, газетный лист с этим документом я повесил у себя на целине, на бревенчатой стенке, как украшение, отраду для глаз. Никто не отменял узаконенного мартовским Пленумом ЦК в 1965 году принципа доводить хозяйствам твердый план на поставки, а не на посевные площади. Наоборот, в подтверждение этого курса постановление ЦК КПСС о работе Алтайского крайкома с кадрами на селе категорически потребовало: «Не допускать подмены специалистов в решении вопросов, за которые они несут персональную ответственность… Надо создать такую обстановку, при которой указания специалистов по вопросам технологии сельскохозяйственного производства являлись бы законом». А все исходит из ключевого положения, из ленинского наказа, его на мартовском Пленуме ЦК напомнили:

— Надо же научиться ценить науку, отвергать «коммунистическое» чванство дилетантов и бюрократов, надо же научиться работать систематично, используя свой же опыт, свою же практику!