— Да, любимый. — Она погладила его по руке.

— Я хочу тебя, — сказал он. — Я хочу тебя так сильно, что готов вернуться в доки, если они возьмут меня, и держать свой большой рот на замке хотя бы некоторое время. Я бы хотел, чтобы ты не была такой чопорной и правильной, Молл, — как-то по-детски сказал он, — и больше походила на других девчонок.

— В чем, Гарри? — Она никак не могла взять в толк, о чем он говорит.

— Ты сама знаешь, в чем. — Он избегал смотреть ей в глаза.

Молли наконец сообразила, о чем идет речь.

— Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы мы с тобой занимались любовью? — Она почувствовала, что краснеет, но продолжала: — Где? В каком-нибудь переулке? В доме моей свекрови, когда она и дети будут спать? Ты остался бы, если бы мог заниматься со мной любовью?

— Может быть. Если бы знать, что когда-нибудь мы будем вместе. Я не всегда буду чернорабочим. Я читаю книги, разбираюсь в вещах, о которых многие даже не слышали. Я мог бы научиться говорить правильно, как ты.

— Ох, Гарри, перестань! Я люблю тебя — да, люблю. — Молли кивнула, словно признаваясь в этом не только ему, но и себе. — Я люблю тебя, но у нас ничего не получится. У меня четверо детей, и они для меня всегда будут на первом месте. Им и так пришлось нелегко. — По крайней мере, Меган и Броуди: Джо и Томми не помнили отца.

— Итак, если через несколько лет я не приеду к тебе на «роллс-ройсе» в костюме с Сэвил-роу[69], у меня нет шансов? — К ее удивлению, Гарри сумел выдавить улыбку.

— Мне не нужны дорогие автомобили и шикарная одежда, Гарри, и надежда остается всегда. Поживем-увидим. — Глаза ее наполнились слезами. — Я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Мне здесь нечего делать, Молл. Я должен уехать.

— Когда?

— Нужно позаботиться о билетах и тому подобном. Я постараюсь уехать как можно скорее.

Пожалуй, она была слишком благоразумна и консервативна в своих взглядах. Единственный риск, на который она пошла в своей жизни, — неудавшаяся попытка сбежать из Ирландии в Америку — и посмотрите, что из этого вышло! Сколько бы Молли ни ломала голову, под какими бы углами ни рассматривала эту возможность, она не могла назвать другой причины, по которой могла бы выйти замуж за Гарри Бенедикта, кроме той, что они любят друг друга. Для многих женщин этого было бы достаточно, но только не для нее.

Она представила себе, что пишет Финну о том, что собирается выйти замуж за коммуниста-чернорабочего, — он был в шоке, когда она вышла замуж за полицейского. Что до ее свекрови, то Ирен ни за что не потерпела бы ничего подобного, хотя бы из религиозных соображений. Она пришла бы в такую ярость, что запросто могла бы вышвырнуть Молли с детьми на улицу, нимало не заботясь о том, что больше всего навредила бы себе самой и что ей придется просить милостыню, чтобы платить за аренду и прокормиться. А Лили и Паулина отвернулись бы от нее, и даже Глэдис наверняка перестала бы с ней разговаривать.

Гарри дал Молли адрес в Барселоне, где собирался остановиться. Он должен был поездом доехать до Лондона, а там пересесть на другой, до Дувра, затем пересечь Ла-Манш и Францию еще на нескольких поездах, прежде чем достигнуть Испании.

— Барселона недалеко от границы, — сказал он ей.

Билеты оплатила его бабушка. Она долгие годы каждую неделю откладывала несколько пенни из тех денег, что он давал ей на хозяйство.

— Держу пари, она не хочет, чтобы ты уезжал, — заметила Молли.

— Ты не знаешь мою бабушку. Она — «за» обеими руками и ногами. Она говорит, что поехала бы со мной, если бы была моложе.

Молли не покидало ощущение, что Гарри нарочно откладывает свой отъезд в надежде, что она передумает и согласится спать с ним или выйти за него замуж. Но даже если бы она была готова переспать с ним, то куда бы они пошли? Только в гостиницу, а она не могла назвать ни одной уважительной причины, позволившей бы ей не ночевать дома.

Молли купила ему джемпер и две пары носков.

— У тебя есть чемодан? — с беспокойством спросила она.

У нее до сих пор оставался старенький саквояж, который Финн отыскал в доме Доктора для Тома, когда тот возвращался в Ливерпуль, оставляя свое семейство еще на недельку в Дунеатли.

— Он мне не нужен, Молл. У меня совсем немного вещей.

Гарри пребывал в приподнятом настроении и лучился уверенностью в себе. Пожалуй, он был даже рад распрощаться с нею. Быть может, он чувствовал, что угодил в ловушку, из которой не в состоянии выпутаться собственными силами, и вот сейчас нашел единственный способ выйти из положения.

— Ирен, — сказала Молли, — Агата пригласила меня на чай в воскресенье. Я собиралась взять с собой детей, но потом Агата предложила пойти в кино, чтобы посмотреть «Роберту» с Фредом Астером[70] и Джинджер Роджерс. Фил вызвался остаться дома и присмотреть за их детьми, и вот я думаю, не могли бы вы присмотреть за моими?

— Разумеется, милая, присмотрю, — с готовностью согласилась Ирен. — Давно уже вы с Агатой никуда не ходили вдвоем.

В воскресенье Молли надела то самое платье, которое купила для собеседования в «Ротонде». С тех пор она считала его своим «счастливым» платьем, потому что, когда она была в нем, с ней обязательно случалось что-нибудь хорошее. В животе у нее порхали бабочки, а ноги подгибались. Она еще никогда не совершала ничего подобного.

Молли вышла из трамвая на Лондон-роуд и быстро зашагала по направлению к вокзалу Лайм-стрит, где под часами, как она и просила, ее ждал Гарри. В темно-синем костюме в мелкую белую полоску, светло-голубой рубашке и темном галстуке он выглядел настоящим франтом, каким она его еще никогда не видела. Но была в его облике некая странность, которую она не могла уловить, как ни старалась.

— Почему мы не могли приехать вдвоем на трамвае? — поинтересовался Гарри, когда она остановилась перед ним. Его лицо расплылось в знакомой улыбке, которую Молли так любила. — A-а, знаю, ты боялась, что нас увидит кто-нибудь, например твоя чертова свекровь, верно?

— Да, — согласилась Молли. — А ты прекрасно выглядишь. Где ты взял этот костюм?

— Он принадлежал моему отцу. Отец был в нем, когда женился на моей матери. И все это время бабушка хранила его в гардеробе. — Вот почему Гарри выглядел странно. Костюму исполнилось уже тридцать лет, лацканы были старомодно широкими, а жилет застегивался чересчур высоко. Штанины оказались на дюйм короче, но мода была тут ни при чем, просто Гарри был выше своего отца. — Куда мы идем, Молл? Надеюсь, что не в кино, потому что я никогда его не любил. Кино — это очередной способ успокоить народ, вроде как дать ему конфет, когда он голоден, и сказать, что это — настоящая еда.

— Мы идем не в кино, Гарри, — сказала Молли и взяла его под руку. — Иди со мной и не задавай лишних вопросов.

Через десять минут они вошли в маленький отель на Сеймур-стрит, где она заранее сняла номер. Он располагался на втором этаже. На обоях были изображены фиолетовые виноградные лозы, мебель оказалась самой дешевой, но кровать выглядела удобной, и вокруг царила почти стерильная чистота.

Молли заперла дверь. Гарри в полном недоумении смотрел на нее.

— Что ты задумала, Молл?

— Ты ужасный тугодум, дорогой. — Она протянула к нему руки. — Вот что я задумала.

Конечно, этого было мало, чтобы помешать ему уехать, но зато это было то, что он — и она — будут помнить до конца своих дней.

— Единственная его фотография, которая у меня есть, была сделана во время крещения. — Кейт Бенедикт протянула Молли маленький выцветший снимок молодой пары, на котором был запечатлен мужчина, очень похожий на Гарри, и красивая молодая женщина с ребенком на руках. На ребенке был берет и длинная крестильная сорочка. Лица его видно не было. — Не очень удачная фотография, не так ли?