Секрет процветания миссис Райан заключался в щедрости ее четырех сыновей, которые закончили колледжи и теперь имели хорошо оплачиваемую приличную работу. Майк, старший, работал управляющим почтовым отделением в Мурфилдз, Брайан был диспетчером в «Ливерпуль тул компани», а Энох выучился на столяра и теперь владел небольшой мебельной мастерской, дела которой шли чрезвычайно успешно. Миссис Райан показала Молли два деревянных кресла с чудесными изогнутыми спинками и резными подлокотниками, которые ее сын сделал собственными руками. Ну и, наконец, Том стал полицейским, хотя миссис Райан хотела, чтобы он выучился на священника.

— Я всегда мечтала о том, чтобы в семье был свой пастор, — со вздохом призналась она Молли во время их первой встречи.

Том лукаво подмигнул Молли из-за спины матери.

— Из меня получился бы никудышный священник, мам; к тому же я ни за что не осилил бы латынь.

— Можно добиться чего угодно, если очень сильно захотеть, — строго заявила ему Ирен.

Позже Том признался, что эту фразу мать вбивала ему в голову с самого детства.

— Она без конца повторяла каждому из нас: «Можно добиться чего угодно, если очень сильно захотеть». Она брала книги в библиотеке и помогала нам с домашними заданиями, так что в классе мы всегда были первыми во всем, — с гордостью сообщил он. — Мать была решительно настроена сделать все от нее зависящее, чтобы у нас была хорошая работа и чтобы мы не получали пособие для малоимущих, как наши соседи по Тернпайк-стрит. Отец умер вскоре после моего рождения, и ей пришлось брать меня с собой в прачечную и вообще везде. По ночам мама работала уборщицей в пабе на Скотти-роуд, а Майк присматривал за мной.

Ирен Райан была невысокой и слегка прихрамывала при ходьбе. Руки у нее были красными и опухшими, а годы тяжкого труда согнули ей спину. Было трудно представить, что она родила четырех рослых и здоровых парней. На буфете стояла фотография, на которой они были сняты все вместе в тот день, когда Том стал полицейским. Их невысокая несгибаемая мать стояла в центре, в цигейковой шубке, которая служила предметом ее нескончаемой радости и гордости. Парни скинулись и подарили ей шубу на ее пятидесятый день рождения.

Они обожали свою мать, которая научила их мечтать и внушила, что они могут добиться чего угодно, если приложат достаточно усилий. Сыновья по очереди присылали ей деньги каждую неделю, потому что считали это справедливым. Если бы не мать, они бы ни за что не добились своего нынешнего положения, а стояли бы на углу улицы и играли бы в «орлянку» или топтались бы у доков или у Сент-Джон-маркет в надежде найти временную работу, а их женам и детям пришлось бы просить милостыню, чтобы прокормиться.

Том единственный из них оставался холостяком, но и это должно было измениться в июле, когда Молли исполнится семнадцать. Она с нетерпением ждала этого, поскольку ей очень нравился Том, ведь он умел ее рассмешить — а в последние годы в Дунеатли в ее жизни было мало веселья. К тому же Том любил ее так преданно и отчаянно, что было бы подлостью отказать ему. Ко всему прочему, она сомневалась, что сможет встретить такую любовь еще когда-нибудь.

Молли ушла от Брофи несколько месяцев назад и теперь жила с матерью Тома в маленьком домике на Тернпайк-стрит. Она спала на той же пуховой перине, на которой спал Том, когда был маленьким, — Молли готова была поклясться, что улавливает свежий, щекочущий ноздри запах мыла, которым он пользовался. Сам Том обретался в общежитии, в котором жили все неженатые полисмены до тех пор, пока не обзаведутся семьей. Как только они поженятся, сразу получат служебный домик. Том пока еще не знал, в каком районе города он будет расположен.

Словом, Молли не могла дождаться грядущих перемен в своей жизни.

— Доброе утро, милая, — произнесла миссис Райан, входя в комнату Молли с чашечкой чая, что случалось каждое утро.

— Доброе утро, Ирен. — Молли села на постели.

Ей было сказано, что она может называть будущую свекровь по имени, поскольку так они могли избежать излишней официальности.

— Погода сегодня чудесная, — заметила Ирен, раздвигая занавески и впуская в комнату золотистые солнечные лучи.

— Май в этом году выдался неожиданно теплым. Я уже говорила вам, что так не годится, — с неудовольствием сказала Молли. — Я имею в виду, что это я должна приносить вам чай, а не наоборот.

— Нет, милая. В последние годы я превратилась в лентяйку и мне просто некуда девать время. — Преждевременно состарившееся личико Ирен расплылось в улыбке. — Как бы там ни было, ты, докторская дочка, наверняка привыкла к тому, чтобы тебе прислуживали.

— Вовсе нет. В Ирландии не принято подавать чай в постель.

— Ты уверена, что твой отец не приедет на свадьбу, милая?

— Да, уверена, — поспешно ответила Молли. — Он будет слишком занят. Кроме того, как я вам уже говорила, его укачивает в море, так что он не выезжает за пределы Ирландии. Приедут мой брат с женой и ребенком, тетя Мэгги из Нью- Йорка, ну и, разумеется, придет семейство Брофи, все шестеро, включая Агату, которая будет моей подружкой.

Разумеется, тетя Мэгги намеревалась пересечь Атлантику не только для того, чтобы побывать на свадьбе. Она собиралась познакомиться с Хейзел, Патриком и Айданом, которых никогда не видела, а также с Тедди, который был совсем еще крохой, когда она уехала в Америку. Она должна была поселиться в доме у Финна и задержаться на две недели после свадьбы.

Торжество обещало получиться многолюдным. На нем должны были присутствовать братья Тома с женами и детьми, коих было уже семеро, плюс полудюжина полицейских и лучшая подруга Ирен, Этель, с которой они по субботам ходили в театр «Ротонда» на Скотланд-роуд. 

Финн прислал пять фунтов, что означало — на особую роскошь рассчитывать не приходится, но Ирен прекрасно умела довольствоваться самым необходимым.

— Пенни фунт бережет, — говаривала она.

Они с Молли сходили на рынок Пэдди, где купили чудесное свадебное платье с атласной нижней юбкой всего за один шиллинг и шесть пенсов — его предстояло ушить в талии на пару дюймов, но в остальном оно прекрасно подошло — и пару атласных туфелек, лишь самую чуточку поношенных. Платье с длинными узкими рукавами было оторочено кружевами, и от него исходил слабый запах нафталина.

Миссис Брофи одолжила Молли свою вуаль и венок, в котором маленькие восковые цветочки были украшены жемчугом. Этель должна была испечь торт. Паулина, Лили и Глэдис, невестки Ирен, с которыми Молли уже успела подружиться, обещали приготовить целую гору небольших сэндвичей для торжественного приема, который должен был состояться в комнате над «Гнездом дрозда», местным пабом. «Так что, милая, — с коротким смешком заключила тогда Ирен, — за тобой останется только выпивка для тоста. Затем гости сами будут покупать себе спиртное, а за аренду помещения тебе платить не придется».

— Ладно, девочка, — с кряхтением проговорила будущая свекровь, — пойду приготовлю завтрак. Полагаю, ты опять намерена съесть лишь один гренок?

— Да, пожалуйста. Я не влезу в свадебное платье, если стану уплетать всю ту вкуснятину, что вы готовите на завтрак.

— Тебе не помешает нарастить немного мяса на костях, Молли.

— Как и вам, кстати, — парировала девушка. Она сомневалась, что Ирен весит больше шести стоунов[18].

— Не дерзи старшим, — добродушно укорила ее Ирен. — Гренки будут готовы через пять минут.

Молли проглотила чай, налила воду в таз из кувшина, которую запасла еще с вечера, и тщательно умылась. Ванной комнаты в доме не было, и по вечерам в субботу Молли купалась в жестяной бадье перед очагом в кухне после того, как Ирен и Этель уходили в свою «Ротонду», и до того, как за ней заходил Том, чтобы сводить в кино. Молли надела платье, которое Шинед Ларкин сшила для нее за один день: серое в полоску, с рукавом три четверти и простым круглым вырезом. Оно было чуточку короче тех, к которым она привыкла. Всякий раз, надевая его, Молли думала об Аннемари.