Она размяла пальцы и покрутила головой, стараясь унять ноющую боль в шее. Спина у нее затекла и пронзительно ныла. Через минуту-другую ей предстоит разложить монеты на кучки по одному шиллингу и рассортировать по отдельным карманчикам — фартинги и полпенни, пенни и трехпенсовики и так далее — а потом приложить к каждому бумажку с указанием, сколько именно денег в нем находится, после чего подбить общую сумму. Дети считали ее кем-то вроде волшебницы, ведь она была способна выполнять такие сложные действия.

— Все очень легко, если знаешь как, — отвечала им Молли.

Из зрительного зала донесся взрыв аплодисментов; должно быть, занавес поднялся и Том Слотер, игравший роль коварного сквайра Кордера, наверняка злорадно потирал ладони, посвящая аудиторию в свои коварные планы. Зрители отвечали ему свистом и гневными воплями — все это было частью устоявшегося ритуала.

Молли любила свою работу. Она провела здесь уже семь месяцев и теперь ощущала свою принадлежность — пусть и неполную — к миру шоу-бизнеса. Некоторые из звезд вели себя очень дружелюбно и знакомились с сотрудниками во время первого появления в театре. Маг Мальволио продемонстрировал Молли, как распиливает свою красавицу ассистентку пополам.

— Все это лишь иллюзия, — пояснил он, как будто Молли думала, что он разрезает ее по-настоящему.

Волк в рождественской пантомиме «Маленькая Красная Шапочка» оказался слишком уж дружелюбным. Он даже имел наглость пригласить ее на свидание.

— Я замужняя женщина, — с негодованием ответила Молли и показала ему свою левую руку. — Неужели вы не заметили, что я ношу кольцо?

— Когда-нибудь вы пожалеете о том, что отвергли меня, — ледяным тоном отозвался волк. — Вы еще будете рвать на себе волосы, когда я стану звездой лондонского «Палладиума».

— Очень в этом сомневаюсь.

Она сомневалась и в том, что он когда-нибудь станет звездой. Голос у него был не очень сильным, и многие зрители на галерке жаловались, что волка оттуда совсем не слышно.

Молли опустила плотную черную штору, закрывшую стекло, и стала подсчитывать деньги. Она сосредоточилась, в голове у нее замелькали цифры, как вдруг она услышала, что дверь в зрительный зал открылась и в фойе зазвучали голоса. Должно быть, начался антракт.

Через пятнадцать минут вновь воцарилась тишина, но ненадолго. Кто-то забарабанил в ее окошко. Торопливо записав цифру, чтобы не забыть ее, Молли подняла штору.

— Я пришел проводить тебя домой, — сообщил ей Гарри Бенедикт.

Сердце на миг замерло у нее в груди, и Молли разозлилась на себя. Гарри не оставлял ее в покое с того вечера, как подрался с «чернорубашечниками», а она оказалась настолько глупа, что позволила ему поцеловать себя. Он постоянно останавливал ее на улице и предлагал прогуляться после одного из своих бесконечных митингов. Молли всякий раз отказывалась. Сегодня на Гарри была трикотажная рубашка с высоким воротом, вся в затяжках, и твидовый пиджак с обтрепанными обшлагами. Брюки были ей не видны, но она не без оснований решила, что и они столь же поношенные.

Молли покачала головой.

— Я еще не закончила, а домой возвращаюсь с Бетси Эванс, как и всегда. Она живет как раз напротив меня.

— У Бетси свидание с молодым человеком, — самоуверенно заявил Гарри. — Она только что сказала мне об этом. Они собираются прогуляться вдоль Доки; там как раз пришвартовался лайнер «Королева Мэри», который отплывает в Америку.

— Америка... Ты имеешь в виду в Нью-Йорк? — Сердце у Молли вновь затрепетало, хоть и по другой причине.

— Наверное. Я всегда хотел туда попасть. В чем дело, Молл? Ты побледнела.

— Ничего, все нормально. Это из-за корабля, отплывающего в Америку. Он напомнил мне кое о чем, вот и все. — В последнее время она могла не вспоминать об Аннемари несколько недель. — Послушай, Гарри, мне очень жаль, но я должна работать.

И она вернула штору на место, а потом несколько секунд сидела, глядя перед собой. Упоминание о лайнере, отплывающем в Америку, вызвало у Молли воспоминания о «Королеве майя» и о той единственной ночи, которую они с Аннемари провели вместе на борту. На следующее утро она отправилась покупать дигиталис и с тех пор больше не видела сестру. Через месяц, первого апреля, Аннемари исполнится двадцать пять. Да, она уже не девочка, а взрослая женщина. Ей всегда нравилось, что она родилась в День дураков, не в какой-то обычный, а в особенный день; это почти то же самое, что родиться на Рождество.

Вдруг послышались раскаты грома, и поначалу Молли сочла их настоящими, а потом вспомнила, что и они — часть спектакля; там будут еще и молнии. Аудитория завизжала. Молли вздохнула и вновь стала подсчитывать выручку.

Она ушла во время второго антракта, после того как Бетси подтвердила, что действительно встречается со своим парнем. Его звали Дэйв, и он работал на товарном складе на Док-роуд, — или, в просторечии, Доки. Молли уже видела заключительный акт, и теперь ей хотелось лишь одного — побыстрее добраться домой и подумать об Аннемари. Сегодня вечером ей казалось, будто сестра находится совсем рядом, живая и здоровая. Молли попыталась представить, как Аннемари выглядит сейчас, став на одиннадцать лет старше, но у нее ничего не получалось. Для нее она навсегда останется тринадцатилетней, с длинными черными волосами и фиалковыми глазами.

Ах, если бы она могла поговорить о ней с кем-нибудь! Но ее поняла бы только Агата, а сейчас было слишком поздно, чтобы идти в гости к подруге. Ирен знала о ее неудавшейся попытке уплыть в Америку, но рисовала мрачное будущее, постигшее Аннемари, а некоторые из ее предсказаний были и вовсе ужасными.

Пошел дождь. Загорелись фонари, бросавшие размытые оранжевые пятна на мокрые тротуары. Молли спешила домой, на Тернпайк-стрит, когда чей-то голос произнес:

— Разве я не обещал проводить тебя домой? — И рядом появился Гарри Бенедикт. Должно быть, все это время он прождал ее у входа в театр.

— Ты что, следишь за мной? — раздраженно поинтересовалась Молли.

Капли дождя на его темных вьющихся волосах сверкали, подобно бриллиантам. Почему он не носит кепку?

— Женщине опасно ходить по Скотти-роуд по ночам одной.

— Не говори глупостей, ничего со мной не случится. Кроме того, еще не очень поздно; всего-то половина десятого.

— Ты спешишь?

— Конечно, спешу. Идет дождь, а на мне новая шляпка. — В «Т. Дж. Хьюз» она стоила девять шиллингов и одиннадцать пенсов, и Молли не хотелось, чтобы она испортилась.

— Давай зайдем сюда на минутку.

Гарри взял Молли за руку и почти втащил в дешевое кафе, где подавали рыбу с картофельными чипсами. Девушка за стойкой едва не упала в обморок, когда увидела его.

— Привет, Гарри, — игриво пропела она. — Что я могу для тебя сделать?

— Принеси нам, пожалуйста, два чая наверх, Рита, и побыстрее.

— Одну минутку, Гарри. Я быстро.

— Лестница вон там, Молл, — и он подтолкнул ее в нужную сторону.

— Вижу. Что ты, черт тебя возьми, задумал, Гарри Бенедикт?

Поднявшись по узкой лестнице, Молли вошла в небольшую комнату, обставленную разнокалиберными столиками и стульями. Ее каблук угодил в дыру в линолеуме, и она едва не упала. В углу сидел пожилой мужчина и ел чипсы из бумажного пакетика. Он коротко кивнул им в знак приветствия. Гарри сказал:

— Привет, Билл. Как дела? — И получил в ответ равнодушное пожатие плечами.

На каждом столике стояли соль, перец и бутылочка с уксусом, а вот скатертей не было.

— Это похоже на «Ритц»[68], — сказала Молли.

— Ты всегда язвишь? — поинтересовался Гарри, когда они сели.

— Нет, — призналась она. — Ты единственный, с кем я веду себя так.

А потом она вдруг спросила себя почему. Пожалуй, таким способом она старалась отвадить Гарри или хотя бы держать его на расстоянии. Если так, то у нее ничего не получалось.

Рита сдержала слово и почти мгновенно появилась с двумя кружками чая.