С трудом стащив с себя одежду, Молли переоделась в ночную рубашку из плотного фланелета и залезла на полку напротив сестры. На нижних полках валялись чьи-то вещи, значит, место было занято, но их владельцев пока что не было видно. Впрочем, наверху все равно было лучше. Во всяком случае, им не нужно будет отворачиваться от чьей-то задницы, если соседка решит воспользоваться туалетом, расположенным между койками. Сердце у Молли упало, когда она вошла в каюту и увидела это безобразие. Она не привыкла пользоваться туалетом на глазах у незнакомцев. Унылую картину озарял тусклый свет ламп.

Молли настолько устала, что была уверена — она заснет тотчас же, подобно Аннемари. В конце концов, они не сомкнули глаз всю прошлую ночь, прижимаясь друг к другу на деревянном облучке телеги, чтобы не превратиться в ледышки, и топая ногами в тщетной попытке хоть немного согреться. В Дун Лаогейр они прибыли чуть живыми и следующие два часа провели в ближайшем кафе, выпив бесчисленное количество чашечек горячего чаю, пока опять не почувствовали себя людьми.

Выйдя из кафе, девушки обнаружили, что дует резкий, пронизывающий ветер. Он взбивал пенные барашки на свинцовых водах Ирландского моря, когда сестры садились на паром до Ливерпуля. Молли рассчитывала хоть немного отдохнуть и отоспаться, но Аннемари всю дорогу тошнило, и большую часть времени Молли провела вместе с сестрой в туалете, где та стояла, опустив голову над раковиной. Молли молилась, чтобы во время путешествия в Нью-Йорк это не повторилось.

Поняв, что сон отказывается приходить к ней, Молли взбила подушку кулаком, чтобы сделать ее мягче, но все было тщетно. Девушка изо всех сил старалась ни о чем не думать. Когда и это не помогло, она принялась считать овец, но и это оказалось бесполезным.

«Интересно, который час?» — подумала Молли. В Ливерпуле они сошли на берег в начале шестого. К тому времени уже стемнело и пронизывающий ветер превратился в ураган. Молли сказали, что «Королева майя» пришвартована у причала и что они могут подняться на борт в любой момент. Впрочем, отплывали они только на следующий день после обеда. Причал находился всего в сотне шагов дальше по оживленной улице, битком забитой лошадьми, повозками и сотнями людей с разным цветом кожи, разговаривавших на языках, которых Молли никогда не слышала. Аннемари тащилась позади, бледная и молчаливая, как призрак, и ледяной ветер насквозь продувал их пальто, трепал юбки и забирался за шиворот, отчего у сестер вскоре начали слезиться глаза и онемели уши. Молли позволила своему воображению заглянуть вперед, когда они уже будут жить с тетей Мэгги в ее квартире в Гринвич-Виллидж, «в двух шагах от площади Вашингтона», как та писала в одном из своих писем.

Вдоль борта «Королевы майя», огромного белого парохода с тремя трубами, тянулись ряды бесчисленных иллюминаторов, похожих на маленькие черные глазки, злобно таращившиеся на них. Аннемари испуганно и жалобно вскрикнула, и Молли поспешила обнять сестру за худенькие плечи.

— Все в порядке, это всего лишь пароход. — Она достала паспорта и билеты, смирившись с тем, что их чемодан будет доставлен в каюту позже, и получила распоряжение пройти к сходням, переброшенным на палубу.

На пристани, залитой светом прожекторов, царило невероятное оживление. На борт корабля грузили провизию: мешки с мукой, ящики с вином, говяжьи бока и сетки с листовыми овощами. С дьявольским грохотом и скоростью мимо проносились тележки, гигантский кран переправлял в трюм грузы, люди сновали взад и вперед — безо всякой цели и смысла, как показалось Молли поначалу. Элегантная леди в белых мехах осторожно поднималась по сходням на верхнюю палубу судна, за ней следовал мужчина в форме, нагруженный пакетами и коробками. Повсюду слышались совершенно ненужные крики и вопли.

По хитросплетениям узких коридоров стюард проводил девушек в каюту. Под ногами едва заметно успокаивающе покачивалось судно, что казалось невероятным, учитывая ужасную погоду. Чемодан уже ждал их в каюте.

Ну вот, первая и, скорее всего, худшая часть путешествия осталась позади, решила Молли, лежа на койке. Она смертельно устала, но заснуть по-прежнему не могла, хотя и насчитала столько овец, сколько не хотела бы увидеть до конца своих дней. Откуда-то из дальней части корабля доносилась музыка.

— Я без ума от Гарри! — пела какая-то женщина.

Молли поспешно укрылась одеялом с головой, когда одна из их соседок вошла в каюту, разделась и воспользовалась туалетом, кряхтя и постанывая. Каюту наполнила ужасающая вонь. Внизу заскрипела койка, когда женщина улеглась на нее.

Вторая пассажирка явилась спустя несколько часов или несколько минут: голова у Молли кружилась от усталости, так что сколько прошло времени, сказать она не могла. Снизу донесся гортанный голос:

— Я видеть вас на палуба с мужчина. Вот как вы зарабатывать на жизнь, получать плата за гулять с мужчина? Поэтому вы плыть в Америка?

— Не суй нос не в свое дело, любопытная немецкая корова. Тебе просто завидно, потому что ни один мужчина не пойдет с тобой и за сотню соверенов.

Молли приоткрыла один глаз. Похоже, свет здесь не выключается. Она увидела молодую женщину со смазливым личиком и яркими желтыми волосами, в шляпке с мятым пером, надетой набекрень, и потертой меховой накидке. Картинно поводя плечами, она сняла шляпку и накидку, сбросила сапожки, расстегнула пуговицы атласной блузки и выскользнула из черной шелковой юбки (которая выглядела слишком тонкой для такой холодной погоды), а потом юркнула в постель прямо в нижней юбке, оставив одежду валяться на полу.

— Завтра я доложить о вас стюард. Почему у вас нет багаж? Ваше место не в каюта, а в четвертый класс с остальными иммигрантами.

— Ой, да заткнись, Герти. Ты мешаешь мне спать.

— Меня зовут Гертруда Штраус, мисс Гертруда Штраус.

— Бай-бай, Герти.

В каюте воцарилась тишина, и вскоре Герти захрапела, а Молли наконец провалилась в благословенный сон.

Когда она проснулась, из иллюминатора, расположенного слишком высоко, чтобы в него можно было заглянуть, лился тусклый свет. Аннемари по-прежнему спала как убитая, а желтоволосая женщина, уже одетая, сидела на койке внизу и обрабатывала пилочкой свои короткие ярко-красные ногти. Она улыбнулась, когда заметила, что Молли смотрит на нее.

— Привет, — жизнерадостно пропела она. — Ты проснулась. Меня зовут Оливия Рэйнес, и я из Лондона, из Дептфорда. А кто ты и откуда?

— Меня зовут Молли Кенни. Я родилась в графстве Килдэр в Ирландии. На койке над вами спит моя сестра, Аннемари.

— Какое красивое имя — Аннемари. Да и сама она настоящая красавица. И волосы у нее просто прелесть, такого необычного иссиня-черного цвета. А глаза у нее какие?

— Фиолетовые, а волосы — почти до пояса и очень всем нравятся.

— Неужели? Кстати, — добавила женщина, словно спохватившись, — ты тоже ничего.

— Ну, мне далеко до Аннемари.

Молли, с ее самыми обычными каштановыми волосами, самыми обычными карими глазами и лицом, которое в лучшем случае называли всего лишь «интересным», всегда знала, что и в подметки не годится своей красавице сестре. Она свесилась с верхней полки, чтобы познакомиться с Герти, но койка внизу была пуста.

— Мисс Штраус отправилась прогуляться перед завтраком. — Оливия выразительно закатила глаза. — Ты уже успела с ней познакомиться?

— Нет, но я слышала, как она пришла вчера ночью. И вас я тоже слышала.

— Ты слышала, что она сказала?

— Да.

Молли знала, что имела в виду Герти, когда говорила, что Оливия получает деньги за то, что встречается с мужчинами. На окраине Дунеатли в коттедже жила одна женщина, которая зарабатывала на жизнь аналогичным способом. Ее звали Эйлин. Никто из женщин не заговаривал с ней, а сама она никогда не ходила на мессу — возможно, просто не осмеливалась. Молли часто спрашивала себя, почему Доктор не отправился к Эйлин, хотя не исключено, что он беспокоился о своей репутации и решил, что лучше навязать свое общество дочерям.