Ну, а после того как растительноядные животные съедят и переварят свой силос и построят из него свои ткани, они сами часто попадают на обед к другим, более сильным животным. Здесь тоже нет, пожалуй, ни одного пернатого, четвероногого, безногого или многоногого существа, которое кто-нибудь бы да не ел.

Червей едят скворцы, дрозды, вальдшнепы, киви, кроты, утконосы, ежи, муравьеды, броненосцы, медведи и дикие свиньи.

Моллюсков — дрозды, нырки, кулики, фламинго, колпицы, американский коршун рострамус (у него даже клюв сильно загнут крючком, чтобы легче их из раковин вытаскивать), утконосы, ондатры, тюлени, медведи, волки, лисы, свиньи, обезьяны, летучие мыши из рода роузеттус, а также кашалоты и другие киты (осьминогов и кальмаров).

Иглокожих (морских ежей) — песцы и морские выдры: почти 80 процентов всей пищи морских выдр.

Раков и крабов — выдры, лисы, еноты, койоты, обезьяны, крысы, тюлени, моржи, киты, дельфины и многие птицы.

Насекомых — почти все птицы (даже нектарницы и колибри без них жить не могут) и многие звери, даже антилопы и тигры!

Арабы кормят своих скакунов сушеными акридами, то есть саранчой. А белки летом едят гусениц.

Пауков с удовольствием клюют крапивники, а сороконожек — дрозды. Павианы ловко хватают скорпионов и, оторвав жало, едят, причмокивая, словно это великое лакомство.

Рыбы, сами понимаете, пища очень вкусная. Кто их только не ест! К киты и водяные землеройки, жуки-плавунцы, дикие свиньи и олени, тигры, ягуары и медведи. Даже летучие мыши^[6].

Лягушки — главное пропитание белого аиста и орла-крикуна (но жаб, кожа которых ядовита, они не едят!). Ужи, ежи, лисы, обезьяны и полуобезьяны тоже любят лягушек.

Кто ест змей, мы уже знаем.

За обезьянами охотятся не только леопарды, но и южноамериканская гарпия — хищная птица, которая, истребляя обезьян и ленивцев, достигла вершин мастерства в этом деле.

Но и обезьяны хороши: когда люди с овечьими стадами поселились в их краю, павианы скоро научились высасывать молоко из вымени убитых ими овец и из желудков ягнят. Что овец рвут волки — давно известный факт. Удивительно то, что некоторые попугаи усвоили эти дурные волчьи манеры. Имя этим попугаям кеа. Живут они в Австралии. Миллионы лет мирно ели кеа фрукты, как вдруг подошли к их берегам большие корабли и приплыли на них странные блеющие животные. Попугаям овцы пришлись по вкусу, и, презрев фрукты, они быстро научились есть их живьем: садятся на шерстистые спины и сильными своими клювами-крючками вырывают из овечьего «филе» большие куски мяса.

Да что овец! Даже тигров едят дикие собаки колзуны, нападая стаями.

Едят нечто еще менее съедобное: падаль — грифы и гиены (зубы которых, разгрызая кости, развивают давление в 5000 атмосфер!); воск — африканская птичка-медоед и наша восковая моль (кажется, больше никто); ил — голотурии и морские звезды; перегной — дождевые черви; помет чужой — жуки-навозники и свой собственный — кролики.

Наконец, бывает, с голодухи братья поедают братьев (у сов и хищных птиц, когда пищи мало). Это называют каинизмом. Родители — детей, по-научному — кронизм. И дети — родителей (молодые уховертки и некоторые паучата свою умершую мать). Для такого «варварства» даже ученые не нашли названия!

Редкие животные едят что-то одно или кого-то одного. Обычно меню их очень разнообразно. Вот, например, чем питают себя хищные, но полезные птицы канюки, или сарычи: в желудках 214 исследованных канюков зоологи нашли 670 мышей и полевок, 36 ящериц, 20 тритонов, 20 мелких птиц, 9 зайчат, 7 куропаток, 6 кротов, 4 лягушки, одну утку, одного голубя, одного ужа, одну летучую мышь и бесчисленное множество сверчков и других насекомых.

А кровожадный разбойник тигр охотится не только на оленей, косуль, свиней, но и на медведей, рыб, черепах, кузнечиков, а также ест кедровые орехи, ягоды и траву!

Здесь уместно задать (и попытаться на него ответить) такой вопрос: как узнают животные, что перед ними действительно их пища?

Осьминоги, например, и существа, устроенные не более сложно, съедобно или несъедобно то, что они поймали, определяют главным образом по запаху. Но запах осьминоги чуют не носом, которого у них нет, а присосками.

Вкус пищи, предлагаемой экспериментаторами, осьминоги распознавали щупальцами. Вся внутренняя поверхность щупалец, но не наружная, и каждая присоска участвуют в дегустировании. Чтобы узнать, соответствует ли его вкусу предлагаемое блюдо, осьминог пробует его кончиком щупалец. Если это съедобный кусочек, тянет его в рот, не считаясь с мнением других чувств, например осязания. Давали осьминогам пористые камни, смоченные мясным экстрактом. На ощупь можно было заключить, что предмет этот несъедобен, но щупальца-дегустаторы, соблазненные соком жаркого, не обращали внимания на протесты осязательных нервов. Осьминог подносил предательский камень ко рту, пытался его разгрызть и лишь потом выбрасывал. Напротив, вполне съедобные куски мяса, но лишенные соков, осьминог с презрением отвергал, слегка коснувшись их кончиком одной из восьми рук.

У птиц обоняние слабое. Как они решают дилемму, без которой не проживешь: что хватать и есть, а что выбросить? Опыты доказали, что у животных есть стереотипная схема, в соответствии с которой они и делают свой выбор. Схема эта инстинктивная, то есть врожденная, запрограммирована в мозгу естественным отбором за миллионы лет эволюции. Она довольно проста, учитывает в поведении и форме жертвы лишь главные и самые характерные черты. Очевидно, делается это из экономии нервных средств.

Каждая сова, например, даже выращенная человеком и никогда других сов не знавшая, с рождения получает понятие о том, что мышь, которую надо хватать, — это шуршащее, бегущее, монолитное, компактное тело на коротких ножках, а птица (тоже вкусная!) — тело яйцевидное, с крыльями и хвостом. Движется оно или не движется, шуршит или не шуршит — уже не имеет значения.

«Происхождение такой схемы, — говорит большой знаток животных З. Веселовский, — легко объяснить». Ведь совы охотятся ночью, когда мыши тоже не спят, активны и бегают, а значит, шуршат. А птицы спят, значит, не бегают и не шуршат. Сделав соответствующие муляжи (шуршащий, бегающий на ножках и яйцевидный с крыльями, хвостом и неподвижный), ученые без труда обманули сову: она схватила эти подделки (неподвижную на ножках и яйцевидную без хвоста, которые тоже ей предлагали, не брала, игнорировала). Схватила, подержала немного в когтях — так поступают совы со всякой добычей, а потом только ее убивают, — прижалась клювом и осязательными перьями вокруг него, закрыв глаза, ощупала, что поймала, убедилась: поймала не то, и выбросила подделку прочь.

Все, что движется, у многих животных вызывает чувства весьма агрессивные: желание схватить движущееся, если оно, конечно, не слишком велико для них (собаки, впрочем, атакуют, как известно, даже слонов!). Змеи, например, не едят мертвых мышей. У молодых кошек тоже мертвая мышь не вызывает никаких охотничьих и гастрономических эмоций. Но старые, опытные, все повидавшие кошки немедленно ее хватают: жизнь научила их, что мертвая мышь так же съедобна, как и живая.

Животные вообще ученики очень способные. Птицы быстро распознали, что колорадский жук, внезапно у нас появившийся, совсем не опасен, хоть и окрашен предостерегающе (желто-черными полосами, как оса), и его можно есть.

Синицы в одной местности Англии как-то, случайно наверное, попробовали поклевать сливки из бутылок с молоком, которые здесь молочники оставляют рано утром перед дверями домов. Очень скоро уже все английские синицы умели пробивать тонкие алюминиевые крышки на бутылках. А чуть позже об этом открытии узнали и синицы по ту сторону Ла-Манша, во Франции, и тоже стали лакомиться молоком.

Так же и рыбы: живут и не боятся ныряющих людей. Но стоит у берегов появиться охотнику с подводным ружьем и подстрелить нескольких рыб, как сейчас же уцелевшие в живых (надолго ли?) начинают держаться подальше от людей в ластах.