— Обо мне никто не должен знать, это — главное. Иначе я не смогу выполнить свою работу. Если вы рассчитываете на мою помощь, нигде не упоминайте обо мне даже намеком. Если получится вас вызволить, пусть наш уговор остается вашей личной тайной. Нельзя, чтобы о нем узнали посторонние.

Они молча переглянулись. Даже пытаясь втолковать Элизе важную мысль, Фейн не мог не отметить про себя красоту этой женщины. Роскошная внешность сильно отвлекала от ее характера.

— Все понятно?

Элиза кивнула.

Не испугалась, подумал Фейн. Жизнь с Джеффри Керрином преподала ей урок власти и того, как ее использовать. Элиза знала об этом не понаслышке. Для нее слова Фейна не более, чем введение в правила игры.

— Давайте я теперь объясню свой подход к делу, — предложил Фейн. — Если он для вас неприемлем, вам придется искать другого помощника.

— Хочу только спросить, — сказала Элиза. — Что вы теперь, после моего рассказа, думаете о Керне?

— Я уже сказал — он что-то подстраивает. Меняет тактику. Усиливает нажим. — Фейн, помедлив, добавил: — Это не предвещает ничего хорошего.

Элиза кивнула. В ее взгляде сквозила задумчивость, которая вдруг сменилась печалью. Внезапный переход от возбуждения к меланхолии озадачил Фейна. Сколько, должно быть, страданий причинили ей выходки Керна.

— Что я должна делать? — спросила она.

Подбросив Элизу до дома, Мартен подрулил к концертному залу «Филмор» и оставил машину на аллее Уилмот. Он пешком прошел полквартала до бара «Флорио», где ему повезло получить столик после всего лишь десятиминутного ожидания у барной стойки. Он уселся на свое любимое место у стены, заказал хэнгер-стейк с картошкой фри и графин «Цинфанделя».

Полтора часа спустя «мерседес» въехал на стоянку у дома Фейна. Не успел он заглушить мотор, как заработал смартфон. Звонил Нобл.

— Мартен, у меня кое-что нарисовалось. Хорошо, плохо — трудно сказать, но чертовски любопытно. Провел я поиск на комбинацию из «Р» и «К». Получил пять попаданий: Рэндол Керш, Ричард Кейес, Рабен Купер, Райан Кролл, Ралф Коч.

Всех прощупал поглубже. Один умер, два в Европе, один в Дубае, а еще один у нас под носом — в Сан-Франциско. Райан Кролл. Последнее место работы — «Вектор стратеджис».

— Вот черт! — вырвалось у Фейна.

— А то!

«Вектор стратеджис» — одна из крупнейших в мире частных разведывательных организаций, мастодонт с оборотом в десять миллиардов долларов и штаб-квартирой в Сан-Франциско.

После окончания «холодной войны» ЦРУ и другие разведслужбы США капитально урезали персонал. Секретные службы отправили в отставку сотни агентов и кураторов.

Оказавшись не у дел, люди со специальной подготовкой растворились «на гражданке», где нашли применение своим нестандартным навыкам по обе стороны закона почти во всех странах мира.

И тут грянуло 11 сентября 2001 года. Разведсообшество оказалось совершенно не готово к новой угрозе, не хватало ни денег, ни персонала. Пришлось звать обратно тех самых людей, кого поувольняли несколько лет назад. В одночасье как из-под земли появились десятки частных разведфирм, которыми руководили бывшие оперативники и администраторы государственных служб.

Вошли в моду разведконтракты, государство нанимало частных шпионов выполнять ту работу, которую само уже не могло потянуть. Агенты на частных условиях получали в пять раз больше, решая те же задачи, что и прежде на государственной службе.

Наступил золотой век приватного шпионажа, вылупился гигантский монстр — разведывательно-промышленный комплекс. Больше семидесяти процентов госбюджета США на разведку уходило теперь в карманы частных подрядчиков. Ставки прибыли оттеснили заботу об интересах общества на задний план.

Многие штатные разведчики считали колоссальной ошибкой передачу тайных полномочий и власти от избранного народом конгресса в руки исполнительных директоров и правлений корпораций. Но время было упущено — поезд ушел десять лет назад. Корпорации вошли во вкус многомиллионных господрядов, открыли бесчисленные способы похищения секретов других государств ради дальнейшего умножения своих доходов и были готовы пойти на что угодно, лишь бы денежный поток не иссякал. Власть непостижимым, возмутительным образом перешла в неизвестно чьи руки, а простые граждане об этом даже не подозревали.

— Я на них работал по контракту, — сказал Нобл. — Мне туда нельзя соваться. Они оставили засечки на моих компьютерах. Если попытаюсь проникнуть в их систему — наслежу.

— Знаю. Ты, как всегда, прекрасно сработал, Бобби. Хорошо меня подпитал. Огромное спасибо.

Фейн дал отбой и набрал другой номер.

— Шен, Мартен говорит. Надо встретиться.

Рядом на диване — фотоальбомы, на оттоманке — пустой бокал для скотча. Мартен выбрал несколько разных альбомов со снимками двух видов: сделанными украдкой (пассажиры подземки Уолкера Эванса) и, наоборот, с портретами людей, позирующих в принужденной позе (Диана Арбюс, Аведон). Мартен задержался над коллекцией снимков испанского фотографа Клода Серны, который просил своих моделей размышлять перед объективом на определенную тему: о счастье, о чем-то страшном, о смерти, забвении или насилии.

Мартен полчаса рассматривал альбомы, потом заставил себя сосредоточиться на ливне за окном. Наконец разум пришел в равновесие и смог вернуться к событиям двухдневной давности — первой встрече с Верой Лист в «Стаффорде». Тихая заводь обернулась омутом с подводным течением.

Райан Кролл нырнул в охраняемый Верой мир израненных душ, как в темные, но хорошо знакомые воды. Что он там искал — непонятно, но цели у него явно были недобрые, и шел он к ним с беспощадной прямотой. Фейн нутром чувствовал, что на вскрытие намерений Кролла оставалось совсем мало времени. Скоро будет поздно. От дурных предчувствий узлом скручивало желудок.

Мартен вспомнил, как Вера разглядывала портреты на его столе. Хороший получился бы снимок — Вера задумчиво смотрит на фотографии трех женщин. Не исключено, что такое фото о самой Вере рассказало бы больше, чем та смогла узнать из снимков о запечатленных на них женщинах.

В конце концов, фотография — всего лишь сиюминутный слепок с беспредельно загадочной человеческой души. Фотографии призваны будить воображение либо освежать память, но в конечном итоге не достигают даже этой цели. Истина всегда остается за кадром, в тени.

Кроллу такого прежде делать не приходилось. Какая разница. Промах есть промах — допустил ошибку, и вот уже запахло срывом. Но если отступление от правил поможет спасти положение, то лучше вернуться и довести дело до конца.

В полтретьего ночи тупик Ламбет-Корт выглядел еще более отвратительно, чем в теплый, душный полдень. Тишину нарушал только шум падающих капель. Ночная сырость обретала осязаемую форму в вонючей, скользкой жиже, покрывавшей камни мостовой и отзывавшейся хлюпаньем под ногами. Досадуя на промозглую погоду, Кролл напоследок еще раз отругал себя. Откуда взялись сомнения? Ведь он, как положено, воспользовался стетоскопом.

Однако такое и раньше случалось — в Кабуле, Пешаваре. Все думают, что допрашиваемый уже готов, стоят вокруг, курят, точат лясы, не обращая внимания на труп, а чертов мертвяк вдруг начинает кашлять, оживать.

Ничего, не впервой.

Ночная мгла в переулке наваливалась, душила. Кролл вынул из кармана небольшой светодиодный фонарик и спрятал его в ладони. Света, вытекавшего между пальцами, хватало, чтобы различить в темноте дверной проем. Коридор заканчивался лестницей на второй этаж, ступени пропитала затхлость обманутых надежд, витавшая здесь не один десяток лет.

Никого. Даже если кто и попадется навстречу, то, увидев незнакомца в коридоре, отведет взгляд или вовсе отвернется к стене — такое здесь место.

Кролл нашел нужную дверь, натянул пару резиновых хирургических перчаток и вставил отмычку.