Фарук уже приготовился к тому, что мисс Монморанси рассмеется, услышав его нелепый рассказ, однако вместо этого она сочувствующе похлопала его по руке, а в ее затуманенных лавандово-голубых глазах вспыхнула симпатия.

— Иногда люди бывают очень жестоки, не так ли? Особенно когда им приходится иметь делом с тем, чего они не понимают и из-за этого боятся. Должно быть, вам там было нелегко. А как вышло, что вы получили образование на другом конце света, в Итоне?

Рука Пенелопы осталась лежать на его руке. Фарук опустил на нее глаза и поразился контрасту между своей грубой загорелой кожей и ее бледными пухлыми пальчиками.

— Ваше величество! — тихо позвала мисс Монморанси.

Сбросив с себя оцепенение, Фарук рывком вырвал свою руку из-под ее руки.

— Мой отец смотрел далеко вперед и думал о будущем, — проговорил он. — И он был полон решимости дать своему единственному сыну и восточное, и западное образование.

— Так у вас совсем нет братьев?

— Нет. Только семнадцать сестер. — Фарук вздохнул. — Иногда мне хочется, чтобы Аллах благословил моего отца дюжиной сыновей. Правда, даже если бы это произошло, они уже переубивали бы друг друга в борьбе за то, чтобы выжить и стать султаном.

— А что произошло с вашими сестрами?

— Я нашел всем им хороших мужей, так что сейчас все мои сестры замужем, живут в своих домах… имеют своих детей.

— У вас ведь тоже есть дети, не так ли? Я хочу сказать, что раз уж у вас так много жен, то я решила, что… — Поппи замолчала и опустила глаза на колени, а ее щеки запылали еще более ярким румянцем.

— Так и есть, — кивнул Фарук.

— Сколько же их у вас?

Фарук заморгал, быстро производя в уме подсчет.

— Двенадцать девочек и семь мальчиков. Или семь девочек и двенадцать мальчиков? Или четыре мальчика и пятнадцать девочек? — Он безнадежно помотал головой. — Никак не могу запомнить. Они живут в другой части дворца, где прежде жил и я, пока отец не надумал отправить меня в школу в Англии.

— Я обожаю детей, — призналась Поппи. — И всегда мечтала о том, чтобы у меня было по крайней мере с полдюжины ребятишек.

— Это невозможно, — сказал Фарук. — Им же понадобится отец.

Несмотря на то что Фарук не понял заключенного в его собственных словах юмора, Поппи рассмеялась. А когда он искоса взглянул на нее, она расхохоталась еще громче, да так заразительно, что он почувствовал, как и его губы начинают подрагивать.

— Может, конечно, я и наивная глупышка, но даже я знаю, откуда берутся дети, — заверила она его. — Мне казалось, я нашла подходящего кандидата на роль мужа в лице мистера Хантингтон-Смита из Берикшира. Но, как выяснилось, у этого джентльмена были не слишком честные намерения.

Фарук нахмурился.

— Он пытался соблазнить вас, не сделав предварительно своей женой или наложницей?

Горький смешок сорвался с ее губ.

— Боюсь, что он интересовался мной лишь из спортивного интереса, желая надо мной посмеяться. Он заключил пари со своими приятелями, что уговорит меня спуститься из окна спальни по решетке для растений, чтобы оказаться на домашней вечеринке леди Эллерби и встретиться с ним в лунном свете.

— И что же, он выиграл это пари?

— Боюсь, что да, — кивнула Поппи. — Но решетке не повезло. Она сломалась, когда я уже наполовину спустилась.

— Вы поранились?

— Нет, ничуть! Мистер Хантингтон-Смит подхватил меня, но сломал ногу. К несчастью, когда остальные гости выбежали из дома, привлеченные его криками — а я должна уточнить, что они больше напоминали женский визг и как-то не вязались с образом настоящего мужчины, — они увидели меня. Я в халате лежала прямо на нем. Полагаю, вы понимаете, что гостей леди Эллерби это привело в ужас. Разразился настоящий скандал, что и положило конец моим надеждам найти себе подходящего мужа… отца для моих детей.

Тень печали омрачила лицо Фарука. В это мгновение ему хотелось одного: заставить негодяя ответить за то, что по его вине веселые ямочки на ее щеках исчезли.

— Этот ваш Хантингтон-Смит оказался подлым псом! — воскликнул он. — Лишь человек, понятия не имеющий о чести, может так обращаться с женщиной. Окажись я там, пронзил бы этого дьявола своей саблей и заставил визжать еще громче.

Поппи восхищенно всплеснула руками: вспышка гнева Фарука привела ее в восторг.

— Как это мило с вашей стороны, как галантно! Правда, должна заметить, что это стало бы причиной еще большего скандала, да и газон леди Эллерби превратился бы в сплошное месиво. Я ведь не из тех женщин, которые провоцируют мужчин на кровопролитие. Ни один из них ни разу не вызвал кого-то на дуэль из-за меня.

Опять она за свое: смотрит на него с таким видом, словно на кончике ее языка застыл вопрос, ответить на который может лишь он.

Фарука охватило нелепое желание протянуть к ней руку и снять очки с ее лица — чтобы увидеть ее глаза, которые наверняка окажутся еще более голубыми, когда перестанут прятаться под стеклами.

— Почему вы всегда так на меня смотрите? — спросил Фарук. Его голос прозвучал грубее, чем ему того хотелось.

Он ожидал, что Поппи зальется краской, смутится и станет отрицать, что имеет обыкновение глазеть на него. Однако вместо этого Поппи продолжала смело смотреть ему прямо в лицо.

— Мне кажется, вы должны привыкнуть к тому, что женщины не сводят с вас глаз, — ответила она. — Вы очень красивый мужчина.

— Да. Так и есть.

Ее улыбка стала мягче.

— У меня тут ямочки. — Прикоснувшись к своей щеке, она протянула к нему руку и дотронулась до впадинки в центре его бородатого подбородка. — А у вас ямочка здесь.

— Да, так и есть, — шепотом повторил он, когда ее пальчик задержался на его подбородке.

Поппи была очень близко от него в это мгновение. Так близко, что он увидел собственное отражение в линзах ее очков. Фарук был поражен, догадавшись, что в его взгляде отражается ее взор. Должно быть, его темные глаза выглядели сейчас именно так, как в то мгновение, когда она предложила ему отведать запретных сладостей, лежавших на дне ее корзины.

Фарук даже не смог бы сказать, какого рода голод он испытывал в этот миг. Ему хотелось испробовать лишь то, чем природа так щедро одарила мисс Монморанси: ее заразительный смех… ее румяные щечки… ее пухлые губы…

Когда он наклонился к ней, эти губы слегка приоткрылись. Он вдохнул в себя ее дыхание, которое показалось ему слаще меда и сахара. Странно, но ее тихий вздох, служивший явным признаком того, что Поппи готова сдаться, отрезвил Фарука.

Он вскочил на ноги.

— Вы не должны отказываться от мечты родить детей, — проговорил Фарук. — Как только Кларинда станет моей женой, я найду вам мужа из числа моих телохранителей. Такого, который подарит вам много сильных сыновей и с полдюжины дочек — таких же очаровательных, как вы. — Он испытал какое-то мучительное чувство, когда эти благородные слова сорвались с его уст. Фарук всегда гордился тем, что был человеком слова. Однако при мысли о том, что это обещание тоже придется сдерживать, он не испытал ни малейшего удовольствия.

Правда, ему наконец удалось освободиться от тяжести ее взора. Поппи теперь смотрела на его колени и отказывалась даже поднять глаза. Ямочки на ее щеках исчезли — равно как и прямой взгляд.

— Как я уже говорила, ваше величество, вы очень галантны, — тихо промолвила Поппи.

Если это так, подумал Фарук, поворачиваясь к ней спиной и позволяя взору мисс Монморанси блуждать по морским просторам, а ее непокорным кудряшкам — плясать на ветру, то почему у него появилось такое ощущение, будто он — последний мерзавец?

Хуже, чем этот невыносимый мистер Хантингтон-Смит.

Наутро после банкета, который Фарук устроил в честь капитана Берка, Кларинде меньше всего хотелось лежать у бассейна во внутреннем дворе гаремного цветника в окружении беспрестанно болтающих и хихикающих женщин. Но она опасалась, что малейшее отклонение от ее обычного расписания будет замечено и о нем тут же сообщат евнухам или даже самому Фаруку. Ясмин держала свой двор рядом с искрившимся на солнце фонтаном у противоположного края бассейна. И Кларинде было отлично известно, что и сама наложница правителя, и ее подружки следили за каждым ее движением в надежде, что она совершит какой-то непростительный проступок, который лишит ее милости султана.