Она вошла в первую попавшуюся туалетную комнату и принялась изучать в зеркале с позолоченной рамой свое лицо тридцатичетырехлетней женщины. Морщины еще не обезобразили его, но каким-то образом продюсеры догадывались, что молодость ее давно миновала.

— Вы слишком старая, — прямо заявили ей, когда она пришла на пробы какой-то жалкой роли попрыгуньи из кордебалета.

Рука ее сжалась в кулак, комкая банкноту. Целая сотня долларов! Быть может, пришло время убраться из Нью-Йорка и начать новую жизнь на новом месте, например в Голливуде? Погода там лучше здешней, можно лежать на пляже и загорать. В конце концов, тридцать четыре года — это еще не старость. Она избавится от американского акцента и начнет говорить с аристократическим английским. Британцы пользовались успехом в Голливуде.

Раздался стук в дверь, и метрдотель закричал:

— Вы здесь, мисс Рэйнес? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Вам прекрасно известно, что сотрудникам запрещено пользоваться туалетными комнатами для посетителей и постояльцев. У вас есть своя внизу.

Оливия распахнула дверь, едва сдерживаясь, чтобы не плюнуть в злое, раздраженное лицо француза.

— Я больше не ваша сотрудница, — заявила она ледяным, высокомерным тоном. — Я — профессиональная актриса и сейчас же уезжаю в Голливуд.

Молли приехала в Дунеатли как раз к чаю.

— Завтра или послезавтра я хочу съездить в Килдэр, чтобы купить детям подарки к Рождеству, — сказала она Хейзел. Невестка Молли мыла тарелки, а она их вытирала. — Я привезла с собой кое-что, но теперь в Ливерпуле очень трудно найти что-либо — у меня есть целый список косметики, длиной в целую руку, которую я пообещала привезти знакомым. — Губная помада и пудра практически исчезли с витрин магазинов, как, впрочем, и приличные чулки, заколки для волос и подвязки.

— Я поеду с тобой, — решила Хейзел. — Правда, я купила почти все подарки, что были мне нужны, но можно устроить себе выходной. Кроме того, я все равно собиралась приобрести пару бюстгальтеров. Грудь у меня обвисла чуть ли не до самой талии. А купить что-нибудь для поддержания ее формы в Дунеатли решительно невозможно. — Она задумчиво приложила палец к подбородку. — Может, стоит попробовать записаться в парикмахерскую Квинлана на мытье головы и укладку?

— Позвони им завтра с утра, и все станет ясно, — посоветовала Молли.

Хейзел домыла тарелки, развязала фартук, аккуратно свернула его и повесила на спинку стула.

— Мужчинам в этом смысле легче, верно? Никто, глядя на Финна, не говорит себе: «Эй, этот парень потерял фигуру и расплылся. Интересно, сколько у него детей?» Помимо обвисшей груди, у меня столько складок на животе, что их хватит на целую плиссированную юбку, а на правой ноге так вздулись вены, что теперь она похожа на карту Ирландии.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, Хейзел.

Для Молли невестка оставалась такой же красивой, как и прежде, разве что немного раздалась в талии с тех пор, как вышла замуж за Финна.

— Ничуть. — Хейзел пожала плечами. — Ладно, заодно и я куплю себе что-нибудь из косметики, пока мы будем в Килдэре, иначе скоро люди начнут принимать меня за мать Финна. И не надо ухмыляться, Молли. Финн не пропускает ни единого смазливого личика. Я не возражаю, пусть смотрит, лишь бы руки не распускал.

В тот вечер Молли, ложась в постель, чувствовала себя всем довольной и умиротворенной. Она сдержала слово и приехала домой на Рождество. Меган и Броуди уже спали в соседней комнате по одну руку от нее, а Томми и Джо — по другую. Томми, в кои-то веки, попросил ее рассказать ему сказку на ночь. Молли оставалось только надеяться, что он не слишком сильно скучает по ней.

Здешние празднества разительно отличались от тех, что пройдут в Ливерпуле. Компания «Гарстон электрикс» устраивала танцы в столовой в канун Рождества, Молли пригласили на несколько вечеринок сразу, и почти все, кого она знала, звали ее к себе на рождественский обед, но она хотела только одного — встретить праздник вместе со своей семьей.

Сегодня вечером детвора устроила для родителей маленький концерт в гостиной. Оэн жонглировал тремя старыми тарелками, Шон играл на ложках, Киран спел «Покажи мне дорогу домой», надев цилиндр, который разыскал на чердаке, а Финола и Бернадетта по очереди читали детские стихи. Патрик, должно быть, решил, что он слишком взрослый для таких глупостей, и взял на себя обязанности церемониймейстера. Сейчас он объявил перерыв и предложил гостям и участникам легкую закуску и освежающие напитки в кухне. Отведав пирожков с вареньем и выпив по стакану лимонада, почтенная публика вернулась и выслушала рассказ Джо о привидениях, от которого мурашки бежали по телу, в то время как Томми создавал звуковые эффекты и старательно стучал крышкой от мусорного ведра по полу. Норин сыграла на пианино «Менуэт соль-мажор»[81], под который станцевали Броуди и Керианна.

В заключение Меган приятным звонким голоском спела «Дэнни-бой», и Молли и Финн переглянулись, потому что это была любимая песня Аннемари и она часто пела ее матери, когда та заболела. «Ну, уж если после нее мне не станет лучше, тогда я просто не знаю, что еще может мне помочь», — говорила, прослушав ее, мама.

Представление получилось просто очаровательным, особенно если вспомнить о том, какие ужасы творились в этот момент совсем неподалеку отсюда.

Финн открыл в Килдэре контору, где и проводил теперь большую часть своего времени. Он предложил подвезти Хейзел и Молли, когда узнал, что те собрались за покупками.

— Все зависит от того, сумеет ли Хейзел записаться к парикмахеру, — ответила ему Молли. — Не исключено, что мы поедем завтра. Но в любом случае она хочет перед отъездом проводить детей в школу. — Даже Бернадетта, которой исполнилось всего четыре годика, ходила в ясли при женском монастыре.

— Позвони мне, если договоритесь на сегодня, и тогда мы вместе пообедаем, — предложил Финн, и Молли согласилась.

В парикмахерской Квинлана оказалось свободное «окно» в полдень из-за того, что одна из клиенток отказалась от своей очереди, так что Хейзел заняла ее место, и обе женщины поспешили сесть в маленький автобус, который весело покатил по узкой дороге вверх и вниз по холмам, направляясь в Килдэр. Денек выдался солнечный и морозный, и поля и голые деревья сверкали и искрились, разукрашенные инеем.

После того как Хейзел купила себе два бюстгальтера с «косточками», а Молли набрала целую сумку косметики, невестка скрылась в парикмахерской, а Молли зашагала в контору брата, чтобы договориться о совместном обеде. Она не стала звонить ему, как обещала, решив, что это ни к чему.

Она еще не была в его офисе. Он располагался над симпатичным магазином одежды на Силкен-стрит. Похоже, дела у Финна идут неплохо, подумала Молли, входя в приемную с белыми стенами, толстым ковром на полу и удобными черными креслами. В соседней комнате стрекотали пишущие машинки. Молли позвонила в колокольчик, и оттуда вышла девушка.

— Я хотела бы видеть Финна Кенни, — сказала Молли. — Будьте любезны передать ему, что его спрашивает сестра.

— Боюсь, он уже ушел на обед. Вы найдете его в кафе «Луна и шесть пенсов» или в кабачке «У Джока». Это совсем рядом, буквально за углом.

Молли поблагодарила ее, и девушка вернулась в контору. Уже выходя, Молли услышала, как другой женский голос произнес:

— Идиотка, кто тебя просил говорить ей, где он обедает? Ты должна была ответить, что понятия не имеешь, куда ушел Финн.

— Я как-то не подумала об этом.

Молли все еще ломала голову над последними словами, входя в «Луну и шесть пенсов», скрипучий дряхлый паб, меню в котором было написано мелом на доске у дверей. Молли вошла, окинула помещение быстрым взглядом, но брата нигде не было видно. Она вспомнила, как однажды обедала в кабачке «У Джока» с мамой и Аннемари, когда они приехали в Килдэр за рождественскими подарками. Ей тогда было двенадцать, а Аннемари — десять, и это событие казалось ей ужасно праздничным и волнительным. Аннемари еще заметила, что в кабачке тихо и очень мало посетителей. «Здесь можно вытворять что угодно, и никто ничего не узнает», — сказала она.