Я уже на пределе, и наигранность собеседника меня раздражает.

– Так зачем вы хотели встретиться, доктор Беннет? – спрашиваю, едва официантка уходит.

Он улыбается:

– Прямой подход. От такой юной леди, как вы, я иного и не ожидал.

– И все же вы отказываетесь ответить мне той же любезностью, – хмурюсь я.

Улыбка доктора слегка тускнеет, и он согласно склоняет голову:

– Отлично сказано, мисс Ван Хаусен. Я здесь, так как знаю, что вам интересна моя новая организация, и хочу, чтобы вы стали ее частью. – Он взмахом руки останавливает мои возражения. – Нет, я абсолютно искренен. Я кое-что разузнал о вас и в курсе, что ваше с матерью шоу имеет успех, но также знаю, что доход с него не столь уж велик. И мне не нужны ваши деньги. Меня интересуют ваши способности.

В груди все сжимается, как от того, что Беннет проверял меня, так и от его слов. Я опускаю взгляд на стол, пальцем поглаживаю шероховатые неровности дерева. Очень хочется сбежать, но желание найти поддержку сильнее. Я должна выяснить, может ли доктор мне помочь. Я поднимаю глаза:

– Зачем я вам?

– Я задумал создать особую группу. И мне нужны умные талантливые люди, чтобы положить начало этому делу. Я преследую две цели: во-первых, изучить психические явления и принести таланты в мир; а во-вторых, помочь тем, кто тяготится своими способностями.

Беспокойство мурашками пробегает по шее и рукам. И я должна поверить, что мотивы доктора благородны? Как бы выяснить, чего же он хочет от меня на самом деле?.. И тогда в голову приходит идея. Насколько откровенным он готов быть? Я складываю руки на столе и подаюсь вперед:

– Вы гипнотизировали людей, чтобы они отдали вам деньги?

Наши взгляды скрещиваются. Прямо сейчас Беннет понятия не имеет, какой у меня дар, знает только, что это какая-то разновидность экстрасенсорного восприятия. Борьба отражается на его лице. Доктор солжет, рискуя быть пойманным, или же предпочтет правду?

Он решается:

– Да.

Официантка приносит кофе, и мы замолкаем. Затем я снова смотрю Беннету в лицо; сердце бешено колотится в горле.

– Значит, вы мошенник?

– Я ученый.

Я окидываю его сердитым взглядом:

– Неправильный ответ.

Один уголок его губ приподнимается.

– Я ученый мошенник, – признается доктор. – Когда ученому требуются деньги для дальнейших исследований, он делает все возможное, чтобы их достать. Мои методы просто несколько неортодоксальны.

– В чем истинная причина вашего ухода из Общества психических исследований?

Беннет качает головой:

– Моя очередь. То, чем занимаетесь вы с матерью… это ведь обман?

Я по-прежнему смотрю ему в глаза, хотя первым желанием было отвернуться. Я сглатываю.

– Неправильный вопрос, – говорю слабым голосом. Ни за что на свете не дам ему в руки оружие против нас с мамой.

Доктор кивает. На губах его играет улыбка. Мое сердце уходит в пятки. Почему мне кажется, будто я только что продемонстрировала ему брешь в своей броне?

– Понятно, защищаете матушку. Очень похвально. Ну тогда… какие у вас способности?

Я скрещиваю руки на груди:

– А ваши тесты вам не подсказали?

С застывшим лицом Беннет наклоняется вперед:

– Мое время крайне ценно, мисс Ван Хаусен. Не тратьте его. – Голос его тихий, но смысл ясен.

Я невольно откидываюсь на спинку, и доктор расслабляется, зная, что добился своего. Я поняла. Он не даст мне ничего, пока не получит что-нибудь взамен.

– Я могу говорить с призраками.

Беннет сужает глаза:

– На это многие претендуют. Откуда мне знать, что вы не лжете?

– А откуда мне знать, что не лжете вы? – парирую я, а затем глубоко вздыхаю: – Всегда есть риск. Хитрость в том, чтобы выяснить, стоит игра свеч или нет. Общение с мертвыми – лишь один из моих талантов, и, к сожалению, он что ни на есть настоящий. Но меня интересует, что я получу взамен, если разрешу вам меня изучать?

Доктор долго меня разглядывает, и я чувствую, что он не доверяет мне так же, как я не доверяю ему. Как ни странно, это утешает. По крайней мере, мы оба знаем, чего ожидать.

– Ну, для начала, возможность работать с другими себе подобными, – говорит он наконец. А затем, сверкнув глазами, наклоняется через стол: – И возможность управлять своими способностями.

Я смотрю на него едва дыша. Не будь я осторожна, то с ходу бы согласилась, но всякое успешное жульничество заключается в том, чтобы дать людям то, чего они так жаждут. Мама, к примеру, предоставляет клиентам шанс пообщаться с умершими близкими. А доктор Беннет, похоже, предлагает мне исполнение моего заветного желания. О да, он очень, очень хорош. Прежде, чем я успеваю ответить, Беннет смотрит на часы:

– Что ж, мисс Ван Хаусен, у меня назначена еще одна встреча. Пожалуйста, подумайте над моим предложением. Буду счастлив видеть вас частью моей организации.

Он встает и, нахлобучив на голову котелок, кивает.

– Почему я не могу просто обратиться в Общество психических исследований и работать с ними? – спрашиваю я быстро.

Доктор замирает. Я не могу ничего прочесть по его взгляду, но подозрение так и исходит от него, словно запах ладана.

– Общество психических исследований очень жестоко к таким, как вы, мисс Ван Хаусен. Потому я и ушел. Вопреки вашему очевидному мнению обо мне, у меня есть совесть. – Он прикасается пальцами к полям котелка и бросает на стол несколько монет. – Хорошего дня. Буду ждать от вас весточки.

Едва он выходит, я ссутуливаюсь и выдыхаю. По спине струится пот. Почему я вообще задумываюсь о сотрудничестве с тем, кому не доверяю? Потому что, несмотря ни на что, должна защитить маму.

Я возвращаюсь к нашему дому и вижу автомобиль Жака, припаркованный в конце улицы. Великолепно. Теперь остаток дня придется наблюдать, как он заискивает перед мамой. Но в этот момент импресарио выходит из здания, спешит к машине и, заскочив внутрь, уезжает, даже меня не заметив.

Стук сердца глухо отдается в ушах, в крови бурлит паника, глаза застят слезы. Я мчусь к дому. Что-то не так. Если он ее обидел…

Я взлетаю по лестнице, распахиваю незапертую дверь и врываюсь в квартиру. Все тихо и спокойно.

– Мама! – зову я, перебегая от комнаты к комнате.

Мама сидит в постели:

– Что? Что такое?

Я останавливаюсь и делаю глубокий дрожащий вдох:

– Ничего. Я думала, с тобой что-то случилось.

Она хмурится, острым взглядом окидывая мой взъерошенный вид:

– Я просто прилегла отдохнуть.

Я закусываю губу. Хочется плакать от облегчения, но тогда мама захочет узнать, что меня так расстроило.

– Вы с Жаком поссорились?

Она укладывается на взбитые подушки и укрывается одеялом:

– Конечно, нет. Я его весь день не видела.

Я застываю. Пульс снова ускоряется. Тогда что он тут делал? Почему с таким диким видом несся к своему автомобилю?

Мама слегка улыбается и закрывает глаза. Я все еще не готова оставить ее одну, так что, кутаясь в плед, сворачиваюсь калачиком в вольтеровском кресле напротив кровати и слушаю, как мамино дыхание постепенно становится тихим и ровным.

Она выглядит моложе, когда спит, – уязвимой и более открытой. Интересно, что сделало ее такой, какой она была до моего рождения? Она редко говорит о своей семье, но несколько обмолвок позволяют предположить, что детство ее прошло в нищете и лишениях. А в четырнадцать лет мама сбежала и никогда не оглядывалась назад. Наблюдая за ней спящей, я всегда чувствую себя защитницей, хотя на самом деле Маргарита Эстелла Ван Хаусен вполне способна сама за себя постоять. Конечно, когда твое существование зависит от одного человека, его выживание крайне важно. Мама всегда была всем, что у меня есть. А теперь?

Теперь я не знаю.

Не желая больше оставаться наедине со своими мыслями, я ухожу, осторожно заперев за собой дверь, и направляюсь на прогулку в Центральный парк. Поднявшийся ветер расшвыривает сухие листья на моем пути.

Моя неприязнь к доктору Беннету может соперничать только с моей потребностью в его знаниях. Пойти ли к нему? Не знаю. Стало бы проще, будь Коул со мной откровенен. Возможно, я не доверяю ему на все сто, но он определенно нравится мне больше, чем доктор Беннет. Я улыбаюсь, вспомнив букет, который Коул принес вчера.