Он передает мне бутылку воды.

— Мы сейчас поедем быстро, но если тебе нужно будет вырвать — сделай это. Чем больше выйдет из твоего тела, тем лучше.

— Я умру?

То ли он не слышит меня, то ли предпочитает не отвечать.

Я сворачиваюсь на сидении паровой кареты, пытаясь игнорировать боль. Я не дура. Даже если мы найдем драгоценное противоядие, негативные эффекты все же останутся. Я думаю об Уилле. Отчаянно хочу жить.

Элиот передает мне носовой платок.

— Прости. Это был не твой удар. Атака была направлена на меня. Он показал, что может отобрать все, что мне дорого.

Я закрываю глаза. Прямо сейчас мне все равно насчет его дяди или восстания. Я собираюсь умереть посреди бесконечного леса, и у меня никогда не будет возможности извиниться перед родителями.

— До города всего лишь час, — Элиот берет меня за руку, и я прикусываю губу, делая вид, что плачу из-за боли, когда карету безжалостно трясет на корнях и развалинах.

— Я не собираюсь позволять тебе умереть, — говорит он. — Я не позволю тебе умереть. — Он повторяет это снова и снова, пока звук его голоса не смешивается со скрежетом колес и жужжанием двигателя. В конечном счете, его голос — это единственное, что я осознаю, и только тогда я закрываю глаза.

Когда я их открываю, мы уже в городе. Воздушный шар Района Распущенности медленно колеблется над нами в тумане низких облаков. Элиот направляет паровую карету на аллею и через ворота к задней стороне здания.

Когда она останавливается, я выхожу из кареты, неловко подкашиваясь, когда ноги касаются камня. Но долго они там не остаются, потому что Элиот подхватывает меня на руки.

— Где мы? — спрашиваю я.

— Рабочее место, которые мы используем для производства масок.

— Действительно? — в какой-то момент, еще до его сегодняшнего безумия, я перестала верить в него. Это было легче, чем ненавидеть себя, чем думать, что я предала отца зря, чем верить, что Элиот, возможно, сдержит свои обещания.

— Посмотри на меня, — говорит он. И я выполняю. Единственная причина, по которой я не паникую — потому что он так спокоен, но сейчас он выглядит взволнованным. Я хочу к родителям. Когда мы встретились, Элиот обвинил меня в том, что я не боюсь смерти, но я ужасно напугана сейчас.

— Я рад, что ты настолько доверяешь мне, — говорит он.

Он несет меня по узким ступенькам подвала. Один раз спотыкается.

В подземной котельной, освещенной газовыми лампами, над столом склонился молодой человек, вертя в руках кусочки фарфора. Поверх маски он надел пару толстых очков, левая линза которых — увеличительная. Он не поднимает взгляда, когда Элиот протискивается в дверь.

— Я ждал тебя вчера с деньгами. Я не могу это закончить без ...

— Помоги, — просто говорит Элиот.

Молодой человек вскакивает на ноги.

— Это дочь...

— Кент, думаю, она умирает.

Я сглатываю, когда он произносит слово «умирает». И затем мой желудок взрывается, и я изворачиваюсь туда-сюда в его руках. Он кладет меня на металлический стол. Я потная, мои волосы пропитались потом.

— Это ужасный яд, — говорит Элиот.

— Твой дядя?

Я пытаюсь пожаловаться на то, что крышка стола металлическая, и я дрожу от холода, но Элиот и его друг Кент игнорируют мои попытки. Они перебирают банки и бутылки.

— Позволь мне это сделать, — говорит Кент. — Для тебя это слишком личное.

Мог ли Элиот говорить праву, когда признался, что влюблен в меня? Нет, не верю этому.

— Аравия, можешь меня слышать? — спрашивает Кент. — Ты пробовала что-то необычное? Со специфическим вкусом? — я встречаюсь с ним взглядом и сразу понимаю, что знаю его.

— Я тебя уже видела, — каркаю я. — В книжном магазине.

— Да, — говорит он. — Полагаю, мы однажды почти встретились.

Он отдает мне кубок, полный густой, холодной жидкости.

— Выпей это.

Я проглатываю.

— Я не заметила никакого... привкуса, — говорю я. — Может быть он был слишком сладкий.

Он наливает что-то из тестовой трубки в чашу. Она пенится и шипит.

— Я собираюсь сделать укол, — говори Элиот. Я фокусируюсь на увеличительных линзах, которые носит Кент.

— Ты ученый, — слышу себя со стороны я. Подпольный ученый, скрывающийся от принца, помогающий Элиоту с революцией.

— Вообще-то я изобретатель. Мой отец был ученым.

Затем Элиот втыкает иглу мне в руку, и я теряю сознание.

Когда я просыпаюсь, Элиот держит меня за руку, мы возвращаемся в паровой карете.

— Я не сумел защитить Эйприл, но, я клянусь, я защищу тебя, — шепчет он. — Мы дома, — я поднимаю голову, чтобы увидеть, что мы перед Аккадиан Тауэрс. Должно быть, прошли часы, так как уже поздний день. Элиот помогает мне выбраться из кареты и приглаживает волосы.

— Не знаю, как тебе удается выглядеть хорошенькой...

— Сэр, — швейцар стоит позади нас. — Лифт все еще небезопасен, — говорит оператор. — Мне так жаль, сэр. Мисс Уорт больна?

— Мое вождение ее укачало, — говорит быстро Элиот. Он не хочет, чтобы швейцар подумал, что я заражена. Последнее, что люди хотят в нашем городе — быть заподозренными в укрывательстве чумы, но он должен понимать, сколько раз я натыкалась на тех же работников, возвращаясь из клуба.

Солнечный свет ударяет мне по глазам, и голова начинает пульсировать.

Я должна спросить Элиота остался ли от яда какой-то эффект, но не уверена, что хочу знать.

Вестибюль Башен Аккадиан изящный, как никогда. Трое охранников сидят в полукруге, но сегодня они не играют в кости. Они осматривают комнату, бросая взгляды на оббитое золотисто-белым шелком кресло. Девушка в кресле поворачивается и улыбается. Эйприл.

Рука Элиота, обхватывающая мои плечи, держит меня жестко.

— Ты можешь самостоятельно стоять? — спрашивает он себе под нос.

— Да, — мой голос дрожит.

Он отпускает меня, ожидая, пока я схвачусь за спинку другого кресла для устойчивости, и тогда делает три быстрых шага и стаскивает сестру из кресла, чтобы обнять. Она вырывается.

Мое облегчение от вида Эйприл сразу сменяется разочарованием. Почему не могла вернуться два дня назад? Где была?

— Я прождала все утро, — говорит она мне, игнорируя Элиота. — Уж и не думала, что ты когда-нибудь придешь домой, — меня шатает, и Элиот моментально встает за мой спиной.

— Если я помогу, как думаешь, сможешь подняться по лестнице? — спрашивает он меня.

— Я помогу. У меня достаточно практики по ее перетаскиванию, — говорит Эйприл.

Она одной рукой обхватывает меня и ведет к лестнице. Левая сторона ее лица опухла, она разукрашена синяками.

— Один из твоих наркотиков? — спрашивает она Элиота.

— Принц ее отравил.

— Ты нашел способ ее спасти? Антидот?

— Конечно.

— Вам обоим надо быть осторожными. В городе творятся ужасные вещи, — настаивает она. Волнуется о нем, о нас, но он не замечает.

— Эйприл, ты должна мне все рассказать ... — начинает Элиот.

— Да. Ты сможешь это использовать. Ты захочешь узнать, кто меня забрал и что они со мной сделали. Твои враги.

Элиот вздрагивает.

Эйприл смотрит снизу вверх на его лицо. Он отводит взгляд первым, словно не может выдержать вида ушибов.

— Да. Я хочу все узнать. Но сперва я должен отвести тебя к матери. Она волнуется. И, уверен, Аравия тоже хочет встретиться с родителями. Должны ли мы встретиться этим вечером, чтобы обсудить планы?

— Не в секретном саду, — говорит Эйприл. — В нашей гостиной.

— Конечно, — соглашается он. И мы начинаем подниматься снова.

На лестнице тепло, и я потею. Я откидываю волосы с лица.

— Милое колечко, — говорит Эйприл.

— Спасибо, — говорим мы с Элиотом одновременно.

Мы останавливаемся на вершине первого лестничного пролета, и Элиот кладет руку на маску.

— Иногда я не могу дышать через эту штуку.

— Ты должен заставить себя. Это не безопасно ... — я спотыкаюсь, и Элиот подхватывает меня. Мы балансируем на краю лестницы. Он тянет меня назад, и мы припадаем к стене. Он смеется, и по какой-то причине я смеюсь вместе с ним.