Джеффри продолжал думать, перебирать варианты. Отчаиваться нельзя. Существовала в больнице еще одна такая категория работников — санитары и уборщики. Их никто никогда не останавливал и ни о чем не спрашивал. Многими бессонными ночами, когда его вызывали в больницу по срочным делам, Джеффри постоянно видел повсюду снующих санитаров. Они никого не волновали. И еще он знал, что смена с одиннадцати вечера до семи утра была самой авральной, потому ее никогда не могли укомплектовать штатом согласно расписанию. Итак, ночная смена подходит больше всего. По крайней мере здесь не столько шансов попасть на глаза людям, которые его хорошо знают. Последние несколько лет он работал преимущественно в дневную смену.

Воодушевленный этим планом, Джеффри решил действовать немедленно. Сначала библиотека. Если выйти через несколько минут, вполне еще можно успеть до закрытия. Чтобы не передумать, он сунул записи Криса в отдел, который специально освободил для них в дипломате, захлопнул крышку и защелкнул замки.

Выйдя из комнаты, он запер дверь, хотя этого можно было, в принципе, и не делать. Пока он спускался по ступенькам, отвратительный тухлый запах напомнил ему о Дэвлине. В аэропорту, когда тот схватил его за шиворот, Джеффри чуть не умер от страха и неожиданности.

Обдумывая свой последний план действий, он как-то упустил из виду Дэвлина. Ему приходилось слышать об охотниках за беглецами. Дэвлин явно был из числа таких охотников, и Джеффри не питал никаких иллюзий относительно того, что с ним будет, если Дэвлин схватит его еще раз, особенно после происшествия в аэропорту. Поколебавшись несколько секунд, Джеффри все-таки направился вниз. Если он действительно хочет до чего-нибудь докопаться, надо рисковать, хоть это и страшно. Кроме того, следует заранее все продумать, на случай, если Дэвлину повезет и он поймает его в каком-нибудь узком переулке. Надо разработать план. В холле было пусто. Мужчина с журналом куда-то исчез, а администратор все еще не отлипал от телевизора. Джеффри выскользнул наружу незамеченным. Хороший знак, подумал он. Его первый выход в свет оказался удачным.

Однако вся его радость сразу же улетучилась, когда он поднял глаза и увидел перед собой длинную, ведущую в никуда улицу. Вспомнив к тому же, что в дипломате у него лежат сорок пять тысяч долларов, а сам он — преступник, Джеффри почувствовал, как начинается приступ паранойи. Через дорогу, в тени пустого дома, двое мужчин курили сигареты с наркотиками.

Вцепившись в свой дипломат, Джеффри спустился вниз по ступенькам, стараясь не наступить на лежащего здесь оборванца, по-прежнему не расстававшегося со своей грязно-коричневой бутылкой. Затем Джеффри свернул направо. Он думал пройти пять или шесть кварталов по улице в направлении Центра Лафайетт, где находился довольно хороший отель. Там он планировал взять такси.

Джеффри был как раз напротив ликеро-водочного магазина, когда заметил полицейскую машину, которая двигалась в его сторону. Ни секунды не задумываясь, он свернул в магазин. Звон колокольчиков у двери заставил напрячься его и без того натянутые нервы. Чувствуя, что может сойти с ума, не зная, кого больше бояться — бродяг или полиции, — Джеффри застыл на месте и не мог продвинуться дальше порога.

— Чем могу служить? — спросил его бородатый мужчина за стойкой. Полицейская машина медленно проехала мимо магазина и скрылась за поворотом. Джеффри глубоко вздохнул. Все было не так просто, как казалось с первого взгляда.

— Чем могу служить? — повторил бармен.

Джеффри купил небольшую бутылку водки. Он хотел, чтобы внешне, если полицейские вдруг случайно вернутся назад, его визит в магазин выглядел оправданно. Но, как оказалось, старался зря. Когда он вышел из магазина, полицейской машины нигде не было. С чувством облегчения Джеффри свернул направо и решил поторопиться, чтобы не опоздать. Но не сделал и нескольких шагов, как столкнулся с бездомным, которого до этого видел на улице. От неожиданности Джеффри вскинул свободную руку, чтобы защитить себя, и отскочил в сторону.

— Дружище, не найдется ли у тебя немного лишней мелочи? — заплетающимся языком пробормотал бездомный. Он был основательно пьян. На виске у него красовалась свежая царапина. Одно стекло в затемненных очках было выбито. Густая щетина на лице говорила о том, что он не брился уже около месяца. Но больше всего Джеффри поразила его одежда. На бродяге был изорванный дорогой костюм, вылезающая из брюк темно-синяя рубашка, на которой недоставало нескольких пуговиц. Ослабленный до полной распущенности галстук в полосочку крепился к рубашке зеленой булавкой. Казалось, этот человек однажды ушел на работу и домой уже не вернулся.

— Ты чего? — заикающимся пьяным голосом спросил его бродяга. — Ты что, по-английски говорить не умеешь?

Джеффри запустил руку в карман и извлек оттуда мелочь, которую получил на сдачу от водки. Отдав деньги бродяге, он внимательно посмотрел ему в лицо. Как ни странно, остекленевшие глаза на пьяном, заросшем щетиной лице были добрыми. Что могло довести человека до такого состояния? И тут Джеффри почувствовал, что у него с этим бездомным есть что-то общее. Они приблизительно одного роста, одного сложения, одних лет, только у бродяги волосы значительно темнее. Мысль о том, что и его может постигнуть такая же участь, заставила Джеффри содрогнуться от ужаса.

Как он и предполагал, около роскошного отеля ему сразу же удалось поймать такси. До Гарвардского медицинского городка было всего пятнадцать минут езды. Когда Джеффри вошел в медицинскую библиотеку Каунтвэя, на часах было чуть больше одиннадцати вечера.

Среди этих пыльных книг и старых узких кабинок для чтения Джеффри чувствовал себя как дома. Воспользовавшись свободным компьютерным терминалом, он быстро отыскал номера нескольких книг по физиологии вегетативной нервной системы и фармакологии местных анестетиков и сделал заказ. Взяв книги под мышку, зашел в одну из кабинок, выходивших окнами на внутренний двор, и закрыл за собой дверь. Через несколько минут он уже с головой ушел в дебри науки о проведении нервных импульсов.

Очень скоро он понял, почему Крис так уцепился за идею никотина. Хотя большинство людей думают, что никотин — это всего лишь активная часть сигарет, по сути это наркотик, обладающий свойствами яда, который вызывает стимуляцию вегетативной нервной системы с последующей ее блокадой. Однако многие симптомы, являющиеся следствием действия никотина, присущи и мускарину: активное слюноотделение, потовыделение, сильная боль в животе и слезотечение — все то, что было в случаях с Пэтти Оуэн и Генри Ноублом. Эти вещества вызывали смерть даже в самых маленьких концентрациях.

Для Джеффри это означало, что если всерьез рассматривать идею примеси, то ею должен быть какой-нибудь компонент, действие которого при местной анестезии сопровождалось бы такими же симптомами, как и у никотина. Но Джеффри был уверен, что это не никотин. В органах Генри Ноубла его не нашли, это засвидетельствовано медицинским отчетом. Значит, нужно думать о другой примеси, похожей на никотин.

И еще. Если это действительно примесь, то ее должно быть очень мало. Этим и объясняется факт быстрого действия. Что касается конкретного названия или хотя бы приблизительного определения, какое вещество выступало в этой роли, Джеффри не знал. Погрузившись в книжную премудрость, он заставил работать свою память, и она подсказала ему одну тонкость, о которой он слышал только во время учебы, а после ни разу и не вспоминал. Токсин ботулинум! Один из самых сильных токсинов, известных человечеству, он являлся как бы местным анестетиком наизнанку, и тоже «замораживал» мембраны нервной клетки в синапсе [23]. Однако Джеффри считал, что в его случае отравления ботулинумом не было, тогда наблюдались бы совсем другие симптомы. Мускаринические эффекты были бы блокированы, а не стимулированы.

Время еще никогда не летело так быстро. Джеффри не успел опомниться, а библиотека уже вот-вот закроется. Он неохотно собрал записи Криса Эверсона, свои и положил их вместе в дипломат. С книгами в одной руке, с дипломатом в другой, спустился на первый этаж, аккуратно положил книги на стойку регистратора, чтобы их потом поставили на место, и направился к выходу. Но, не дойдя до двери, он внезапно остановился.