В последнее мгновение Кабби увидел его и выхватил откуда-то револьвер. Но Боб уже был слишком близко. Неудержимым тараном он налетел на своего противника, с силой вонзая плечо ему в живот, стараясь повалить его на землю и пробежать дальше. Где-то в подсознании прозвучал крик тренера, донесшийся из мезозойской эпохи: «Пройди сквозь него, Бобби, сбей его с ног, вдарь как следует плечом, взорвись в него!» Что Боб и сделал, идеально, как написано в учебниках. Оба рухнули на землю под хруст костей, у обоих перед глазами на миг померк свет, оба в кровь ободрали колени об асфальт, кувыркаясь, судорожно пытаясь отдышаться.

Боб не почувствовал удара коленом в голову. Это не могло быть выполнено сознательно. Просто так иногда случается в футболе, когда два летящих тела сталкиваются друг с другом и плечи ударяются со смачным шлепком сырого мяса, упавшего на пол, а руки и ноги беспорядочно спутываются. Получилось так, что колено Кабби дернулось в спазме, вызванном воздухом, выдавленным из легких, и это колено попало Бобу в голову рядом с ухом. Удар пришелся в самую точку, и у Боба в мозгу зазвонил колокол, так громко, что перед глазами засверкали огоньки, взорвались петарды, пролетели трассирующие пули, взметнулись искры над головешками, пробежали тысячи паучков. Боб повалился на землю, переплетенный с Кабби, и на какое-то мгновение его конечности и головной мозг умерли. Через секунду окружающая действительность вернулась, сначала звуками. Топотом бегущих шагов. Ревом двигателя вертолета. Затем вернулся свет: вертолет пригвоздил к земле Боба и его добычу ослепительным кругом яркостью в три с половиной тысячи люменов, полностью лишенным теней и красок, за исключением неестественного холодного лунного серебра прожектора. Боб заморгал, ощутил боль, попытался сделать вдох и только тут сообразил, что Кабби туго стиснул ему горло. Боб закашлял и задергался, и рука немного ослабла.

— Черт побери, мистер, веди себя смирно, иначе я всажу тебе пулю в башку! — крикнул Кабби с таким надрывом, что суть его послания не менее красноречиво передалась реактивной струей слюны, брызнувшей Бобу в лицо.

Боб увидел что-то краем глаза и почувствовал, как это что-то прижалось ему к голове. По круглой форме он понял, что это дуло револьвера.

«Проклятье! — подумал он. — Похоже, я влип по-настоящему».

— Черт бы тебя побрал, Тельма… ты же говорила… ты говорила… черт бы тебя побрал, Тельма…

— Кабби, успокойся. Не делай глупостей. Этот человек не полицейский. Он тебя ничем не обидел. Отпусти его и положи револьвер, и мы во всем разберемся.

Боб увидел ее футах в двадцати пяти, как раз за границей конуса света; у нее за спиной трое бойцов из группы захвата приготовились вести стрельбу с колена, наведя оружие на цель, и Бобу хотелось надеяться, что целятся они в Кабби, а не в него. «Братцы, цель маленькая, вероятность промаха большая, — подумал он, судорожно пытаясь отдышаться. — Палец на спусковом крючке нежный, дыхание ровное».

— Кабби, не делай глупостей, — сдержанным голосом произнесла Тельма. В ярком свете прожектора она выглядела совершенно невозмутимой, словно мамаша, которая успокаивает расшалившегося ребенка. — Отпусти этого человека. Положи револьвер, и мы разберемся, как быть дальше.

— Тельма, нет! Ты говорила… ты говорила… нет, я к этому больше не вернусь. Так не должно быть. Проклятье, ну почему все это происходит, ну почему, почему, почему? Я никого не трогал. О господи, они у меня в голове, я слышу их крики! Боже! Нет, Тельма!

Боб лихорадочно думал: «Ну где этот долбаный снайпер, когда он так нужен? Он что, отправился тренировать бойскаутов?» Знающий свое дело специалист с хорошей винтовкой калибра 0,308, заняв правильную позицию, послал бы 168 гран лучших федеральных боеприпасов в глаз Кабби и дальше в его убитый метамфетамином мозг, и все было бы кончено за время, которое потребовалось бы летящей со скоростью две тысячи триста футов в секунду пуле, чтобы достичь цели. Но никакого снайпера здесь нет, только женщина-полицейский и три молодых парня, которые трясутся от страха и никак не могут удержать ровно свое оружие.

Тельма сделала еще один шаг вперед. Да, мужества у нее не отнять. Но чем все это кончится? Этот никчемный Кабби запросто успеет всадить пулю Бобу в голову и, развернувшись, пристрелит Тельму, прежде чем та достанет пистолет из кобуры. Разумеется, после этого все трое из группы захвата героически разрядят в него по магазину, вот только Бобу и Тельме уже будет все равно. Ну зачем он сделал такую глупость? Куда бы смог убежать этот Кабби, накачавшийся «ледком», от которого у него в мозгах дыры? Однако его запястье с железной силой сдавило Бобу горло, и Боб снова начал вырываться, чтобы глотнуть воздуха, чувствуя смрад немытого тела Кабби, ощущая страх и безумие, вибрирующие в его плоти.

— Больше ни шагу, черт побери! — воскликнул Кабби, с такой силой прижав дуло револьвера к макушке Боба, что у того лопнула кожа.

Потекла кровь, Боб почувствовал сначала тепло струйки жидкости, затем щиплющую боль ранки.

— Кабби, успокойся. Говорю тебе, можно обойтись без пострадавших.

— Но ты снова отправишь меня туда. Я не знаю, зачем это сделал, Тельма, я ничего не помню. Я ничего не знаю, я так долго пробыл в отключке, что едва ли вообще садился за руль, но у меня в голове звучат проклятые голоса, твердящие: «Ты столкнул девчонку, ты столкнул девчонку». Тельма, я ни за что не поднял бы руку ни на одну девчонку. Я их люблю, девчонок, и иногда они бывают со мной ласковыми. Господи, эти голоса у меня в голове — как же это больно! Я не могу вернуться… не могу вернуться. Так не должно быть… я ни в чем не виноват, я не хочу никому делать больно. Господи, Тельма, этого не должно быть… я больше не выдержу… все кончено… О Тельма, ты говорила, что поможешь мне… извини, я больше не могу…

Боб услышал скольжение смазанного курка по раме, затем курок с легким щелчком встал на боевой взвод. Револьвер был готов к выстрелу, палец Кабби лежал на спусковом крючке, достаточно было одного легкого нажатия.

— Тельма, я убью этого типа… уходи прочь… все уходите… бросьте оружие, оставьте меня. Я не хочу никому делать больно. Пожалуйста, пожалуйста, можно обойтись без этого, но, черт побери, я пристрелю этого типа… просто бросьте оружие и…

Тельма выхватила пистолет и выстрелила с сюрреалистической быстротой. Боб еще никогда не видел, чтобы рука двигалась так стремительно, так уверенно, так гладко, так чисто. Это было вопреки законам физики, скорость, неподвластная влиянию времени, появившаяся из ниоткуда, изящная, уверенная, молниеносная. Это был выстрел профессионала высочайшего класса.

Боб увидел вспышку, увидел, как чуть дернулся мощный пистолет, как сверхстремительно отлетел назад затвор, выбрасывая стреляную гильзу, блеснувшую в свете прожектора, и даже практически одновременно ощутил вибрацию, вызванную попаданием в цель того, что выпустила Тельма. Звук пули, вонзившейся в живую плоть, всегда одинаковый: плотный и влажный шлепок, наполненный ощущением разрываемого мяса и раскалывающейся кости, но только сжатый в микроскопическую долю секунды. Боб буквально почувствовал мгновенную смерть Кабби, алхимию превращения полной жизни плоти в мертвый, обмякший вес, увлекаемый вниз неумолимой силой тяжести. Кабби повалился, увлекая Боба за собой, и они оба рухнули на землю, а револьвер, по-прежнему взведенный, откинулся вместе с рукой в сторону.

Выбравшись из-под трупа, Боб увидел, что Тельма всадила пулю Кабби слева от носа, примерно в дюйме, оставив аккуратную круглую черную дырочку, из которой еще через мгновение вытекла на удивление тонкая струйка черной жидкости. Затем кровь пошла носом, опять же не сильно, а просто подчиняясь внутреннему давлению, рвущемуся наружу. Глаза убитого, как и рот, оставались открытыми. Забранные в хвостик волосы на затылке рассыпались по асфальту, и под ними стала растекаться лужица крови из выходной раны, черная в ярком свете. Должно быть, затылок разнесло полностью. Кабби был в старой футболке и обтягивающих джинсах, босиком. Ноги у него были черные, с длинными ногтями, подобными звериным когтям, покрытые коркой грязи.