Голос у него дрожал, глаза увлажнились – не хватало только печального пения скрипок. Львица-воительница высунула язык и издала непочтительный звук.

– Всего этого можно было бы избежать; – гневно произнёс я, – если бы ты достаточно мне доверял, чтобы чаще отпускать меня на волю. Тогда я был бы в лучшей форме и без труда ускользнул бы от демонов Хопкинса.

Он вскинул глаза.

– А, так ты всё же отыскал Хопкинса?

– А ты не уклоняйся от темы, не уклоняйся. Я говорю: все это твоя вина. Надо было больше верить в меня. И это после стольких лет, после того, как я помог тебе с Лавлейсом, и с Дювалем, и с анархистом и устрицей…

Он поморщился.

– Ой, только не надо про ту последнюю историю!

– …И после всего этого, – неумолимо продолжал я, – ты стал таким же, как и все, ты сделался типичным волшебником, ты обращаешься со мной, точно с врагом! Я – мерзкий демон, на меня нельзя положиться… – Я осёкся. – Слушай, в чём дело? Этот твой хохот положительно действует мне на нервы!

– Именно в этом! – воскликнул он. – На тебя действительно нельзя положиться! Ты мне солгал!

– Назови хоть один пример. Он сверкнул глазами.

– Китти Джонс!

– Не понимаю, о чём ты.

– Ты мне сказал, что она погибла. А она жива, я знаю!

– А-а! – Мои усы слегка поникли. – Ты что, видел её?

– Нет.

– Ну, тогда ты ошибаешься! – Я постарался взять себя в лапы. – Она мертвее всех мёртвых. Голем заглотил её целиком. Ам! – и нету. Жаль, конечно, но, уверяю тебя, тебе совершенно не стоит беспокоиться об этом теперь, когда прошло столько лет…

Тут я умолк. Мне не нравился его взгляд.

Мэндрейк медленно кивнул. Красные пятна гнева боролись на его лице с белыми. В результате вышла ничья, пятьдесят на пятьдесят.

– Заглотил, говоришь? – произнёс он. – Забавно. А тогда ты, помнится, сказал мне, что голем её испепелил.

– Да ну? В самом деле? Ну да, и испепелил тоже. Сперва испепелил, а потом и заглотил… уй-я!

Волшебник без предупреждения вскинул копьё и пырнул меня. Я был слишком медлителен, слишком слаб, чтобы уклониться: копьё угодило мне прямо в солнечное сплетение. Я ахнул, опустил глаза – и расслабился.

– Не тот конец, – сказал я. – Ты перепутал.

Мэндрейк это тоже заметил. Он выругался и отшвырнул копьё прочь, за пределы круга. Он стоял, глядя на меня в упор, тяжело дыша, пытаясь совладать со своими чувствами. Прошла минута или около того. Наконец его сердце перестало бешено колотиться.

– Ты знаешь, где она? – спросил я.

Он ничего не ответил.

– Оставь её в покое, – тихо сказал я. – Она тебе не делает ничего плохого. И не забывай, она спасла тебе жизнь – насчёт этого я тебе не солгал.

Он открыл было рот, хотел что-то сказать, потом слегка встряхнул головой, словно заставляя себя забыть об этом.

– Бартимеус, – сказал он, – я обещал тебе, что отпущу тебя, если ты выполнишь задание, и, несмотря на то, что ты то и дело бросаешь вызов моему терпению, я от своего слова не отступаюсь. Расскажи мне, что произошло, когда ты выслеживал Дженкинса, и я тебя отпущу.

Львица сложила на груди свои мускулистые лапы и посмотрела на него сверху вниз.

– Навсегда?

Он стрельнул глазами куда-то в сторону.

– Этого я не обещал.

– Обещай. Насколько я понимаю, мои сведения – единственное, что может спасти тебя от Тауэра. Так это или нет?

Он скрипнул зубами.

– Я полагаю, что Хопкинс затевает какой-то заговор. Если я сумею его раскрыть, моё положение, по всей вероятности, в самом деле упрочится.

– Ну так как? У меня имеются ценные сведения. Они тебя не разочаруют.

– Ладно… – произнёс он почти неслышно. – Если только сведения действительно ценные.

– Ценные-ценные, не сомневайся. Можно даже сказать, бесценные. Разумное соглашение, прямо как в добрые старые времена. Знаешь, Мэндрейк, – задумчиво сказала львица, – насколько же проще было с тобой, когда ты был маленьким! Тогда ты был куда разумнее.

Он угрюмо уставился себе под ноги.

– Мне это уже говорили. Ну, выкладывай!

– Ладно.

Львица сцепила лапы вместе, хрустнула костяшками и начала:

– Я следовал за Дженкинсом по всему Лондону. В его планах задействована целая сеть волшебников. Всего семь человек, чем-то похожих на него самого: слабосильные, озлобленные, низкого уровня – короче, такому могущественному магу, как ты, их бояться нечего.

– Можешь ли ты назвать их имена? – Он слушал внимательно, жадно вбирая каждое слово.

– Уизерс и Бёрк. Да, мне эти имена тоже ничего не говорят. А вот Лайма ты должен помнить.

Глаза у Мэндрейка широко распахнулись.

– Руфус Лайм? Приятель Лавлейса? Да, это куда интереснее! Так он всё ещё?..

– Ага. И все так же похож на рыбу. Судя по всему, он только что вернулся из Парижа.

– А как насчёт их планов? Ты узнал хоть какие-нибудь детали?

– Откровенно говоря, ничего конкретного. Однако, что бы они ни затевали, все они заняты тем, что подбирают себе для этого демонов. Так ведь они волшебники – чем им ещё заниматься, как не этим? Много говорили о верёвках и цепях. Да, и ещё о фургонах.

Он наморщил нос.

– О фургонах?

– Представь себе. И ещё упоминали о каком-то эксперименте. Требовали доказательств, что эксперимент прошёл успешно. О чём речь – понятия не имею.

Я почесал себе ухо.

– Что ещё? Ах да. Дженкинс сказал, что их должно быть семеро, «по одному на каждое кресло».

Мэндрейк хмыкнул.

– Совет. Нас в Совете семеро. Они замышляют мятеж.

– Как обычно.

– Ладно, это любопытно, но подробностей маловато.

Мэндрейк вопросительно взглянул на меня.

– И ты рассчитывал, что я отпущу тебя за это?

– Ну, не только за это. Дженкинс посещал не только нескольких отчаянных дружков. Он виделся и кое с кем ещё. Угадай с трёх раз, с кем?

– С кем же?

– Ну, угадай же! Ой, какой ты всё-таки нудный! Ладно, так и быть, я тебе подскажу. Борода… Правильно, молодчина!

– Я же ничего не сказал.

– Нет, но я вижу, что ты угадал правильно, по тому, какого цвета ты сделался[63]. Да-да, этот наёмник снова в городе, и брови у него ещё гуще, чем ты помнишь. Проявив неслыханную хитрость и отвагу, я прицепился к его семимильным сапогам и последовал за ним в парк, где он встретился с человеком, который, по всей видимости, и был тем самым неуловимым Хопкинсом. Нет, я не слышал ни слова из того, о чём они говорили. В этот самый момент меня заметили джинны. Остальное ты знаешь. Я растерял половину своей сущности оттуда до Ричмонда.

– Это всё замечательно, – поморщился Мэндрейк, – но мне-то в этом что толку? Мне тут совершенно не на что опереться! Если я хочу пережить завтрашний суд, мне требуется что-то посерьёзнее! Хопкинс! Всё дело в Хопкинсе. Можешь ли ты его описать?

Львица почесала себе нос.

– Забавно… Ты знаешь, описать его сложно. У него такая внешность неброская… Разве что, может быть, слегка сутулый; лицо обыкновенное, небрит… Волосы бесцветные… Хм… Чего это ты за голову схватился?

Он уставился в потолок:

– А-а-а! Это безнадёжно! Не надо было давать тебе этого поручения! Аскобол и тот бы лучше справился!

Это меня уязвило.

– Ах вот как? Думаешь, Аскобол сумел бы выяснить и то, где Хопкинс живёт, а?

– Что?!

– Он дал бы тебе точный адрес, да? Как сейчас вижу: огромный неуклюжий циклоп в очках и шляпе подкрадывается к Дженкинсу и наёмнику в кафе, заказывает себе чашечку кофе, пытается подслушать… И всё это совершенно неприметно!

– Ладно, забудь об этом. Так ты знаешь, где живёт Хопкинс? И где же?

– В отеле «Амбассадор», – сказал я. – Вот так-то. Всего лишь пустячок, который я успел подхватить, пока меня ещё не загоняли до последней ложки[64] моей жизни. Ну а теперь я… Эй, погоди! Ты что делаешь?

Волшебник внезапно оживился. Он обернулся к прочим пентаклям, начертанным на полу, прокашлялся, протёр усталые, покрасневшие глаза.