Зигмунд пробормотал:

– Итак, там будут двое.

Ассистент, Марта и Анна провели Зигмунда через коридор в боковую комнату, редко используемую, сняли с него одежду и уложили на койку так, чтобы не возобновилось кровотечение. Карлик–кретин, опершись на локоть одной руки, наблюдал с соседней койки за их действиями. Зигмунд знал, что он должен объяснить случившееся жене и дочери, но любая попытка заговорить может сдвинуть тампон в ране и вызвать новое кровотечение. Марта и Анна понимали это.

Незадолго до полудня пришел доктор Гаек, чтобы осмотреть больного. Он казался спокойным, без тени тревоги. Он уверил их, что все в порядке, кровотечение прекратилось и на следующий день Зигмунд вернется домой. В полдень появился служитель из числа тех, кто следит за порядком в больнице, и объявил:

– Сожалею, фрау профессорша Фрейд и фрейлейн Фрейд, но наступил обеденный час, и мы должны накормить пациентов. В это время посетители не могут находиться в больнице.

Анна вроде бы хотела протестовать, но Зигмунд поднял руку, показывая на выход, и она смолчала. Марта подошла к изголовью и впервые заговорила с ним, поглаживая волосы Зигмунда:

– Постарайся заснуть, дорогой. Мы вернемся в два часа, когда возобновится время посещений.

Зигмунд почувствовал слабость, пытался заснуть, но тщетно; несмотря на успокаивающее лекарство, которое дал ему доктор Гаек, боль во рту не утихала.

Затем вновь пошла кровь. Вначале она просочилась в горло. Он резко поднялся, сел, склонился над плевательницей на столике около кровати. Это ослабило тампон, и кровь изо рта пошла сильнее, пачкая его ночную рубаху и постельное белье. Он дотянулся до шнура правой рукой, дернул его – никакой реакции. Несколько попыток позвонить убедили его, что звонок не работает. Кровь шла теперь так сильно, что он не мог позвать на помощь, да и кого звать?

Карлик, наблюдавший за ним с широко раскрытыми глазами, выскочил из постели, выбежал в коридор и вызвал помощь. Немедленно пришли ассистент Гаека и медицинская сестра. Через некоторое время с помощью свежего тампона кровотечение было остановлено. Сестра сменила белье на койке.

Когда Марта и Анна вернулись в палату в два часа дня, они были шокированы и напуганы. Если бы сосед Зигмунда по комнате не позвал на помощь, он мог бы истечь кровью! Анна объявила о намерении оставаться в палате до тех пор, пока Зигмунда можно будет взять домой. Правила запрещали родственникам оставаться с больными на ночь. Но это не остановило Анну. Она добилась у доктора Гаека разрешения остаться на ночь. Марта неохотно покинула палату, после того как сестра напомнила ей о нарушении режима.

Ночь, наполненная полуосознанными страданиями, казалась Зигмунду бесконечной. Доктор Гаек дал ему сильнодействующие успокоительные лекарства, но пульсирующая боль была такой острой, что Зигмунд не мог заснуть.

На рассвете Анну охватила тревога, что отец слабеет и не в состоянии выдержать боль. Она отыскала ночную сиделку, часто заглядывавшую в палату и беспокоившуюся о здоровье профессора Фрейда. Анна и сиделка попытались разбудить дежурного хирурга и убедить его осмотреть больного, но он отказался. Анна возвратилась в палату и до утра старалась облегчить страдания отца.

Рано утром пришел доктор Гаек. Зигмунд умолчал о кровотечении, ибо оно прекратилось. Гаек сменил тампон, сказав, что кровь остановлена и что Зигмунд может идти в полдень домой.

– Но я хотел бы показать ваш случай группе студентов сегодня утром. Можно сделать это, профессор Фрейд?

Анна намеревалась запротестовать, но Зигмунд ответил:

– Это учебное заведение. Студенты имеют право учиться, и доктор Гаек обязан демонстрировать все интересные случаи, которыми располагает клиника.

Демонстрация прошла гладко. Доктор Гаек был осторожным и не прикасался к тампону. Когда студенты ушли и Гаек остался один в палате, Зигмунд спросил тихо:

– Один вопрос, доктор Гаек. У вас есть анализ биопсии?

–Да.

– Что говорит лаборатория?

– Точно то, что я определил в диагнозе: не злокачественная.

– Тогда нет раковой опухоли?

– Никакой. Вы можете спокойно возвращаться домой. Отдохните пару дней и восстановите свои силы.

Младший сын Софии Гейнц, четырех с половиной лет, перенес в Гамбурге несколько инфекционных заболеваний и простуд. Врач рекомендовал удалить гланды, но операция не помогла. Он рос хилым ребенком, как говорят, кожа да кости. Его отец Макс Хальберштадт делал все возможное, но Зигмунд полагал, что сможет обеспечить в Вене лучший уход за ребенком. Старшая бездетная дочь Фрейда Матильда хотела, чтобы Гейнц жил у нее. К концу мая, с наступлением теплых дней, мальчика привезли из Гамбурга.

У него были красивое лицо, унаследованное от матери, и улыбчивые глаза, он был резвым ребенком с добрым характером. При каждой встрече Зигмунд испытывал нечто вроде шока, перед ним была вылитая София в детском возрасте. После обеда Зигмунд и Марта заходили к Матильде, чтобы повидать мальчика. Зигмунд звал его ласковым именем Гейнеле и впервые в своей жизни усаживался на пол, чтобы помочь ребенку сложить кубики. В семье стало обыденной шуткой, что Гейнеле может быстрее построить мост или дом, чем дед привинтить колеса к повозке.

Гейнца привезли в Вену через месяц после операции Зигмунда. Он возобновил работу, но плохое настроение не покидало его; он подозревал, что Гаек не удалил полностью опухоль и говорит ему неправду. Привлекательный внук с его живым умом стал источником радости в жизни Зигмунда. Когда погода была теплой, Матильда и Роберт Холличер приводили мальчика в дом на Берггассе, где тот выпивал стакан молока с печеньем, а Зигмунд подсаживался к нему с чашкой кофе. Из–за операции гланд Гейнц еще испытывал трудности при глотании.

– Дед, а я уже могу глотать корочки. А ты? Зигмунд смеялся, прижимал к себе ребенка.

– Нет, еще нет. Гейнеле, ты опять обогнал меня.

Гейнц слег с высокой температурой. Зигмунд позвал доктора Оскара Рие, который привез с собой лучшего молодого педиатра Вены. Было абсолютно ясно, что у Гейнца крупозное воспаление легких. Зигмунд метался, стараясь спасти мальчика. Матильда и Роберт немедленно увезут его в Египет, где теплый сухой климат… Маленький Гейнц угасал. Его любознательный дух и гибкий ум не могли восстановить больные легкие. Он умер девятнадцатого июня, лишь на несколько месяцев украсив жизнь деда и бабушки лучистым теплом своей любви. Зигмунд чувствовал, что в нем что–то словно умерло и он больше не сможет насладиться полнотой любви. Он не мог сдержать слезы, когда хоронили мальчика. Впервые семья увидела его плачущим на публике.

В конце июня Зигмунд и тетушка Минна выехали в Бад–Гаштейн на воды, где они обычно лечились. Марта подтрунивала:

– Вы напоминаете мне итальянок, которые каждое лето уезжают на воды промыть свою печень. На деле это предлог для разговоров; они мечтают о таких поездках всю зиму. У них нет никаких неполадок с печенью, как у вас с желудком, но это поможет вашей психике.

Первого августа он приехал к Марте и Анне в гостиницу «Дю Лак» в Лавароне, куда неоднократно выезжала семья и где она была окружена вниманием владельцев. Комитет проводил заседания в долине, в местечке Сан–Кристофоро. Зигмунд знал, что комитет переживает трудное время; вновь вспыхнула ссора между Отто Ранком и Эрнестом Джонсом по поводу управления издательством в Лондоне. На стороне Ранка был Ференци, но не Абрахам и не Закс. Зигмунд прослышал, что Ранк намерен просить комитет об отставке Джонса, но надеялся, что другие члены не допустят такого. Комитет должен сохраняться в целостности! Однако Зигмунд считал, что ему не следует вмешиваться. Нужно, чтобы члены комитета сами решали собственные внутренние проблемы и работали вместе сплоченной группой, какой они были все одиннадцать лет.

Комитет уладил свои затруднения, насколько мог, затем его члены прибыли в Лавароне для встречи с Фрейдом. Зигмунду предстояло пережить мучительный период, ибо нёбо еще не зажило. Он знал, что требуется два–три месяца, чтобы затянулась рана, но прошло четыре, а ощущение было такое, что вновь растет опухоль. Он просил доктора Феликса Дейча приехать в Лавароне.