— Грендель мертв, доказательство я видел своими глазами, — сказал он. — Даже такой монстр не способен жить без головы. Да, Грендель мертв. Это для меня сейчас главное. А эта ведьма… Что ж, она — не мое проклятие. С этих пор не мое.

Беовульф воспринял эти слова как высказывание человека, стремящегося убедить себя в чем-то, во что сам не верил. Они встретились взглядами, замерли на долгое мгновение. Хродгар снял с головы золотую корону и нахмурился, глядя на нее.

— Народ воображает, что этой золотой штуковины достаточно, чтобы стать королем. Они считают, что раз у меня на голове этот веночек, то я умнее их. Храбрее их. Лучше. Ты тоже так думаешь?

— Не могу сказать, государь.

— Когда-нибудь сможешь, — решил Хродгар, возвращая корону на голову. — Однажды ты поймешь цену — ужасную цену — ее благоволения, осознаешь цену трона. Поймешь, как чувствует себя кукла, которую дергают за ниточки. — Он замолчал, прикусив нижнюю губу.

— Государь мой Хродгар, — начал Беовульф, но король поднял руку, призывая к молчанию. Глаза старика сверкали безумием, испугавшим Беовульфа больше, чем ужасы, изведанные им в драконьем подземелье.

— Нет-нет. Хватит об этом. — Хродгар повернулся, отпер дверь и вернулся в зал. Беовульф последовал за ним. Хродгар подошел к креслу королевы и остановился за ним. Он оглядел собравшихся и во весь голос заявил:

— Слушайте! Слушайте меня все! Славен герой Беовульф! Он убил монстра Гренделя! Он уложил в могилу мать монстра! Он снял проклятие с нашей измученной страны! И поскольку я оставляю трон без наследника…

Хродгар перевел дыхание. Он вспотел от волнения и напряжения. Капли пота блестели на лбу старого короля. Музыка и пение смолкли. Шум затих, все слушали его, затаив дыхание. Беовульф взглянул на Вальхтеов — она казалась испуганной.

— Поскольку все сказанное мною сейчас верно и никем не подвергается сомнению, я объявляю, что после смерти моей все, чем я владею: королевство, казна, этот зал — и даже королева… — все это остается Беовульфу!

Унферт встал, пораженный, переводя взгляд с Беовульфа на Хродгара.

— Но, государь…

— Я все сказал! — оборвал его Хродгар, и Унферт снова опустился на свое место. — И никаких споров. Когда я умру, Беовульф, сын Эггтеова, станет вашим королем.

На время полудюжины биений сердца над залом повисла испуганная тишина. Как будто затишье перед бурей. Затем все собравшиеся разразились здравицами в честь короля Хродгара и в честь наследника Беовульфа.

— Муж мой, — обратилась к королю Вальхтеов, не опасаясь, что голос ее в поднявшемся гвалте услышит кто-то еще. — Ты уверен в верности того, что сейчас совершил?

Король кивнул ей, не открывая рта, с таким видом, как будто их объединяла какая-то общая тайна. Королева перевела взгляд на Унферта, сидящего, скрестив руки, крепко стиснув челюсти. Она знала, что в минувшие времена, еще до появления Гренделя и прибытия гаутов, Унферт, сын Эгглафа, не без основания надеялся однажды унаследовать корону королевства данов. Да и сама она была уверена, что Унферту суждено стать королем.

Хродгар пригнулся к Вальхтеов и зашептал ей на ухо. Голос его был тих и слаб, как будто шуршали сухие листья.

— Много было дней моих под солнцем, — говорил король Вальхтеов. — И ночей с то бою, моя королева. Теперь пришла пора друтого. На троне моем и в постели моей. Достойного преемника. Ты найдешь его более привлекательным и менее отвратительным.

Народ тем временем столпился вокруг Беовульфа, осыпая его поздравлениями и восхвалениями его предстоящего правления. Он улыбался и благодарил, но как-то неуверенно, неспокойно. Не радовало его столь скорое развитие событий. Посмотрел на Виглафа — но Виглаф увлекся чем-то занимательным — и, судя по выражению его лица, печальным — на дне своей чаши — и не поднимал глаз. Вспомнились обещания морской нимфы. Нет, не сон все это: ее обещания, руки ее на его лице и теле, ее холодные губы…

«Люби меня… Я осыплю тебя богатствами. Ты станешь величайшим, из живших на земле королей».

Король Хродгар, сын Хальфдана, внук Беова, повернулся к Беовульфу, слегка поклонился, едва заметно, и снова раздались здравицы. Затем Хродгар направился к проходной комнатке и исчез в ней. Пройдя через помещение, вышел на балкон.

Королева Вальхтеов, ощутив внезапный прилив беспокойства, проводила мужа взглядом. Она убедила себя, однако, что это беспокойство вызвано внезапным решением Хродгара и ничем более. Она видела, как он через проходную комнату вышел на свежий воздух, сказала себе, что королю сейчас следует побыть наедине с самим собой, и не двинулась с места.

На балконе порывы северного ветра трепали бороду и одежду старика, дыхание морского гиганта[66] вздымало волны, срывало с них пенные верхушки. Хродгар обратился лицом к морю, оставляя за спиной дом и жену, земли своего королевства и все свои дела. Все славные подвиги и свершения, все хитрости и уловки, всю трусость и подлую мелочность. Все, что он любил и ненавидел.

— Хватит. Дальше я не пойду.

Ветер подхватил эти слова Хродгара и унес прочь, развеял, как пепел. Хродгар поднял руку к голове, снял корону кованого золота, которую первым надел его прадед, Скильд Скевинг, бережно положил ее за балюстраду, пряча от жадных порывов ветра.

— Нет, не увижу я Асгарда, — сказал он. — Асгард не для таких глаз, как мои.

Сказав это, Хродгар решительно перешагнул через ограждение и ступил в бездну. Он успел услышать вскрик Вальхтеов — или это лишь ветер свистел в ушах?

И за мгновение перед тем, как падение его окончилось, перед тем, как ударился он о береговую скалу, увидел Хродгар под волнами быстро скользящий золотистый силуэт, женские формы, переходящие в длинный русалочий хвост.

В следующее мгновение Вальхтеов оказалась у балюстрады балкона. Она перегнулась вниз, вглядываясь в разбитое тело мужа. К моменту, когда рядом оказался Беовульф, когда прибежали Унферт и Виглаф, Вальхтеов уже не кричала. Она вонзила зубы в костяшки крепко сжатого кулака и прокусила кожу, сдерживая рвущийся наружу вопль.

Море отступило, волны собрались в одну могучую погребальную водную лавину. Громадная водяная стена рухнула на берег, одела пенным саваном разбитое тело мертвого короля и увлекла его за собой, навсегда скрыла от глаз человеческих. Затем волны снова стали волнами, а ветер — обычным штормовым ветром.

Вальхтеов отняла кулак ото рта. На прокушенных суставах выступила кровь. Ветер размазывал по ее лицу слезы.

— Он… Он сорвался, — сказала она, зная, что это ложь. — Он выпил слишком много… и упал.

Унферт положил руку на плечи королевы, как будто боясь, что она последует за мужем. Он первым заметил корону в углу балкона и, отпустив плечи Вальхтеов, нагнулся, поднял зубастый золотой обруч. Тяжел он оказался, этот золотой венец, который мог бы достаться ему, не напади на них Грендель. Или если бы он сам убил Грендедя и его мать. Но сейчас тяжесть короны показалась Унферту непомерной. Унферт повернулся к присутствующим. Все глаза устремились на корону. Подняв корону над головой, Унферт повернулся к Беовульфу.

— Да здравствует, — начал он, запнулся, сглотнул и воскликнул снова, громче: — Да здравствует король Беовульф!

Он опустил корону на голову Беовульфа и ощутил облегчение, освободившись от неприятной тяжести в пальцах, от близости проклятия. Долго еще будет ему вспоминаться это странное ощущение.

Некоторое время на балконе слышен был лишь вой ветра и грохот волн. Затем Вальхтеов обратилась к своему новому королю и супругу.

— Доброго правления, мой государь, — выдавила она вместе с вымученной улыбкой и сквозь расступающуюся толпу направилась обратно в зал. Таны разразились здравицами.

Неспешно и неумолимо течет время, одинокий белый глаз луны следит за пламенною колесницей Соль, преследуемой волком; день за днем, год за годом, век за веком, с тех пор как боги воздвигли Мидгард. Ничто не смущает течения времени, ничто не меняет привычек людей. И вот однажды, холодным днем месяца фрерманудра, всего за два дня до Юла[67], Беовульф, король данов, с седла своей боевой лошади наблюдал за сражением на самом берегу моря. Тридцать лет прошло с того дня, когда он убил ужасного монстра Гренделя. Жадное время, требующее свою долю от всего живущего под Мидгардом, собирает дань с героев и королей точно так же, как и с остальных смертных. Голова и борода Беовульфа отмечены инеем, пятнающим любую долгую жизнь, иссохшее лицо его избороздили морщины. Он все еще был крепок, глаза его горели огнем молодости. Король держался в седле крепко и прямо и выглядел лет на десять моложе своего возраста. Сотни битв оставили на нем шрамы, но носил он их с тем же достоинством, что и корону старого Хродгара.