«Я выбрал формы наиболее приемлемые для тебя», — сказал ей Морган. — «Ближайшие к человеку существа моря».

Нагибаясь, она поставила почти пустую банку на пол перед Тигрой. Вибрирующее небольшое тельце котенка прижалось к ее лодыжкам.

— Он сказал, что ты — оборотень-перевертыш. Элементаль. Дитя моря.

— Акула. Это чертовски страшно.

— Представляю, что это такое. — Она выпрямилась и посмотрела на него. — Особенно для тебя.

Его подбородок дергался. Дрожал. А в глазах блестели слезы. Она растаяла. Переступая через котенка, она пересекла кухню, потянулась вверх и обняла его. Плечи у него были широкими и костлявыми. Его голова вырисовывалась над ней. Его руки, его грудь, все его тело напряглось. А затем он издал звук глубоко в груди и расслабился. Его лоб прислонился к ее плечу. Его тело дрожало. Она закрыла глаза.

— Все в порядке, — сказала она, кстати, она была в порядке, когда он был маленьким мальчиком, с мальчишескими проблемами и страхами. Она гладила его по окрашенным в черный волосам. Неважно, кем он был, кем он может стать, сколько лет он получил, он все еще был ее Зак. — Все, все будет хорошо. Это не имеет никакого значения.

Она надеялась.

— Зачем ты спала с ним? — спросил Зак, когда они поужинали и убирали тарелки.

Ее сердце виновато стукнуло.

— Что?

— Морган. Ты знала, кем он был до того, как… — Зак опустил голову. — Ты знаешь.

Она выдохнула с облегчением. Он не имел в виду прошлую ночью. Но к чему он вел?

— Нет, конечно, нет. Я не знала до сегодняшнего дня.

— Так это имело бы значение, — сказал Зак. Его глаза были мрачными и со взрослым любопытством.

— О, милый.

Но теперь ему было не нужно детское утешение, поняла она. Его слезы успокоили его, укрепили его как-то.

— Дело в том, что неважно был ли твой отец мерфолком или нет, я должна была лучше его узнать. Я должна была лучше его узнать до того, как переспала с ним. Мы не всегда можем знать последствия нашего выбора. Но мы можем попытаться изучить столько, сколько возможно, и мы можем сделать обоснованные выводы.

Он скривил рот в улыбке.

— Ты имеешь в виду поиск информации в интернете?

— Иногда, — призналась она. — А иногда нам просто нужно поговорить.

Он проглотил это за удар сердца, может быть за два.

— Ничего, если мы поговорим позже? Потому что фильм начинается через десять минут.

Она недоверчиво посмотрела на него. Как он мог даже думать о походе в кино со стольким нераскрытым, необсужденным и нерешенным?

«Потому что ему было пятнадцать лет», — поняла она. — «Он все еще ребенок, все еще мальчик, независимо от того насколько уникальным он был».

Она была рада и спокойна, что были какие-то доказательства, он все еще был нормальным подростком.

— Это замечательно. — Она вытерла руки о кухонное полотенце. — Хорошо тебе провести время. Будь дома к одиннадцати.

— Мам. Сегодня пятница.

Она расправила полотенце на ручке духовки.

— И тебе завтра на работу.

— Не до полудня. С полудня до шести.

Он немного вырос, раз он помнил свой рабочий график.

— К одиннадцати, — повторила она.

— Ладно.

— Я люблю тебя, Зак.

Он посмотрел ей в глаза. У него были глаза Моргана, бледное золото со зрачками смоляного цвета, но его улыбка была чистый Закари, милая и осторожная.

— Да. Я тоже.

Ее сердце забилось сильнее.

«Может быть, любви будет достаточно», — подумала она, когда он сказал до свидания, и дом опустел.

Она наполнила чайник и поставила его на плиту, чтобы приготовить чашку чая. Газ на конфорках был слишком высокий, слишком быстрый. Она нахмурилась и поправила выключатель.

Возможно, любовь была всем, что у них было, а всем, что можно было удержать, были моменты, которые запомнились перед тем, как любили и потеряли. Когда Бен ушел. И Морган.

Синее пламя подскочило и облизало бока чайника. Струя воды вырвалась из чайника, как будто она уже вскипела, что было не так.

Странно. Капли жира шипели на стали. Волоски у нее на затылке поднялись.

Она снова аккуратно отрегулировала конфорки. Старые печи могут быть темпераментными. Беспокоиться не о чем. У нее был один осмотр дома до того, как они переехали.

Тигра мяукнул, жалобно и настойчиво.

Она открыла шкаф, чтобы достать кружку и банку с чаем. Она принюхалась… Не газ. Что-то фекальное, что-то зловонное, что-то гнилое. Шипение, свист заставили ее обернуться.

Лист сине-оранжевого пламени взметнулся вверх от печи.

— Дерьмо, — завопила она, уронила кружку и рванула к выключателю.

Огонь жадно потянулся к ней, вспышка жара, вой ликования. Она нырнула, крутя выключатель. Газ был перекрыт. Огонь дрогнул. Упал. Умер.

Сердце быстро билось, она отступила назад. Разбитая кружка каталась у ее ног. Тигра плакал.

— Все в порядке, — сказала она дрожащим голосом.

Горелка была черной, чайник — тихим. Она мельком взглянула и увидела котенка, пыхтящего от страха и пятившегося за ножки стола.

Она судорожно выдохнула.

— Все в порядке, малыш.

Она наклонилась, чтобы успокоить его, но из-под полотенца, висящего на двери духовки, вспыхнуло пламя.

Предчувствие опасности окутывало Моргана, как дым. Он поднял голову от виски как волк, проверяющий ветер, его охотничьи инстинкты бились в тревоге. Но он не мог обнаружить угрозу в тихом баре гостиницы.

— Может быть вам еще? — предложила официантка. Она переместила свой вес, проводя рукой по бедру. — Или что-нибудь? Все что угодно.

— Нет. — Он вспомнил человеческие манеры и добавил, — Спасибо.

Она была молодая, с ясными глазами, гладкой кожей и нетерпеливая. Но он не хотел ее. Он не хотел никакую другую женщину, кроме Элизабет.

Понимание было почти тревожным, как хитрая щекотка по шее и сосание под ложечкой. Впервые за все его существование, ему было неудобно в собственном теле. Не потому что он нуждался в сексе или море, а потому что он хотел ее. Элизабет. Он беспокоился о ней.

Как люди переносили это? Этот край нетерпения, этот зуд беспокойства, это осознание другого как поток воды по коже. Она хотела времени, чтобы побыть в одиночестве, как она сказала. Чтобы подумать.

Длинный глоток виски не мог рассеять горечь во рту.

Она должна была забрать дочь, починить автомобиль, возобновить свою жизнь. И Морган, пойманный ее бледным лицом и огромными темными глазами, знал, что он двигал границы ее принятия достаточно для одного дня, словно как опьяненный дурак.

«Ошибка», — подумал он теперь. Как любой воин, Элизабет будет использовать передышку, чтобы сосчитать свои потери и перегруппироваться. Он должен был остаться с ней.

Он должен быть с ней.

Мысль рассекла ему череп, острая, как топор, или инстинкт.

Он встал.

— Я могу что-нибудь еще добавить к вашему счету? — спросила девушка за стойкой.

Он отрицательно кивнул, поблагодарил ее и ушел, ведомый безотлагательностью, которую он не мог объяснить и не подвергал сомнению.

Автостоянка воняла гравием и бензином, сырой глиной заброшенных садов и сильным запахом моря. А под всем этим была едкая инфекция как пепел. Он раздувал ноздри. Как демон.

Он оскалился. Предчувствие опасности нахлынуло, более сильное, чем прежде. Элизабет.

Прежде чем он дошел до конца парковки, он сорвался на бег.

Красное пламя выстрелило в потолок. Горящее полотенце упало на пол. Сердце Лиз билось о ребра. Она упала на колени, шаря в шкафчике под раковиной. Средства для мытья посуды, мешки для мусора, ведро для мусора… Огнетушитель.

Слава Богу. Она схватила его.

Она никогда не пользовалась им раньше, понятия не имела, если он закончился. Мог ли он кончиться. Она поднялась, рванула большой круглый штырь и направила носик на огонь.