Сабрина заглянула и в кабинет отца. Она посидела за его столом, повертелась на его стуле и удивилась, что отец ничего не забрал отсюда перед уходом. На стенах висели красивые гравюры, сам письменный стол украшал интересный орнамент, и, кроме того, имелось множество прекрасных хрустальных ваз, китайского фарфора, серебра. Получалось, что ее отец просто запер дом, уехал в Напу и никогда сюда больше не возвращался. Он часто говорил Сабрине, что когда-нибудь все это будет принадлежать ей, но она и представить себе не могла, что дом будет выглядеть так, словно владельцы поспешили покинуть его и умерли прежде, чем смогли вернуться за своими вещами. На ночном столике ее матери так и осталось лежать несколько книг, а в ящике комода – кипа кружевных платков. Отец ничего не тронул перед отъездом. Сабрине очень хотелось распахнуть настежь ставни и впустить в дом лучи солнца, но она так и не посмела этого сделать. У нее возникло чувство, словно она вторглась в чужой мир и в чужую боль, и теперь она прекрасно понимала, почему ее отец не хочет жить здесь. Возвращение сюда походило бы на посещение могилы жены. Он слишком долго тут не был, чтобы снова вернуться. Он бы увидел одежду жены, ощутил ее незримое присутствие, вдохнул ароматы духов, и все это напомнило бы ему те муки и радости, которые он надеялся навсегда оставить в этом доме после смерти жены. Сабрина поняла это настолько отчетливо, что даже заплакала от жалости к отцу, стоя на пороге его комнаты. Затем она печально спустилась вниз, следуя уже знакомой дорогой. Дом заставил ее почувствовать такую огромную нежность к отцу, которую она никогда не испытывала прежде, и обновил ее представления об изяществе и красоте матери. Как и в Напе, в этом доме не было ее портретов, но зато имелось нечто большее – здесь был сам дух этой женщины. Когда Сабрина снова оказалась под украшенным витражами куполом, она отчетливо осознала, что и ее мать когда-то стояла на том же самом месте и, возможно, даже смотрела в том же направлении. Она касалась тех же дверных ручек, выглядывала в те же окна, и – волнующая мысль об этом была похожа на волшебное путешествие во времени – их руки словно соприкасались. Дом был наполнен доброжелательными, но могущественными призраками, а потому Сабрина ощутила некоторое облегчение, когда снова выбралась наружу, закрыв за собой расколотую ставню. Она посетила место, которое ей не следовало посещать, и тем не менее была рада этому.

Сабрина медленно двинулась назад, раздвигая огромные кусты и размышляя о том, что она видела. Дважды она оборачивалась, чтобы снова взглянуть на дом. Это был великолепный дом, и она любила его именно за то великолепие, которым он обладал прежде, когда все кустарники были красиво подстрижены, а коляска ее матери медленно катила по аллее. Сабрину возбуждала сама мысль о том, что теперь и она, побывав в этом доме, отчасти прикоснулась к его прошлой жизни и прошлому великолепию. Однажды он будет принадлежать ей, хотя ничего уже не повторится... Исчезли и красивая девушка из Атланты, и тот мужчина, что любил ее больше всего на свете. Прошлого не вернуть. Эта мысль опечалила Сабрину, пока она вновь перелезала через ворота. Уже на улице она сообразила, как ужасно выглядит. Ее юбка была разорвана, волосы растрепались, руки оказались грязными, на одной из них была длинная кровоточащая царапина – то ли от расколотой ставни, то ли из-за колючего кустарника. Но, поспешно возвращаясь в отель «Палас», она ни о чем не жалела. Идти было не слишком далеко, и после долгого пребывания в затхлой атмосфере запертого дома она с удовольствием вдыхала свежий воздух. Она чувствовала себя так, словно узнала слишком много, но это ее отнюдь не печалило. Быстро проскользнув в отель, она взбежала по лестнице, надеясь, что успеет принять ванну, прежде чем вернется отец.

Она пропустила ленч и была настолько голодна, что отец повез ее к Дельмонико, где они оба заказали себе по отбивной. Он заметил ее аппетит, как заметил и то, что она была какой-то странно задумчивой.

– Что-нибудь случилось?

– Нет. – И Сабрина рассеянно улыбнулась.

Если бы в этот момент она посмотрела в глаза отца, то непременно бы расплакалась. Ее переполняла грусть, навеянная пустым домом и вещами матери, к которым так и не прикоснулся ее отец.

Как же он должен был любить ее мать! Она так и видела перед собой душевно сломленного человека, который поспешно бежал в Напу с ребенком на руках, не в силах вынести утрату такой молодой и такой любимой жены.

– Что тебя беспокоит, Сабрина?

Он слишком хорошо знал свою дочь, однако она лишь покачала головой и заставила себя улыбнуться, постаравшись избавиться от печальных мыслей. Тем не менее весь этот вечер она была явно не в себе. Прежде чем отправиться спать, Сабрина осторожно постучала к отцу и, получив разрешение, вошла.

– Спокойной ночи, детка. – Он поцеловал ее в щеку, успев заметить грустные глаза дочери.

Ее невысказанная печаль беспокоила Иеремию весь вечер. Он предложил дочери сесть, и она радостно согласилась.

Сабрина пришла сюда именно для того, чтобы сделать признание. Она никогда не лгала отцу раньше, не будет лгать и сейчас. Ей хотелось облегчить свою совесть.

– Так что случилось, Сабрина?

– Я должна тебе кое-что рассказать, папа. – В ночной рубашке и халате, из-под которого выглядывали ее розовые ножки, Сабрина выглядела совсем маленькой. – Я сегодня кое-что сделала.

Она не сказала «кое-что скверное», поскольку не считала это скверным, хотя и представляла себе, как будет расстроен отец. Но она знала и то, что просто обязана ему обо всем рассказать. Может быть, он так никогда бы ничего и не узнал, но они слишком долго доверяли друг другу, чтобы теперь начинать лгать. В этом отношении она совсем не походила на свою мать.

– Ну, так что же ты сделала, детка? – мягко произнес он, глядя ей в глаза.

Чем бы ни была расстроена дочь, он заранее испытывал беспокойство.

– Я ходила... Я ходила в дом Терстонов, – выдохнула она, почти жалея о том, что пришла сказать ему об этом.

Впрочем, это было произнесено настолько тихо и робко, что отец представил себе дочь, стоявшую рядом с домом перед запертыми воротами. Он мягко улыбнулся, коснувшись ее шелковистых волос, аккуратно уложенных в косы.

– В этом нет греха, ягненок. Когда-то это был красивый дом. – Он сел рядом с дочерью, вспомнив тот особняк, который построил много лет назад. – Даже не просто дом, а дворец.

– Он таким и остался.

Отец печально улыбнулся:

– Боюсь, что нет. Но однажды, перед тем как подарить его тебе и твоему жениху, я снова приведу его в порядок. Ну как? Там, вероятно, все увяло и поблекло. Ведь прошло уже двенадцать лет с тех пор, как в доме последний раз были люди. Наверное, внутри все покрылось десятидюймовым слоем пыли.

Она покачала головой, глядя ему прямо в глаза, и Иеремия забеспокоился.

– Ты заглядывала в дом? – спросил он и смущенно добавил: – Ворота были открыты?

Если так, ему обязательно нужно об этом знать. Он не желал, чтобы любопытство могло заставить кого-то проникнуть за ограду, не говоря уже о доме. Там слишком много ценностей. Он специально нанял сторожей, которые присматривали за домом, но, к счастью, до сих пор там все было нормально.

Сабрина глубоко вздохнула.

– Я перелезла через ворота, папа. – Произнося это, она выглядела очень удрученной.

Благодарение Богу, что его маленькая шалунья призналась в том. С самым серьезным видом он посмотрел на нее.

– Такие поступки не слишком украшают леди, детка.

– Я знаю, папа. Одна ставня была расколота... – Девочка побледнела и теперь говорила испуганным шепотом. – Я толкнула ее и влезла внутрь. Затем я осмотрелась... – Глаза Сабрины быстро наполнились слезами. – О, папа, это был такой прекрасный дом... и как же сильно ты любил маму! – Она начала всхлипывать, прикрыв лицо руками.

Отец обнял ее, явно удивленный этим рассказом.

– Но зачем? Зачем ты все это сделала, Сабрина? – Его голос был озабоченным и нежным.