— Подвижная коробка — прекрасная идея, — сказала она. — Эмили, милая, почему бы тебе не посмотреть в бельевом шкафу, есть ли у нас какие-нибудь полотенца, чтобы сделать кровать для Тигры? Те зеленые.

— Можно мне взять Тигру?

— Тигре будет хорошо здесь, со мной. Теперь бегом. Чем быстрее ты возьмешь полотенца, тем быстрее мы сможем начать работу над его домом.

Ее дочь убежала вверх по лестнице. Она повернулась к Моргану, пытаясь проигнорировать ее заикающееся сердце.

— Что ты делаешь?

Прекрасный рот улыбнулся.

— Думаю, я превращаю коробку в какой-то домик для кота.

— Ты пришел не за тем, чтобы строить кошачий дом.

— Мои планы подождут.

— Но у тебя есть планы. — Ради Бога, почему она его подталкивает?

— У меня есть… ожидания.

Что-то в его глазах заставило ее желудок подскочить. Это было неудобно и опьяняюще, так флиртовать, так хотеть, когда ее от дочери отделял только лестничный пролет.

— Я не могу… — Она вдохнула и попробовала еще раз. — Это не правильно.

— У меня есть немного больше изящества, чем у кошки, Элизабет. — Его голос теперь был острым и опасным. — Я не собираюсь набрасываться на тебя перед детьми.

Сосредоточенность в его глазах заставила ее кровь покалывать.

— А что произойдет позже?

— Когда позже? Через год, месяц, неделю? — Он пожал плечами. — Я здесь с тобой. Для меня этого достаточно.

Она сказала ему, что ей нужны доверие, нежность, поддержка, преданность. Может первых трех хватит? Может страсти будет достаточно?

Ее сердце бешено колотилось. Она почувствовала, как кружится голова, как будто она стояла на скале над бушующим морем.

«Шаг назад от края?» — задумалась она. — «Или сделать решительный шаг?»

С трудом сглотнув, она сделала шаг ближе к падению.

— Я имела в виду позже вечером.

Его горячий взгляд встретился с ее.

— Это зависит от тебя.

Он мог съесть ее в несколько быстрых укусов. Но он обещал ей изящество, и он был достаточно опытным, чтобы знать, что жадность могла уничтожить. Таким образом, он управлял своим голодом терпением охотника, делая себя полезным, выжидая своего времени. Он нес подвижную коробку наверх. В то время как Элизабет доставала миски, а ее дочь кромсала газету, он обрезал стороны коробки, таким образом, чтобы котенок не мог выбраться, а девочка не могла упасть.

Он заставил Эмили хихикать, лежа на полу и осматривая ее комнату с точки зрения кошки. Достав резинку для волос у нее из-под комода, он вручил ее ей с поклоном. Она вознаградила его улыбкой и поцелуем в щеку прежде, чем отскочить на кровать.

Морган сжал пустые руки в кулаки по бокам. Поцелуй маленькой девочки заставил его задыхаться, он был как рыба, вытащенная из воды. С фатализмом для своего вида он признал, что, в конечном счете, проиграет сражение за выживание, что он однажды сдастся соблазну моря, потеряется наконец и навсегда под волной, без желания или способности принять человеческую форму. Но он никогда не предполагал, что может застрять на земле, пойманный в ловушку чем-то настолько глупым как привязанность к ребенку, настолько скоротечным как желание женщины.

Котенок в коробке мяукнул и стал перебирать лапками, пойманный в ловушку любовью Эмили и заботой Элизабет.

Дети моря были одиночками по своей природе и по своему выбору. Возможно, с Морвенной… Но его близнец повернулась к нему спиной, и Морган никогда не мог простить ее отступничество. Даже плавая с китами, большими, мягкими гигантами моря, он сопротивлялся обольстительной безопасности стаи. Он мог выжить дольше как акула: сосредоточенный, безжалостный хищник.

Ничто не длились вечно, кроме моря, ни любовь, ни вера, ни надежда, ни сила. Привязанность ребенка, как ее воспоминания, отойдут на второй план. Его привязанность к ней и ее матери могла быть только временной. И все же…

Он наблюдал, как Элизабет укладывала Эмили спать, глядя ее волосы и касаясь нежной рукой, ропот их голосов поднимался и падал как море, он чувствовал, как части его сердца распадаются от тоски.

Элизабет облокотилась на подушку своей дочери, изгиб ее тела был изящным в отсвете зала.

— Спокойной ночи, мамочка. — Эмили искала глазами Моргана, ждущего в дверном проеме. — Спокойной ночи, Морган.

Он должен был откашляться, прежде чем заговорить.

— Спокойной ночи.

— Спи крепко. — Элизабет прикрыла дверь, заглушая пронзительные вопли котенка. Она печально улыбнулась Моргану. — Предполагается, что они смогут спать.

Прежде чем он смог ответить, она проскользнула мимо него, исчезая в освещенном дверном проеме в другом конце дома. Ее комната? Он хотел пойти, разорить, обладать. Но он и не думал, что она пригласит его в свою постель, примет его в свое тело, когда ее ребенок бодрствует через коридор. Он слышал, как течет вода, и как двигается ящик, прежде чем она снова появилась, ее щеки слегка покраснели. Избегая его взгляда, она прошествовала перед ним вниз по лестнице. Мяукание котенка преследовало их, а потом резко прекратилось, когда они вышли в прихожую.

Элизабет вскинула голову.

— Она что, забрала котенка к себе в кровать?

— Почти наверняка, — согласился Морган с усмешкой.

Нерешительность отражалась на ее лице.

— Я могу подняться.

— Можешь. — Он положил ладонь на ее спину и мягко повел ее в гостиную. — Но не будешь.

Она повернулась к нему лицом. Ему нравилось смотреть на нее, на эти ясные, темные глаза, этот большой, подвижный рот, слегка квадратную челюсть.

— Почему не буду?

Он убрал назад прядь волос с ее лица, радуясь, что у нее внезапно перехватило дыхание.

— Потому что ты знаешь, что так он будут счастливее.

— Эм нужно утром в детский сад.

Он убрал ее волосы за ухо, позволяя своей руке задержаться, позволяя ей привыкнуть к его прикосновению.

— Ты сама сказала, что она не будет спать с котенком, плачущим в комнате.

Он мог почувствовать, как она сдавалась, но она все еще спорила. Женщина поспорила бы с ангелами.

— У нее может быть аллергия. Астма.

— Беспокойная.

— Боюсь, что беспокойство — это моя работа.

Он поднял бровь.

— Как врача?

— Как матери.

— Ты не должна волноваться о том, чем ты не можешь управлять. — Он погладил большим пальцем ее горло, прижимая его к быстро бьющемуся пульсу. — Отпусти, Элизабет.

Она судорожно выдохнула.

— Я думаю, что ты прав. Я просто не хочу, чтобы этот совместный сон вошел в привычку.

Он старался сохранить лицо. Она все еще думала, что они говорили о ее дочери и кошке?

— Одна ночь, — пробормотал он. — Одна ночь ничего не изменит.

Он накрыл ее рот своим, держа глаза открытыми, чтобы оценить ее реакцию. Ее ресницы хлопали. Ее губы согрелись и уступили. Капитуляция в ее поцелуй, слабое сопротивление в ее мышцах объединились, чтобы вывести его из себя. Но когда он углубил поцелуй, она отвернулась.

— Возможно, ты прав. — Она отступила в сторону кухни.

Он отпустил ее. Элизабет могла позволить ему взять ее, но только после необходимых предварительных мероприятий. Доверие. Нежность. Разговор.

— Ты не плохо справился с ней. С Эмили, — сказала она. — С ними обоими, действительно.

Он понял, что смена темы разговора был еще один шаг назад, другой способ вернуть дистанцию и контроль.

Он прислонился к столу, восхищаясь ее спиной, когда она открыла шкаф.

— Это потому что я — незнакомец. Я вижу их по-другому.

— Я думала, это потому что ты…

— Отец Закари?

Она прикусила губу. Глядя на него через плечо.

— Мужчина.

— Я рад, что ты заметила.

— Вина? — предложила она.

Еще одно предварительное мероприятие.

— Все, что ты захочешь, — сказал он.

Она встала на цыпочки, чтобы достать бокалы.

— Белое или красное?

— Не важно. — Он провел языком по зубам. — Или мы могли бы заняться сексом.

Она застыла на один крошечный, предательский момент, прежде чем повернулась.