Дошла до первой площадки. Остановилась перевести дух и запела: «Если ты назвался смелым…».

— Ладно уж,— заворчала тетя Мица.— Смелая, что уж там и говорить…

Пройти с костылями два лестничных марша — по двенадцать ступенек в каждом — не шутка. Да еще три скользких ступеньки —у подъезда. Да раскатанная ребятами дорожка. После такого путешествия, наверно, всю жизнь буду сочувствовать хромым.

Наконец сижу на скамейке. Мне жарко и весело: доказала!

— Обратно одна не смей! — уходя, наказывала тетя Мица.— Девчата скоро придут, помогут.

Сижу одна и наслаждаюсь. Словно год не выходила из комнаты. Все какое-то новое, необычное. Голуби слетелись. Ходят вокруг скамейки, склонив набок головки, посматривают вопросительно: в чем дело, почему не кормишь? Жалко, что не захватила хлеба.

Вчерашний мальчик — Вова — катался на санках с горки. Увидел меня, подбежал, спросил:

— А где тот дядя?

— На работе.

— Строит дом?

— Да, строит дом.

— А мой гараж сломали,— вздохнул Вова.

— Жалко,— посочувствовала я.

— Конечно, жалко. А вы бы не могли построить мне новый гараж? Большой.

— Нет, Вова. У меня болит нога. Видишь?

— Ка-акая!— протянул Вова и дотронулся до гипса.— Она деревянная?

Попробуй объясни, что не деревянная, а гипсовая.

Вова чинно уселся со мной рядом, вздохнул.

— Долго не идет тот дядя…

— Да,— согласилась я и тоже вздохнула.

— А вы бы не могли почитать мне книжку? — спросил Вова.

— Что ж, принеси, почитаю.

Вот легко поладила! Ждала возвращения мальчика и думала о Славкином сыне. «Такого же возраста»,— сказал Славка, Наверно, бойкий, общительный. Мальчишки все бойкие.

— Вот! — издали закричал Вова и показал мне книжку.

Читать в ней было почти нечего: на каждом листе большая картинка и короткий стишок, вроде:

— Все? — разочарованно спросил Вова, когда была прочитана последняя страница.

Я начала придумывать про мишку целую историю. Вова помогал неиссякаемыми «наводящими» вопросами.

— А кто мишку уронил на пол?

Вот и соображай, что ответить. Конечно, не девочка-хозяйка. Объяснением, что уронили чужие дети, Вова не удовольствовался.

— А какие дети? Плохие, да?

Уточнила, чем именно плохи чужие дети.

— А сколько их было, чужих детей?

— Наверно… наверно, трое.

— А как их зовут?

Рассказ обрастал подробностями, а я начинала мерзнуть. Пришли с работы девчата. Постояли около нас, посмеялись, помогли кое-что уточнить насчет мишки с оторванной лапой.

— Ты не замерзла? — спросила Ганнуля.

— Ничуть! — Превращусь в сосульку, но дождусь Славку здесь.

Девчата пошли домой. С крыльца Расма явно в мой адрес крикнула:

— Производственная практика!

Ну почему, почему она такая злая? Разве я виновата, что Славке она не нравится?

Я успела рассказать Вове историю всей жизни мишкиной хозяйки, когда Славка наконец показался в сквере.

— Да ты совсем посинела! — ахнул он.—Пошли, пошли в тепло!

— А как же мой вокзал? — спросил Вова.

— Ох, милый,— засмеялся Славка. — Про вокзал-то я и забыл. Ну, ничего. Вот… тетя погреется,— и он насмешливо сощурился на меня: похожа на тетю или нет? — погреется тетя Рута — тогда построим.

— Ладно. Тогда я вас подожду.

В комнату мы не пошли. Устроились у тети Мицы. Славка поставил стул поближе к горячему титану. Разворошил в топке подернувшиеся сизой пленкой угли. Сидя перед печкой на корточках, снизу весело посмотрел на меня и спросил:

— Значит, уронили Руту на пол?

— Да. И оторвали Руте лапу.

Он выпрямился, обхватил меня обеими руками, покачал и закончил:

— Все равно ее не брошу, потому что Рут хороший!

И мы рассмеялись.

Дверь в кубовой наполовину стеклянная. Я увидела, как в подъезд быстро вошел Лаймон. Спряталась за Славку. Лаймон через две ступеньки побежал по лестнице. На его шаги Славка обернулся.

— А ведь он к тебе, Рута.

— Не хочу,— замотала я головой. Славка посмотрел на меня испытующе.

— Правда, не хочу. Я тебя целый день ждала… Снова шаги по лестнице. Лаймон. Вышел из подъезда. Оглянулся.

— Позвать? — спросил Славка.

— Не надо.

Лаймон пошел по дорожке. На мгновение мне стало его жалко — так неохотно он шел.

Но Славка был тут, рядом. И больше никто мне не нужен.

Три недели отсидела дома. Гипс сняли, но ходить больно. Кое-как передвигаюсь по общежитию.

Сегодня у наших получка. А мне получать нечего— больничный лист не закрыли.

Сижу над алгеброй. А мысли бродят далеко. Долго ли еще хромать? И что делать, если не смогу работать, как раньше?

Папа на днях принес денег. Я не взяла: Тоня не работает, и они едва сводят концы с концами. Чтоб мне помочь, залезут в долги. Одолжить я и сама смогу. Конечно, папе я так не сказала. Выдвинула ящичек тумбочки и показала деньги.

— Видишь, у меня есть.

Это не мои деньги. Мы собираем на подарок Ганнуле с Тадеушем. Им наверняка обещали комнату в новом доме. Вот эти-то деньги у меня и хранятся. Конечно, из них я не возьму ни копейки.

— Смотри ты! — при виде денег удивился папа.— Сколько накопила!

— Это на пальто,— соврала я.

— Молодец! Значит, на пользу пошло наше с тобой хозяйничанье. Научилась экономить.

Положим, не научилась. Вот придут девчата — одолжу. Скоро придут, если не побегут по магазинам, как это водится после получки.

Но не девчата пришли первыми, а Петя.

— Ну, как ты тут, хромуля? О, совсем бойко прыгаешь!

Полез в карман, вытащил деньги. Одни рубли.

— Вот. Получай. Ну, чего уставилась?

Хотела сказать, что никакой зарплаты мне не положено. Но Петька и рта разинуть мне не дал.

— Ну да, сложились — и вся недолга,— грубовато сказал он.— А ты как думала? У нас так заведено.

— Не надо! — Я оттолкнула его руку с деньгами. И неожиданно разревелась.

— Вот дуреха,— рассердился Петька.— Говорю, Всегда так делаем. И не реви. Терпеть этого не могу.— Снова попытался вложить деньги мне в руку.

Я опять их оттолкнула.

— Не коллективная ты, вот что. Так и доложу ребятам: мол, побрезгала.

— Не брезгую,— всхлипнула я.

Петька сел рядом, своим носовым платком—ясное дело, не первой свежести — вытер мне нос. Схватила платок, реву в него.

— Ладно, ладно. Не брезгаешь. Вижу,— смилостивился Петька.— Только не реви так сильно. Смотри, лужа на полу.

Сквозь слезы я смеюсь с ним вместе.

— Все? Ну, и ладно. Давай поправляйся. Да, чуть не забыл…— Достал из кармана газету, развернул.— Во, гляди.

Это была статья о нашей бригаде. Со снимком. Нет, совсем не глупый вид у нас со Славкой. Оба смеемся. Плохо подколотая коса вывалилась у меня из-под платка, лежит, полурасплетенная, на плече, блестит.

То, что рассказывал тогда Петька нудно, затасканными словами, корреспондент чуточку изменил, и получилось очень хорошо. Вот так Петя и на самом деле говорит, когда нет посторонних.

— Здорово, правда? — важно спросил Петька, когда я дочитала.

— Здорово!

— Сегодня еще корреспондент был. Славка злится — беда…

Мне показалось, что Петька заискивает: замолви, мол, словечко.

— Что же теперь-то приходил? — Я знаю, что бригада «стояла по кирпичу», норму едва выполнили.

— Знаешь,— Петька оглянулся и перешел на шепот,— марку-то надо держать? Обмен опытом, то, се. Пускай. Все на пользу!

Мне хотелось спросить: «Неужто ты наврал корреспонденту?»— но я постеснялась.

Петька похвастался, где побывал за последнее время. Получалось: чуть ли не каждый день у него то «обмен опытом», то какие-то «активы», «президиумы», совещания, беседы.