– Просто поговорить, – сказал он. – Я узнал вас… и хотел… хотел спросить, быть может, вы меня тоже признаете?

Её лицо было бледным, все ещё встревоженным. Она, нахмурившись, вгляделась в него.

– Извините, – начала она, – я вас не… Ах да, узнаю. Натаниэль… – Она запнулась. – Но мне, наверное, не стоит называть вас этим именем.

– Да, его лучше забыть, – подтвердил он, изящно махнув рукой.

– Да…

Она стояла и изучала его: его костюм, его туфли, серебряное кольцо на пальце, но в первую очередь – его лицо. Она рассматривала его дольше, чем он ожидал, серьёзно и пристально. Его удивило, что она не расплылась в улыбке и вообще не проявила особой радости. Ну да, конечно: он появился так неожиданно…

Мэндрейк прокашлялся.

– Я тут ехал мимо, увидел вас, и… Ну, столько времени прошло…

Она медленно кивнула.

– Да.

– И я подумал, что, может быть… Ну, как вы поживаете, госпожа Лютьенс? Как у вас дела?

– У меня все хорошо, – ответила она и спросила, как-то резко: – Есть ли у вас имя, которым вас можно называть?

Он поправил манжету, еле заметно улыбнулся.

– Теперь моё имя Джон Мэндрейк. Вы обо мне, возможно, слышали.

Она снова кивнула. На её лице ничего не отразилось.

– Да. Разумеется. Значит, вы… неплохо устроились.

– Да. Я теперь министр информации. Уже два года как. Для всех это был изрядный сюрприз, я ведь ещё довольно молод. Но мистер Деверокс всё же рискнул назначить меня на этот пост, и вот, – он слегка пожал плечами, – я министр.

Он рассчитывал, что это вызовет несколько более бурную реакцию, чем ещё один короткий кивок, однако госпожа Лютьенс оставалась внешне невозмутима. Мэндрейк добавил слегка недовольно:

– Я думал, вам будет приятно видеть, как далеко я пошёл, после того… после того как мы виделись в последний раз. Тогда все очень… неловко вышло.

Он уже понимал, что говорит не то и не так. И с чего он завёл разговор о своей должности, вместо того чтобы прямо выложить ей то, что у него на душе? Возможно, она потому держится так сухо и отстраненно? Он попытался начать заново:

– Я хотел сказать, что я вам благодарен. Я и тогда был вам признателен, и теперь остаюсь благодарен.

Она нахмурилась, покачала головой.

– Благодарны? За что? Я же ничего для вас не сделала.

– Помните, когда Лавлейс на меня набросился. Он меня избил, а вы пытались его остановить. Я так и не успел сказать…

– Ну да, как вы и сказали, очень неловко вышло. Но это все действительно было очень давно. – Она отбросила прядь волос со лба. – Так вы теперь министр информации? Значит, все эти листовки, которые раздают на остановках, – ваших рук дело?

– Да, это все я, – скромно улыбнулся он.

– Листовки, где рассказывается, какую замечательную войну мы ведём, и что только лучшие юноши идут в армию, и что долг настоящего мужчины – отправиться в Америку и сражаться за свободу и безопасность? Где говорится, что смерть – не слишком высокая плата за то, чтобы империя уцелела?

– Это немного чересчур сжато, но в целом – да, к этому все и сводится.

– Ну-ну. Да, вы и в самом деле далеко пошли, мистер Мэндрейк.

Она смотрела на него почти печально.

Было холодно. Волшебник сунул руки в карманы брюк и окинул взглядом пустынную улицу, ища, что бы сказать.

– Думаю, вы нечасто встречаетесь со своими бывшими учениками, – сказал он. – Ну, в смысле, когда они уже взрослые. Нечасто видите, какими они стали…

– Да, – согласилась она. – Я имею дело с детьми. А не со взрослыми, которыми они становятся.

– Вот именно.

Он взглянул на её потрёпанную сумку, вспомнил тусклое атласное нутро этой вещицы, с коробочками карандашей, мелков, перьев и китайских кисточек.

– Госпожа Лютьенс, вас устраивает ваша работа? – спросил он вдруг. – Я имею в виду, ваш заработок, ваше положение в обществе и тому подобное. Я почему спрашиваю – я ведь мог бы, знаете ли, найти вам другое место, если захотите. Я человек влиятельный и мог бы устроить вас на приличную работу. Например, стратегам в министерстве обороны требуются такие опытные люди, как вы, для промышленного выпуска пентаклей для американской кампании. Да хотя бы и в моём министерстве – мы ведь создали рекламный отдел, чтобы лучше доносить до народа то, что мы хотим сказать. Таким специалистам, как вы, у нас всегда рады. Неплохая работа, с допуском к секретной информации. Вы займёте достаточно высокое положение…

– Говоря о «народе», вы, очевидно, имеете в виду простолюдинов? – уточнила она.

– Ну да, так мы называем их публично, – кивнул он. – Похоже, простолюдины предпочитают это слово. Разумеется, на самом деле это ничего не значит.

– Понятно, – сказала она очень сухо. – Вы знаете, нет. Большое спасибо, меня и так все устраивает. Наверняка ни один из ваших отделов не будет в восторге, если им подсунут такую старую простолюдинку, как я, и к тому же мне по-прежнему довольно-таки нравится моя работа. Но все равно спасибо, что предложили.

Она приподняла рукав пальто и взглянула на часы.

Волшебник всплеснул руками.

– Вы торопитесь! – воскликнул он. – Послушайте, хотите, я вас подвезу? Мой шофёр доставит вас куда угодно. Вам не придётся толкаться в автобусе или метро…

– Нет, благодарю вас. Вы очень добры. – Лицо у неё сделалось каменное.

– Ну, хорошо. Если вам так угодно…

Несмотря на холод, Мэндрейк вспотел и испытывал раздражение. Теперь он отчаянно жалел, что вышел из машины.

– Ладно, был очень рад вас повидать. Разумеется, я вынужден просить вас держать в строжайшей тайне то, что вам известно… Хотя, конечно, это само собой разумеется, – добавил он несколько неуклюже.

Тут госпожа Лютьенс взглянула на него так, что он внезапно перенёсся на полжизни назад, в те дни, когда её негодование (а негодовала она редко) погружало его классную комнату в уныние и мрак. Мэндрейк невольно потупился.

– Уж не думаете ли вы, – ядовито поинтересовалась она, – что я брошусь рассказывать кому попало, что как-то раз видела вас, великого Джона Мэндрейка, нашего ненаглядного министра информации, висящим в воздухе кверху задницей? Что я слышала, как вы вопили от боли, когда жестокие люди избивали вас? Вы думаете, я стану об этом рассказывать? Вы действительно так думаете?

– Да нет, нет же! Я имел в виду моё имя…

– Ах, это! – Она сухо хмыкнула. – Возможно, вас это удивит, но у меня много других, более важных дел. Да-да, даже у меня, с моей дурацкой и несерьёзной работой, нет особого желания предавать детей, с которыми я когда-то работала, кем бы эти дети ни стали теперь. Вашего имени, мистер Мэндрейк, от меня никто не узнает. А теперь мне пора. Я на работу опаздываю.

Она повернулась и зашагала прочь. Мэндрейк закусил губу. Он испытывал гнев, смешанный с отчаянием.

– Вы меня неправильно поняли! – крикнул он ей вслед. – Я не затем сюда пришёл, чтобы хвастаться перед вами! Я просто тогда так и не смог поблагодарить вас…

Госпожа Лютьенс остановилась, оглянулась через плечо. На её лице уже не было гнева.

– Да нет, кажется, я вас понимаю, – сказала она. – И мне приятно это знать. Но вы ошибаетесь, мистер Мэндрейк. Это мальчик был мне благодарен, а вы уже не тот мальчик. Вы не можете говорить от его имени. У нас с вами нет ничего общего.

– Я хотел сказать, что знаю, как вы пытались меня спасти, и…

– Да, – сказала она, – и, к сожалению, не спасла. До свидания, мистер Мэндрейк.

И торопливо пошла прочь, шурша сырой листвой.

Всего несколько часов – и снова вызов. Именно то, чего мне не хватало в жизни. Конечно: день, проведённый без рабства, потрачен впустую, а как же иначе?

Так-так, посмотрим… Сперва Мэндрейк, потом девушка. Кто же будет на этот раз? После того как я увидел в пентакле напротив Китти, я предполагал, что на этот раз передо мной окажется почтальон.

Но нет, увы. Это снова был мой драгоценный хозяин, с лицом мрачнее тучи. И в руке он держал копьё с серебряным остриём.