— Похоже, вы чем-то встревожены в этот чудесный день, мой друг, — промолвил Эш. — Не могу ли я дать вам какой-нибудь совет, который облегчит груз, отягчающий ваше сердце?

Кларинда вмиг посерьезнела, напомнив себе, что целью Эша было завоевать доверие Фарука, чтобы они оба смогли предать его.

— Мое сердце тревожит тот же недуг, который испокон веку не давал покоя мужчинам, — признался Фарук. — Женщины! Они самые безумные существа на свете, вы так не считаете?

— Совершенно с вами согласен! — горячо воскликнул Эш. — Они сводят с ума. Приводят в ярость. Они переменчивы. Вероломны. И очень впечатлительны, — добавил он многозначительно.

Кларинда крепко сжала губы, понимая, что эти слова предназначены не столько для ушей султана, сколько для ее ушей. Надо было подольше удерживать голову Эша под водой — час или лучше даже два.

Похоже, Эш еще не исчерпал своего энтузиазма в деле перечисления женских недостатков.

— Они легкомысленны, — продолжал он. — Мстительны. Непостоянны и находчивы. Тщеславны. Бестолковы.

— Именно так! — воскликнул Фарук, прежде чем Эш сумел назвать еще несколько женских качеств. — Они абсолютно лишены логики, и их невозможно понять, но все же мы позволяем им управлять нашим настроением, нашими надеждами, желаниями.

— Да-да, — с горечью кивнул Эш. — Мы уже не можем считать себя сильным, более умным и во всем превосходящим их полом.

На этот раз Кларинда даже не пыталась сдержать презрительный смешок.

— Внезапно я поймал себя на том, что обращаюсь к мудрости предков, когда дело касается женщин, — признался султан. — Так, может, хотя бы вы сумеете пролить хоть какой-то свет на мои сомнения?

— Для меня это было бы большой честью, — заявил Эш.

Фарук, похоже, тщательно обдумывал свои следующие слова.

— Знаете, здесь нас с колыбели учат, — сказал он, — что один мужчина может стать мужем многих женщин. Из-за этого в глазах представителей вашей культуры мы выглядим полными дикарями.

— Вы будете удивлены, узнав, как много мужчин в Лондоне исповедуют ту же философию, — с циничным смешком промолвил Эш. — Просто они называют женщин не женами или наложницами, а любовницами.

— Но разве в вашем мире нет и таких мужчин, которые считают, что у одного мужчины может быть только одна спутница по жизни? — поинтересовался Фарук. — И что для такого мужчины обнимать свою единственную — это то же самое, что обнимать свою судьбу?

— Есть и такие, — сказал Эш. — У нас их называют жалкими глупцами.

— Но вы себя к ним не относите?

Эш долго молчал. Так долго, что Кларинда от нетерпения затаила дыхание. Наконец он проговорил с большой неохотой:

— Опыт подсказывает мне, что немало женщин могут заставить мужскую плоть шевельнуться.

Кларинда закрыла глаза, радуясь тому, что он не увидит в них разочарования.

— Но может быть лишь одна, которая заставляет мужское сердце биться быстрее, — промолвил Эш.

Глаза Кларинды распахнулись. Теперь ей безумно хотелось посмотреть ему в глаза. Хотя не исключено, что Эш просто снова пытался помучить ее. Возможно, он имел в виду даже не ее, а какую-то другую женщину, с которой познакомился во время своих долгих путешествий.

— Вы мудрый человек, Берк, — заявил Фарук. Похоже, на этот раз его тон оказался уж слишком сердечным. — И если бы я был таким же мудрым, то пришел бы к выводу, что Кларинда может оказаться именно такой женщиной для меня. Она — та самая судьба, которую я должен заключить в объятия.

Эш молчал так долго, что Кларинда испугалась, что он хочет выдать их обоих и лишить шанса на побег. Но когда он в конце концов заговорил, его голос звучал мягко, как бархат, однако в нем проскальзывали стальные нотки, каких она ни разу у него не слышала.

— Действительно, только мудрый человек не побоится заключить в объятия судьбу, — промолвил он. — И лишь глупец позволит ей ускользнуть от него сквозь пальцы.

Он не приходил сюда больше.

Поппи сняла очки и устремила взор на море, а из ее груди вырвался печальный вздох. Порой мир выглядел прекраснее, когда она видела его размытым, расфокусированным. Благодаря этому сглаживались острые края, ранившие ее нежное сердце.

Прошло уже пять дней с тех пор, как Фарук наткнулся на нее в этом уединенном уголке сада. И хотя он даже не показывался здесь, Поппи честно приходила каждое утро к скамейке точно в то же самое время, держа на согнутой руке корзину, полную свежеиспеченной ктефы. Конечно, понять, как относится к ней султан, оказалось сложно, но вот в том, какими глазами он смотрел на сладости, не было никакой загадки.

Ласковый прохладный ветерок еще играл в кудряшках, заколотых вокруг ее ушей, но в восточной части неба уже начинал загораться безжалостный золотой диск солнца. Совсем скоро жара начнет подниматься над пустыней мерцающими волнами, и находиться даже в самых тенистых уголках сада станет невозможно до темноты — особенно Поппи, обладавшей пышными округлостями.

Несмотря на изнуряющую местную жару, Поппи все больше нравилась ее одежда. Женщины здесь не носили корсетов с жесткими вставками из китового уса, так и впивавшимися в кожу, множества нижних юбок и узких туфелек, которые так безжалостно давили на большие пальцы. Без всех этих лент, пуговиц и крючков Поппи больше не чувствовала себя нафаршированной рождественской индейкой. Она могла глубоко вздохнуть, вытянуть ноги, пошевелить большими пальцами и предаться глупым девичьим раздумьям, в которых султан собирался поцеловать ее.

Конечно, это была всего лишь одна из ее нелепых фантазий. Вроде той, которая заставляла Поппи верить, будто мистер Хантингтон-Смит влюбился в нее по уши, ибо вернул ей зонтик после того, как порыв ветра вывернул его наизнанку и выхватил из ее рук. Да и с чего бы такому великолепному мужчине, как Фарук, дважды смотреть на такую простушку, как она, не говоря уже о том, чтобы целовать ее, когда целая стая экзотических красоток так и кружится вокруг него? Между прочим, возможно, что в это мгновение он нежится в постели с одной из них!

Разочарованно вздохнув, Поппи снова нацепила очки на нос и открыла лежавшую у нее на коленях книгу. Ни к чему позволять этим меланхоличным раздумьям портить такое прекрасное утро.

Однако едва Поппи начала читать, как зловещая темная тень упала на страницу.

Подняв глаза, Поппи увидела Фарука, сердито смотревшего на нее. Его суровое лицо скрыло солнце, как грозовая туча.

Зато сама Поппи, не в силах сдержать себя, радостно заулыбалась султану.

— Доброе утро, ваше величество! — воскликнула она. — Какой приятный сюрприз увидеть вас здесь!

— Это мой сад, знаете ли! — бросил Фарук.

— Разумеется, мне это известно. И весь дворец тоже ваш. Да что там дворец — вся провинция также принадлежит вам!

Султан продолжал смотреть на нее из-под своих густых и черных как вороново крыло бровей не моргая. А ведь Поппи знала, что этот человек умел улыбаться. От него так и исходило очарование, когда он смотрел на Кларинду. Или на любую другую женщину.

На любую — кроме нее.

Наступило неловкое молчание. Наконец Фарук сказал:

— Это место всегда было моим любимым во всем саду.

— Моим тоже, — с готовностью подтвердила Поппи.

— Мне нравится приходить сюда рано утром. Чтобы побыть тут в одиночестве, — добавил он многозначительно.

— О! — Неожиданно Поппи стало очень трудно удерживать улыбку на лице. Она потянулась к ручке корзины, стоявшей рядом с ней на скамейке. — Я не хотела вам мешать, — сказала она быстро. — Думаю, мне следует уйти.

— Нет! — так свирепо рявкнул Фарук, что Поппи подскочила. Книга соскользнула с ее колен и упала на землю.

— Что вы читаете? — спросил он, когда она наклонилась, чтобы поднять ее.

С растущим смущением Поппи показала ему книгу с золочеными буквами, вдавленными в кожу обложки. Но когда Фарук с еще более яростным выражением лица взглянул на книгу, его шея с напряженными жилами резко покраснела.