Много крови пролилось в тот день — но не кровь Ричарда.

Он вернулся в Руан с гордой улыбкой на устах, улыбкой, которую Альруна и любила, и боялась. С гордой улыбкой и жестоким взглядом. Ричард напился, отмечая победу, и удалился в свои покои с тремя любовницами сразу. Одна из этих девушек девять месяцев спустя родила дочь. Девочку назвали Пепи, она жила при дворе, как и другие бастарды Ричарда, но герцог никогда не обращал внимания ни на нее, ни на других своих детей.

«Его называют Ричардом Бесстрашным, — думала Альруна, — и восхваляют его за отвагу. Но никто не видит, во что ему обходится это мужество. Он не только обрел смелость, но и стал слеп, ведь чтобы укротить свои чувства, нужно не замечать чувств других».

Он давно уже не был для нее героем в сияющих доспехах, как в детстве, героем, для которого вся жизнь — игра, но, невзирая на все слабости Ричарда, любовь к нему оставалась столь же сильной. Впрочем, она не придавала сил самой Альруне. Девушка оставалась ранимой и упрямой… и страдала от бессонницы.

Она беспокойно перевернулась на спину, слушая дыхание других девушек в комнате, почувствовала, как тяжелеют ее веки. И когда сон уже готов был объять ее, в комнате вспыхнул яркий свет. Вскинувшись, Альруна увидела факел, но не сумела разобрать, кто его держит.

Другие девушки закричали. У Альруны пересохло во рту. Она чувствовала, что им угрожает опасность. «Если бы я уснула, то знала бы заранее, что нам предстоит», — подумала она. Теперь же ей ничего не было ведомо о будущем, как и другим обитательницам этих покоев.

— Что такое, что случилось, почему нас разбудили ночью?

Человек с факелом подошел поближе, и Альруна увидела, что это ее мать.

— Вставайте, скорее! — воскликнула Матильда. — Мы должны перевести вас отсюда в безопасное место!

Еще царила ночь, облака темными крыльями закрывали звездное небо, но во дворе, где в такое время можно было встретить только дозорных или пьяных, тщетно пытавшихся найти уборную, было полно народу. Кто-то успел одеться, другие кутались в одеяла. Никто, похоже, не знал, что делать. Во дворе метались не воины — те покинули город, а писари, слуги, монахи. Все что-то кричали, но в этом море голосов Альруна не услышала ни одного ответа на свои вопросы. Матильда тоже молчала, играя желваками. Она побледнела, а лицо Арвида посерело. Отец обнял Альруну, словно не видел ее несколько недель.

— Папа… — начала она.

— Оденься. Возможно, нам придется бежать из Руана.

Девушка не чувствовала холода, она не заметила даже, как мать набросила ей на плечи накидку. Двор казался слишком маленьким для такой толпы, чью панику не мог остудить даже прохладный ночной ветерок. Люди, похоже, были уверены, что тут небезопасно — как и в их домах.

— Ричард… Где Ричард? — крикнула Альруна.

— Ему придется сражаться за свои земли… — хрипло ответил Арвид. Мужчина помолчал и только потом начал рассказывать, что же случилось.

«Как он постарел, — думала Альруна, слушая отца. — Он уже не может справляться с тревогой за своего герцога столь же стоически, как в молодости. А если так же будет и со мной? Вдруг когда-нибудь я состарюсь настолько, что уже не смогу выносить эту любовь?»

Она отогнала от себя эту мысль и попыталась сосредоточиться на словах Арвида.

После неудачных покушений Тибо понял, что не сможет в третий раз выманить Ричарда из Нормандии, и решился на открытый бой. Он встретился с правителями соседних земель, нашел союзников и два дня назад пересек границу. Это был отчаянный шаг, поскольку норманнские войска неспроста считались необычайно сильными и дисциплинированными, но вначале его план сработал. Эвре, крупный город южнее Руана, уже попал в руки Тибо Плута. Жильбер Машрель, комендант гарнизона, сдал город без боя, но не потому, что у него было слишком мало воинов. Тибо подкупил Жильбера, и тот предал Ричарда.

«Что будет с Ричардом теперь? — подумалось Альруне. — Сколько будет в нем холода и злости? Его душа совсем ослепнет!»

— И что теперь? — выдохнула она.

— Тибо де Блуа уже считает себя новым герцогом Нормандии. Его войска стоят лагерем в лесу Рувре.

Этот лес был совсем недалеко от столицы.

— И что теперь? — повторила Альруна.

— Мы решили бежать из Руана, — вмешалась Матильда. — Если Ричард проиграет этот бой, враги возьмут город. Но… — Женщина осеклась.

— Если мы выйдем за городские стены, то можем угодить прямиком в лапы вражеских солдат, — закончила за нее Альруна.

Вот почему во дворе все были в такой панике. Каждый боялся за свою жизнь, но не знал, как спастись. И никто не думал о Ричарде.

И вдруг Альруне показалось, что она увидела его в гуще толпы. Присмотревшись повнимательнее, она поняла, что не ошиблась. Герцог как раз вышел из конюшни, он уже надел доспех и шлем и собирался сесть на лошадь. Его сопровождали Арфаст и Рауль.

Сбросив накидку, Альруна метнулась к любимому. Последние два года она старалась держаться от него подальше, не подавая виду, насколько он обидел ее, не приняв ее любовь, но сейчас девушка готова была растоптать свою гордость.

Она подбежала к Ричарду еще до того, как он успел сесть в седло, обняла его, крепко прижалась к нему.

— Возвращайся ко мне, возвращайся!

Он взглянул на нее, точно на незнакомку, но как раз из-за того, что Ричард не узнал Альруну, на его лице не отразилось ни презрения, ни насмешки. Альруна чувствовала его страх, который герцог пытался скрыть от всех остальных. Сейчас она была близка к нему как никогда. Если бы он немного склонил голову, она могла бы поцеловать его!

Арфаст осторожно оттеснил ее от Ричарда.

— Нельзя терять время. Альруна, постарайся оставаться в безопасном месте.

Как же она ненавидела его в этот момент! И как любила Ричарда, хотя тот и протянул равнодушно:

— Да, он прав.

Герцог отвернулся, так и не дав ей коснуться своих уст, не дав ей повторить свое признание в любви. Но Альруна была уверена: в глубине души он знал о ее чувствах, всегда помнил о них, и в этот миг они не были для Ричарда обузой, напротив, придавали ему отвагу и силу, позволяли выйти навстречу врагу с гордо поднятой головой.

Когда мужчины уехали, к Альруне подошли родители.

— Мы остаемся здесь, — решил Арвид. — Сейчас уже слишком поздно бежать. Нужно спрятаться в часовне и молиться. И да поможет нам Господь Всемогущий!

Дверь в часовню заперли, окна забили досками, и люди сгрудились вокруг алтаря, точно распятие могло защитить их.

«Какая чушь, — подумала Альруна. — Крест не поможет нам. Если дверь не выдержит, они убьют нас, изнасилуют, заберут в рабство…»

Люди молились за Ричарда, а не за самих себя, но Альруна была уверена, что их сейчас волнует собственное будущее, а не судьба герцога.

«Какая чушь, — вновь подумала она. — Как будто можно заключить сделку с Господом, умилостивить его самоотречением, обмануть этим лицемерием. Словно Господь поверит, что судьба страны интересует этих людей больше, чем их собственные жизни».

Альруна оставалась честна с Господом, хотя и не знала, не предпочел бы Бог ложь, да и есть ли вообще хоть какая-то разница. Что бы ни произошло, все зависело от Ричарда, а не от Всемогущего.

Несмотря на эти мысли, которые любой церковник счел бы ересью, девушка не прекращала молиться. «Верни его мне, хоть герцогом, хоть простолюдином, мне все равно. Только верни его мне». Но ее молитвы, так никем и не услышанные, развеивались с дымом ладана. Дым становился все гуще, люди в часовне потели.

С наступлением утра Альруна поняла, что и она лицемерила. Нельзя было говорить: «Верни его мне». В конце концов, он никогда ей и не принадлежал.

Никто не встретил новый день. Солнечные лучи, пробивавшиеся в щели между досками, поглощал полумрак часовни. Шли часы, кто-то заснул, храпел с открытым ртом и вскидывался ото сна в панике. На землю вновь опустилась ночь, но ничего не изменилось. Новостей не было. Гул в часовне усилился, мольбы и отчаянные крики сменились хриплыми зловещими предзнаменованиями.