За неделю до этого события замспикера Госдумы С. Бабурин в неформальной обстановке встречался с группой кадровых и отставных военных. Тогда я и спросил у него, что он думает о союзе Москвы и Минска и шансах Ельцина в связи с этим остаться в Кремле после июня 2000 года. Бабурин ответил, что российско-белорусский союз сейчас гораздо важнее продления срока президентских полномочий Б.Н.

Я давно знал, что авторитет Бабурина в армии высок. Он часто высказывал мысли, которые были полностью созвучны настроениям военных. И потому странно было слышать от него такой ответ. В Минобороны и Генштабе я слышал совсем другое: «Чем раньше уйдет Ельцин, тем лучше будет и для России, и для армии».

Пока очень трудно спрогнозировать, как будет складываться полномасштабный российско-белорусский союз. Но наверняка дело пойдет значительно живее, когда уйдет постоянно оглядывающийся на Вашингтон Ельцин, когда придет к власти менее зависимый от Запада и более решительный российский президент, и когда белорусским властям удастся эффективно противодействовать мощно проплачиваемой ЦРУ националистической колонне, действующей под руководством натовской резидентуры.

…Однажды теплым летним днем я поехал в Филатовскую больницу навестить своего сослуживца полковника Александра Лучанинова. Там и встретил своего давнего знакомого еще со времен службы на Дальнем Востоке полковника-азербайджанца Алика Хусейнова. Встреча оказалась безрадостной: полковник привез в Филатовку своего полуслепого сына. Пацан перестал видеть после того, как во время бакинских событий 1990 года был ранен осколком снаряда.

Я слушал изможденного горем полковника, а у самого было такое чувство, что есть и моя вина в трагедии.

Алик все еще надеется на московских врачей-волшебников. Все-таки после нескольких операций сын его одним глазом стал различать свет и контуры предметов.

Когда оторвались от этой темы и заговорили о житье-бытье, Хусейнов тяжело вздохнул и сказал грустно:

— У вас плохо — у нас еще хуже. Перегрызлись все, воруют, убивают, поливают друг друга помоями. Что в Баку, что в Москве — один черт. А какая страна была…

Уже вскоре после образования СНГ и подписания в Ташкенте 15 мая 1992 года Договора о коллективной безопасности Запад начал вести с Москвой явную и скрытую борьбу за усиление своего влияния в Азербайджане. Стратегическая линия политических, экономических и военных «сражений», как и следовало ожидать, почти всегда пролегала через нефтяную сферу.

После августовских событий 1991 года российские власти долго пребывали в эйфории победы. И пока в Кремле и правительстве делили портфели, дипломатическая и иная проработка проблем укрепления наших военно-стратегических интересов не только в Азербайджане, но и в других республиках СНГ, была почти полностью заброшена. «Пустоту» стали мгновенно заполнять США, Турция и другие страны. Они к своей выгоде использовали пассивность Москвы, отталкивая ее от Баку.

Потерю российских военно-стратегических позиций в Азербайджане можно считать одним из самых крупных провалов России в ближнем зарубежье — такой вывод еще в 1993 году был сделан в одном из аналитических документов Центра военно-стратегических исследований российского Генерального штаба.

Некоторое оживление наступило сразу после того, как после Козырева МИД возглавил Примаков. И Кремль будто проснулся. Создавалось впечатление, что там наконец-то осознали, что значит проиграть спор за азербайджанскую нефть. Главная цель — нефтепровод, который, по московским расчетам, должен был пройти через Чечню в Новороссийск.

18 января 1996 года подписывается соглашение между Москвой и Баку о транспортировке ранней нефти с азербайджанских нефтяных месторождений Азери, Чираг и Гюнешли по российскому нефтепроводу к терминалам на Черном море (предполагалось, что объемы транзита ранней нефти будут ежегодно возрастать и к 2002 году составят 5 млн тонн. Тариф за экспорт сырья с азербайджанских месторождений составит почти 16 долларов за тонну. — В.Б.). Вашингтон быстро сообразил, какие экономические, политические и военные дивиденды это сулит России, и тут же сделал ответный ход.

2 февраля 1996 года бакинский источник, работающий на Москву, информировал российские власти: от людей, близких к посольству Азербайджана в США, стало известно, что Клинтон подписал документ, выработанный совместной комиссией американского сената и Конгресса. Вопреки тогда еще не снятому эмбарго на американскую помощь Азербайджану (907-я поправка к решению Конгресса США 1994 года), президент США наделен правом помогать Азербайджану, если помощь, предоставляемую Баку неправительственными организациями, он сочтет недостаточной.

Группа сенаторов и конгрессменов настаивала на отмене эмбарго против Баку и предлагала альтернативный вариант — значительное увеличение помощи азербайджанским беженцам в связи с их бедственным положением.

Тот же наш источник утверждал: в МИД Азербайджана считают, что расширение помощи со стороны США стало результатом встречи американского и азербайджанского президентов в Нью-Йорке на юбилейных торжествах ООН.

Американцам было гораздо легче находить общий язык с Баку — у них были деньги. Деньги дополнялись чисто американским дипломатическим нахальным напором и экономическим расчетом. У России денег не было. Но не было и напора. Зато было много возможностей для закрепления на «азербайджанском плацдарме» с помощью военно-дипломатических мер. Как говорил когда-то наш бывший начальник Генштаба Сергей Федорович Ахромеев, «иногда один подаренный танк заменяет тысячу дипломатов…»

Но Россия слишком медленно развивала военную интеграцию с Баку и зачастую очень невнятно формулировала приоритеты. К тому же у Москвы накопилось немало нерешенных проблем, связанных, в частности, с условиями размещения военных объектов в Азербайджане. По этой причине «висела в воздухе» станция наблюдения «Габала» — наши электронные глаза и уши на Юге: не были утрясены вопросы оплаты за использование Россией недвижимого имущества и земельного участка, за социальное обеспечение российского персонала объекта.

По этой причине азербайджанская сторона в одностороннем порядке неоднократно прерывала переговоры. Время уходило, проблем становилось все больше. Побывавшая в начале 1996 года в Баку российская военная делегация возвратилась домой с пустыми руками. Это и дало повод одному из членов делегации откровенно признать в прессе, что «в данный момент Азербайджан мы проигрываем».

Азербайджанские военные открытым текстом говорили нашим, что крайне недовольны и пассивностью Москвы в урегулировании карабахской проблемы, и особенно тем, что российское правительство и Генштаб тайком накачивают Армению своим оружием.

К тому же у азербайджанцев еще не зарубцевались раны памяти о кровавых событиях января 1990 года, когда в Баку были введены советские части и погибло много людей.

Американцы, казалось, не упускали ни единого шанса там, где предоставлялась возможность сблизиться с Азербайджаном еще хоть на миллиметр. В конце января 1996 года по нашим спецканалам из Баку поступила конфиденциальная информация о том, что в республике с частным визитом побывал Джон Мареска (он представлял США на переговорах по Нагорному Карабаху, где «провалился» и был освобожден от должности. В тот момент — директор Института исследований открытых средств массовой информации в Праге (OMR).

Мареска был принят Г. Алиевым и имел с ним продолжительную беседу. Алиев заявил, в частности, что «логика урегулирования затяжного конфликта (карабахского. — В.Б.) первоначально грешила серьезными изъянами: природа и характер сепаратизма в регионе рассматривались в отрыве от вопросов территориальной целостности и незыблемости границ Азербайджана».

Мареска в ходе встречи с Алиевым и серии лекций, с которыми он выступил в Институте политологии и социального управления Азербайджана, заявил: «Россия считает, что закавказский регион относится к сфере интересов Москвы. США не приемлют этого». Он же открыто признал, что «США заинтересованы в энергоресурсах региона».