– Если бы я могла, родила бы сама! – Ей исполнилось девяносто.

«Она ужасно хрупкая», – подумала Сабрина.

– Наслаждайтесь каждой минутой... Это величайший дар на свете... Дар судьбы.

И они знали, что это правда. Амелия прожила девяносто полных, чудесных, богатых, щедрых лет. Она была примером для всех в отличие от Камиллы. Сабрина вскоре рассказала об этом, но тут вошла сиделка, и им пришлось попрощаться: настал час отдыха, да и Амелия устала. Она поцеловала их на прощание, как делала всегда, и пытливо поглядела Сабрине в глаза.

– Ты пошла в отца, Сабрина. Он был хороший мужчина. А ты хорошая женщина. В тебе нет ни капли от нее.

Да, но в Джоне этой крови хватало с избытком. Глубоко в душе Сабрина сознавала это и горько переживала. Но она предпочла промолчать.

– Будьте благодарны судьбе за этого ребенка. – Амелия нежно улыбнулась им обоим. – И пусть она принесет вам великую радость. – Вдруг она рассмеялась. – Я думаю, будет девочка. – Она положила руку на живот Сабрины и снова расцеловалась с ними.

На следующий день они сели на поезд и вернулись домой. Лето Сабрина провела в Напе, а в августе они переехали в новый, только что построенный дом. В сентябре они вернулись в город: Сабрине надо было быть ближе к больнице.

Когда Джон вернулся домой, она позвонила ему. Сын чудесно провел время. Пару раз он упомянул имя Арден Блейк. Он уже приступил к новой работе; похоже, благодаря мистеру Блейку она была для него скорее развлечением. Сабрина действительно послала мистеру Блейку чек на крупную сумму, приложив к нему благодарственное письмо, но он отослал чек назад; так продолжалось несколько раз, пока наконец Блейк-старший не принял его. Он сообщил ей, что вся их семья очень любит Джона, а Джон платит им взаимностью.

– На праздники я уезжаю с ними на Палм-Бич! – торжествующе воскликнул он.

Сабрина была разочарована.

– Я думала, что ты приедешь домой. К тому времени появится малыш...

Но это его не интересовало.

– У меня не будет времени – всего две недели. Может быть, я выберусь к вам летом. Блейки снимают дом в Малибу. Я, наверное, погощу у них.

– А как же твоя работа?

– Я работаю столько же, сколько и Билл.

– Мне кажется, у него есть хорошая поддержка.

– У меня тоже. – Джон разоткровенничался, – Арден от меня без ума, а мистер Блейк считает, что я очень умный.

– Похоже, ты нашел себе хорошую синекуру. – Конечно, так оно и есть.

Но стоило ей заикнуться о неблаговидном способе, которым он раздобыл деньги на поездку в Европу, как он резко оборвал ее:

– А тебе и не надо было платить. Мистер Блейк сказал же, что оплатит все сам.

– Но я не могла позволить ему это, да и ты, Джон, тоже не должен был...

– О Боже, мать, если ты собираешься читать мне проповедь, я повешу трубку.

– Джон, тебе следует подумать об этом, и особенно о твоих отношениях с Арден Блейк. Не используй эту девушку, сынок. Она славная, но невинна как дитя.

– Ради Бога, ей уже восемнадцать лет...

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Конечно, он знал, но не желал признаваться в этом.

– Ничего страшного. Я не собираюсь никого насиловать.

– Существует масса других способов добиться своего.

Она очень беспокоилась о нем, но, судя по открыткам, которые они получали от него время от времени, он был доволен жизнью. Однако наступил октябрь, и Сабрина потеряла интерес ко всему, кроме себя. Ребенок был крупный, и ей становилось все тяжелее носить его. Она с трудом поднималась по лестнице дома Терстонов. Но назначенный срок прошел, а ничего не произошло. Ребенок не желал появляться на свет. Тогда они с Андре стали подолгу гулять.

– Должно быть, ей там нравится, – вздыхала Сабрина. – Мне кажется, она и не собирается вылезать. – Она уныло посмотрела на Андре, и тот рассмеялся.

Сабрина еле ходила и через каждые несколько метров присаживалась отдохнуть. Она чувствовала себя столетней старухой весом фунтов в триста. Но настроение у нее было хорошее.

– А что ты будешь делать, если родится мальчик? Так и будешь называть беднягу «она»?

– Бедняге придется к этому привыкнуть.

Когда прошло лишних три дня, она разбудила сладко спящего Андре в четыре часа утра и с улыбкой сказала:

– Кажется, началось, любовь моя.

– Откуда ты знаешь? – Андре никак не мог проснуться.

Ему бы хотелось перенести роды на следующий день. Или хотя бы на утро.

– Поверь мне, я знаю.

– О'кей. – Андре сел и мгновенно пробудился.

Он мигом соскочил с кровати, взял Сабрину под руку и помог ей дойти до кресла. В ее глазах стоял страх.

– Кажется, я слишком долго ждала... – слегка задыхаясь, пробормотала она. – Не хотелось тебя будить. Во-первых, я не была уверена... Ох-х... – Она схватила Андре за руку, и тот внезапно испугался.

– О Боже... Ты позвонила доктору?

– Нет... Лучше ты... Ох, Андре... О Господи... Звони...

– Что с тобой? – Он с испуганным видом повел ее к кровати и схватил трубку. – Что ему сказать?

Она застонала и упала на кровать.

– Скажи ему, ребенок уже выходит...

Пока Андре набирал номер, Сабрина стала задыхаться, потом вдруг резко вскрикнула. До сих пор ему не приходилось видеть подобного. Когда родился Антуан, он ждал в приемной больницы.

Врач отозвался, и Андре передал ему слова Сабрины. Тот быстро спросил:

– Так она чувствует, что рожает?

Андре попытался задать ей вопрос, но Сабрина не слышала: она хватала его за рукав, и лицо ее было искажено болью. Все произошло так быстро, что он не мог опомниться.

– Сабрина, послушай меня... Он хочет знать... Сабрина... Пожалуйста...

Услышав, что происходит, доктор крикнул в трубку:

– Звоните в полицию! Я буду там!

– В полицию?! – опешил Андре, но у него не осталось времени ни на раздумья, ни на звонки: Сабрина буквально корчилась на кровати и рыдала.

– О Боже... Ох, Андре... пожалуйста...

– Что мне делать?

– Помоги мне... Пожалуйста...

– Милая... – В его глазах стояли слезы.

Он никогда еще не был в таком отчаянии. Семь месяцев назад, когда он вырвал ее из лап подпольного акушера под дулом пистолета, ему было легче. Тут он ничем не мог ей помочь. Но когда Сабрина повернулась и беспомощно посмотрела на мужа, терзаясь от боли, он внезапно забыл обо всем, потянулся к ней, взял ее за руки и начал успокаивать. Теперь он знал, что ни за что не отдаст ее в больницу. Она разбудила его слишком поздно, а все произошло слишком быстро. Она сбросила с себя одежду и лежала накрытая простыней, как уже было однажды... давным-давно... Да, это казалось ей смутно знакомым. То, что казалось забывшимся, вдруг отчетливо вспомнилось, как предутренний сон. Она взглянула на Андре и впервые за этот час улыбнулась. Лицо ее было влажным, глаза потемнели... Вдруг она изо всех сил потужилась, пока Андре держал ее за плечи; когда приступ прошел, она поглядела на мужа снизу вверх и улыбнулась.

– Я говорила тебе... я хотела... чтобы ребенок... родился... в этом доме... – Выдавливая из себя эти слова, она снова тужилась, и он снова держал ее за плечи, удерживая на месте.

Андре видел то же, что и она, и не совсем понимал, что происходит. Он чувствовал только страшное напряжение ее тела и слышал крики, сопровождавшие тяжкие, древние родовые муки. Все тело Андре инстинктивно напряглось. Вдруг Сабрина приподнялась и почти села.

– Ох, Андре... О Господи... Ох нет... Андре...

Казалось, этому не будет конца; он приговаривал что-то бессмысленное, держа ее в объятиях, и слезы бежали по ее щекам. Вдруг она резко вскрикнула, потом еще раз, падая на спину, когда боль отступила, а затем снова потужилась. И вдруг он ощутил, что схватки начали учащаться. Он знал... он знал и чувствовал то же, что и она.

– Давай... давай... давай, милая... Да, ты можешь... – бормотал он.

– Не могу! – Она стонала от боли, и Андре хотелось вырвать из нее ребенка, чтобы прекратить ее муки.