— Наконец-то, — произнесла она, протягивая руку. — Я так много слышала о вас, мистер Брайант. Enchantée[23].

Джек взял девушку за руку. Он нисколько не сомневался в том, что уставился на нее неприлично откровенным образом. Внезапно у него сбилось дыхание. Все вокруг как будто исчезло в каком-то тумане. Время остановилось. Внутри пузыря этого мгновения были лишь он и Айрис, ее лицо в форме сердца, с ямочками на щеках и ослепительной улыбкой, глаза, сверкающие озорством и кокетством.

Пузырь лопнул, когда Нед произнес:

— Это по-французски, Джек. Айрис выучила его в Лондоне.

Джек быстро собрался с мыслями, прокашлялся, тоже улыбнулся ей, даже наклонился и поцеловал руку.

— Взаимно, мисс Уокер. По правде сказать, Нед мне все уши прожужжал о вас.

Все рассмеялись.

Не заметил ли кто-нибудь, что ее рука задержалась в его и что он не спешит ее отпускать? Джек не осмеливался посмотреть на Неда.

— Возможно, позже вы потанцуете со мной? — поинтересовался Брайант.

— Почему бы не сейчас? — спросила она.

— Э-э, Нед, ты не возражаешь?

— Спрашивайте не Неда, а меня, — поправила Айрис.

Джек бросил взгляд на друга, глаза которого сузились в щелку, и почувствовал, что попал в ловушку. Или он позволит девчонке принизить его, или рискует навлечь на себя гнев Неда.

— Не желаете ли потанцевать, Айрис? — улыбнувшись, произнес Брайант с театральным поклоном, призванным убедить Неда и всю семью Уокер в том, что он просто ведет себя как рыцарь.

— Спасибо, Джек. Похоже, начинается вальс. Мой любимый танец.

Через несколько секунд она оказалась в его бережных объятиях и плавно закружилась в танце. Айрис была миниатюрная и изящная. Он чувствовал себя медведем, держащим в руках фарфоровую куколку, и как ни старался не смотреть на нее во все глаза, но был абсолютно околдован. Ее шелковистая кожа оказалась безукоризненной. У многих девушек англо-индийского происхождения она отличалась смуглостью, у Айрис же была лишь мягко-золотистой, не бледной, но и не желтоватой, без веснушек или родинок. Девушка была совершенна, с легкими движениями, мягким голосом.

Джек вдруг с внезапным ужасом осознал, что она ждет от него ответа на какой-то вопрос, и промямлил:

— Прошу прощения?

— Джек, вы даже не слушаете. Меня предупреждали, но я не думала, что вы отвлечетесь настолько быстро.

— Простите. Я просто дивился вашей удивительной красоте, — ляпнул он, хотя и не намеревался говорить это вслух.

— Что ж, в таком случае можете молчать и отвлекаться сколько вам угодно, — хихикнула она.

Брайант нахмурился.

— Джек, вы косноязычны?

— Наверное. Я не привык к такой прямоте.

— Насколько я слышала, вы привыкли к одному только восхищению.

Он пожал плечами. К нему отчасти вернулось душевное равновесие.

— Я так не сказал бы.

— А многие говорят.

Он решил переместиться на не столь опасную территорию и спросил:

— Как вы себя чувствуете после возвращения?

— Странно, удивительно, утомительно, весело.

— Все сразу?

— Именно так! Золотые Поля для меня загадка. Бангалор я знаю, но это место — нет, так что мне, пожалуй, немного неуютно, но в то же время и интересно. Конечно, я рада вернуться домой, к семье, но в Лондоне было великолепно.

— В самом деле? Мне Лондон запомнился вовсе не таким.

— Вы были там?

— Я оттуда! — с негодованием произнес он.

— У меня сложилось впечатление, что вы из Корнуэлла.

— Так оно и есть. Но прежде чем отплыть в Индию, я провел много времени в Лондоне. Мне он показался грязным, дорогим и бездушным городом, где очень одиноко.

В первый раз с момента знакомства Джек заметил, что Айрис утратила спокойствие.

— В самом деле? — Ее вид внезапно стал несчастным.

— Я там был отверженным — кузен Джек, отнимающий работу у лондонца. Мой акцент выдавал меня. Я просто не вошел в тамошнее общество, ни в какую его часть. Завидую вам, что вы так легко вписались.

Она закусила губу, внимательно глядя ему в лицо, и тихо выпалила:

— Я не вписалась.

Он с удивлением посмотрел на нее, но ничего не сказал, ожидая продолжения. Глаза девушки внезапно повлажнели.

— Я никогда не чувствовала, что мне действительно рады. Я поехала туда гувернанткой, но со мной обращались как со служанкой. Я посылала домой веселые письма, потому что не хотела расстраивать родителей и чувствовала, что сама во всем виновата, но, Джек, Лондон был для меня кошмаром. Честно говоря, я не могла дождаться, когда вернусь домой.

Было видно, что она вот-вот расплачется. В ее прекрасных глазах блестели слезы.

Джек был поражен. Он не ожидал, что завяжется такой серьезный разговор. Окинув взглядом танцевальную площадку, Брайант заметил, что Нед вальсирует с Элеанор Джонс.

— Айрис, может быть, вы хотите подышать свежим воздухом?

Она кивнула. Джек же намеренно не повел ее к выходу, а подошел к бару, остановился у стойки, где подавали лимонад и откуда она могла проскользнуть в боковую дверь. Джек не сомневался, что кто-то непременно их заметит — так бывает всегда, — поэтому намеренно держался от нее на расстоянии. Демонстративно закуривая, он извлек из нагрудного кармана платок и протянул ей.

— Нет, не надо, — шмыгая носом, попыталась возразить она. — Вы испортите свой идеальный вид.

Презрительно фыркнув, он выпустил облако дыма и прислонился к стенке.

— Вы хорошо себя чувствуете?

Кивая, она быстро промокнула глаза его носовым платком и пролепетала:

— Простите. Об этом никто не знает.

— Даже Нед? Мне казалось, вы очень близки.

— Да, но я хотела, чтобы все считали, что у меня там все было как нельзя лучше. — Она вздохнула. — Знаете, здесь все мечтают о поездке в Англию. Не хотелось рассеивать их иллюзии.

— Точно. Я никак не могу взять этого в толк. Они родились здесь, а ведь говорят, что место, где человек появился на свет, навсегда остается у него в сердце. Что касается меня, то я мечтаю вновь увидеть Корнуэлл просто потому, что там мой дом. Если же моя нога ни разу в жизни больше не ступит на лондонскую землю, то это я переживу совершенно спокойно. Наверно, я буду сильнее тосковать по Золотым Полям, чем по Лондону. — Брайант с облегчением заметил, что Айрис осушила свои слезы.

— Простите, Джек. Не знаю, что на меня нашло. Просто-напросто я очень рада вернуться домой. А Англию пускай оставят себе. — В ее тоне зазвучала горечь. — Я получила самое лучшее образование в частной школе в Бангалоре, закончила ее на «отлично». Я говорю по-английски лучше многих лондонцев, одеваюсь у частного портного, имею сбережения — и все равно на меня смотрели свысока, как на какую-то бедную иммигрантку.

— Не понимаю, — с удивлением заметил он.

— Я тоже не понимала. Я поступила на работу в качестве гувернантки, но в семье, где жила, ко мне относились с полным презрением. Мама с нашими айя никогда не разговаривает так, как общались со мной в семье Фицгиббон. Я слышала, как во время беседы со знакомыми она называла меня цветной и индийской девушкой, насмехалась над моей манерой говорить. Из-за этого некоторые их гости обращались ко мне на пиджин-инглиш, так как считали, что нормальный английский я не пойму. Последней каплей стало, когда хозяйка попросила меня не учить Луизу и Милли стихам, чтобы они не переняли мой акцент. Я до сих пор не могу спокойно об этом думать! — Девушка в ярости топнула ногой.

— А как же вечеринки в высшем обществе, о которых рассказывал Нед, и… Париж?

— К сожалению, тоже вранье. Да, я побывала в Париже, но спала при этом на полу в комнате девочек, а они — на кроватях, на атласных простынях. Это было так унизительно. Сама не знаю, зачем я это рассказываю, Джек. Мы едва знаем друг друга, и ты не заслужил привилегии быть в курсе моих тайн.

— Тогда почему?

— Потому что ты лучший друг Неда. Он доверяет тебе, а я — ему, целиком и полностью.